Почему в Эстонии русских "больше любят"? Чему Латвии можно поучиться у нас
Эстонскую политику этнической интеграции в Латвии нередко упоминают как образец для подражания. Эстонские неграждане уже 25 лет имеют права голоса на муниципальных выборах, эстонское правительство, в отличие от латвийского, сумело изыскать возможности для создания нового русского телеканала, а на днях из соседней страны пришла новость о том, что для удобства русскоязычных покупателей на русский язык в Эстонии переведут все инфовкладыши к лекарствам.
Латвийский Delfi отправился в Таллинн и попробовал выяснить, действительно ли в Эстонии русских любят больше, и как местное русскоязычное население реагирует на подобное проявление нежности со стороны властей.
Пожалуй, больше всего известию о переводе аннотаций к лекарствам обрадовались аптекари Ласнамяэ — крупнейшего русскоязычного района Таллинна. "Покупатели часто просят перевести инструкцию, как принимать медикамент. Это нетрудно, но занимает время, поэтому возникают очереди, особенно, в период осенне-зимних эпидемий ОРЗ", — поделилась с Delfi фармацевт Марина.
Новую систему начнут внедрять уже в следующем году. Аннотации ко всем лекарственным препаратам переведут на русский и английский языки. Тексты не будут вкладывать в упаковку, а поместят в специальный электронный регистр. По желанию клиента фармацевты смогут распечатать инфолисток на нужном языке и приложить к покупке. Реализация всего проекта займет четыре года и обойдется государству в 400 000 евро. На уровне правительства инициативу лоббирует министр здоровья и труда Евгений Осиновский, представляющий Социал-демократическую партию.
"Вопрос о переводе лекарственных инструкций обсуждается больше 20 лет. На необходимость этого шага регулярно указывали местные и зарубежные правозащитники. Очевидно, сейчас по указке сверху правительству нужно продемонстрировать в отношении русских некий жест доброй воли, поэтому соцдемам разрешили это сделать", — заметил в интервью Delfi директор Центра информации по правам человека Алексей Семенов.
Нужно отметить, что это далеко не первый символический шаг, сделанный эстонскими властями в сторону нацменьшинств. В списке интеграционных деяний последних трех лет: новый русскоязычный государственный телеканал, запуск пятилетней программы бесплатного обучения эстонскому языку, оплаченные государством курсы для подготовки к экзаменам по натурализации, упрощение экзамена на гражданство для лиц старше 65 лет, упрощение процесса регистрации гражданства для детей неграждан и т.д. Обращает внимание и то, что, в отличие от Латвии, в Эстонии большой объем официальных исследований и программных документов о политике интеграции доступен на русском языке (сайты большинства министерств и парламента также имеют русские версии).
И, тем не менее, по объективным и субъективным признакам кажется, что преломить тренд этнической сегрегации пока не удается. Рейтинг просмотра русского телеканала ETV+ за полгода работы не смог вырасти выше 1%, при том, что из госбюджета в проект только в этом году будет вложено 4,39 млн. евро.
"Чтобы заполучить свою аудиторию, телеканалу нужно время. А редакция ETV+ пока еще не смогла найти собственную идентичность. Они мечутся из крайности в крайность — по одним вопросам занимают ярко выраженную "русскую позицию", по другим — пытаются отразить мнение, популярное среди эстонской части общества", — пояснила в интервью Delfi директор Нарвского колледжа Тартуского университета и председатель совета Фонда интеграции и миграции "Наши люди" Кристина Каллас.
Без особых успехов остаются и попытки расшевелить процесс натурализации. На начало 2016 года в Эстонии проживало 82 тыс. неграждан, что составляет 6 % населения страны. В 2015 году гражданство Эстонской Республики в порядке натурализации получили 892 человека, но при этом 332 человека от эстонского гражданства отказались — большинство (258) ради получения российского подданства.
Немаловажно и то, что среди неграждан остается много молодежи. Каждый пятый представитель другой национальности, который родился в Эстонии или чьи родители родились в Эстонии (т.н. третье поколение), не имеет до сих пор эстонского гражданства, сообщает Мониторинг интеграции эстонского общества за 2015 год (в дальнейшем — Мониторинг-2015).
По мнению экспертов, причины низкого КПД интеграционной политики нужно искать в недавней истории страны. По сути, речь идет о двух событиях. Первое — принятие в 1993 году Закона об иностранцах, который в своей изначальной редакции предусматривал, что для получения постоянного вида на жительство людям, приехавшим в Эстонию в советские годы, нужно было бы просить официальное разрешение у властей. Впоследствии под давлением международных организаций и угрозы возникновения сепаратистских движений на северо-востоке страны формулировки закона смягчили, но обида у русскоязычного населения осталась. Тем более, что многие из нынешних неграждан, как и в Латвии, поддерживали решение о восстановление независимости (считается, что на референдуме 1991 года как минимум 40% русскоязычных жителей Эстонии голосовали "за").
Второе поворотное событие — перенос памятника воину-освободителю (в среду Delfi опубликует интервью "Бронзовый солдат" избавил Эстонию от многих иллюзий"). Демонтаж монумента и снос мемориальной стены в ночь с 26 на 27 апреля 2007 года повлекли за собой массовые волнения в Таллине и других городах Эстонии. И хотя мотивы этого решения лежали исключительно в плоскости внутренних коалиционных интриг тогдашнего правительства Андруса Ансипа, русскоязычная община Эстонии отреагировала на случившееся крайне болезненно.
"В "Бронзовую ночь" эстонское государство оттолкнуло от себя молодое поколение неэстонцев — тех, кто уже не помнил Советский Союз и воспринимал Эстонию как демократическую европейскую страну", — говорит Алексей Семенов. Зафиксированные статистикой резкий спад показателей натурализации и стремительный рост популярности российского гражданства подтверждают эту гипотезу.
Еще одно последствие "Бронзовой ночи" — резкое торможение государственных инициатив. "Для эстонских политиков инцидент с "Бронзовым солдатом" стал сигналом для прекращения громких попыток продвижения политики интеграции. Это стало слишком чувствительным. Тогда был упразднен пост министра по делам народонаселения, а вопросы интеграционной политики разделены между разными министерствами. Чтобы снова обрести уровень высокого значения, требуется время", — пояснил Delfi профессор политологии Тартуского университета Велло Петтай.
Предпосылок для этнического раскола в эстонском обществе изначально было больше, чем в Латвии. До войны в Эстонии проживало очень мало русских. Если в Латвии в 1991 году гражданство по линии предков получили 25% русскоязычных, то в Эстонии таких было только 8%. То есть практически все русскоязычные в Эстонию приехали в советские годы, и это сказывалось на построении межэтнических отношений. По данным переписи, в советские годы в Латвии латышским языком владели 23% русскоязычных, в Эстонии по-эстонски говорили только 15% русских.
"Изначально более высокий уровень фактической сегрегации делал угрозу сепаратизма в Эстонии реальной — в отличие от Латвии, и гораздо более серьезное и конструктивное отношение политической элиты Эстонии к проблемам интеграции определялось именно этим фактором — там интеграция действительно была связана с безопасностью. Наиболее ярко это проявилось именно в июльском кризисе 1993 года, но не только", — отметил в интервью Delfi член латвийской делегации в ПАСЕ, правозащитник Борис Цилевич.
В отличие от Латвии, где русскоязычное население распределено по стране и столице относительно равномерно, в Эстонии нацменьшинства традиционно проживают очень концентрированно. По стране — это северо-восток (в Нарве русскоязычные составляют 98% всего населения), в Таллинне — районы Ласнамяэ, Пыхья, Хааберсти. По данным переписи от 2013 года, в Ласнамяэ на 30% эстонцев приходится 70% русскоговорящих. На практике, как убедился Delfi, услышать в крупнейшем районе столицы эстонскую речь достаточно сложно. Даже стандартную записку "Ушла на обед" продавщицы в местных киосках оставляют на языке Пушкина.
Последствия многолетней территориальной сегрегации — отсутствие языковой среды для изучения эстонского (по данным Мониторинга-2015, активно эстонским языком сейчас владеют только 37% русскоговорящих жителей, пассивно — 48% и не владеют совсем — 15%) и минимальные возможности для социальных контактов.
Доля межэтнических браков в Эстонии составляет 11%. Для сравнения: в Латвии — 25%. "Смешанные браки не приветствуются в эстонской среде. Я знаю по своей семье. Моей эстонской бабушке было очень сложно смириться с тем, что ее невестка — русская", — рассказала Кристина Каллас.
Территориальная обособленность нацменьшинств затрудняет и проведение реформ в сфере образования. Как и в Латвии, эстонское законодательство предусматривает, что 60% предметов в гимназиях (10-12 классы) должны преподаваться на государственном языке. На практике выполнить это требование довольно проблематично в силу недостаточных знаний языка у педагогов русских школ и наличия административно-законодательного буфера в виде местных властей, нежелающих вступать в противостояние со своим непосредственным электоратом.
Пытаясь преломить тенденцию, правительство рассматривает возможность перенять у самоуправлений контроль над организацией среднего образования. Первые прецеденты уже есть. В прошлом году в городе Йыхвы, где традиционно преобладает русскоязычное население, была открыта государственная гимназия, в которой обучение организовано одновременно в двух языковых потоках. "Русские родители охотно отдают детей в эту гимназию. Все понимают, что для жизни в Эстонии язык нужно знать. И люди хотят его учить. Мы видим очень высокий спрос на бесплатные языковые курсы. На 500 мест было получено 5000 заявок!" — говорит Кристина Каллас.
Говоря об отношениях эстонского государства и нацменьшинств, нельзя не упомянуть еще одного важного участника — Полицию Безопасности (КаПо). Начиная с 2004 года, эстонские спецслужбы ежегодно публикуют списки неблагонадежных граждан и организаций. Обычно в них попадают журналисты, политики, правозащитники, общественные деятели, имеющие по профессиональной линии контакты с Россией. Юридических последствий это не имеет — на фигурантов "черных списков" не заводят уголовные дела и не выдворяют из страны, но на практике неудобства неизбежно возникают. Возглавляемый Алексеем Семеновым Центр информации по правам человека присутствует во всех двенадцати отчетах КаПо, из-за чего правозащитники потеряли возможность привлекать для своих исследовательских работ европейское финансирование.
Оспорить необоснованность попадания в ежегодник КаПо очень сложно. История знает только один случай — в апреле 2014-го евродепутат от Центристской партии Яна Тоом выиграла судебную тяжбу с КаПо, и упоминание ее имени в докладе "силовиков" было признано судом неправомерным.
К чему приведет полная парадоксов интеграционная политика Эстонии? Ответ на этот вопрос зависит, как минимум, от трех факторов.
Первый — геополитический. В эстонском обществе, особенно, в ее русскоязычной части, сильно убеждение, что курс государственной политики в отношении нацменьшинств определяется сигналами извне. Их содержание в ближайшее время будет зависеть от исхода президентских выборов в США, способности Европы урегулировать миграционный кризис и успешности попыток восстановить диалог между Западом и Россией.
Второй аспект — экономический. Эстония, как и другие страны Евросоюза, сейчас переживает спад темпов экономического роста. Особенно тревожная ситуация возникла именно на северо-востоке страны, где проживает большой процент русскоязычных. Этот регион традиционно кормился за счет сланцевой химии, но в условиях падения цен на нефть эта отрасль становится нерентабельной, и местные предприятия проводят массовые сокращения.
Судя по публикациям в СМИ, правящие Эстонии демонстрируют всяческую обеспокоенность происходящим. Министр юстиции Урмас Рейнсалу на днях заявил, что государство должно перевести 1000 рабочих мест в Ида-Вирумаа, потому что интеграция данного региона — это "прежде всего вопрос внутренней безопасности". Правительство Эстонии уже провело в Нарве специальное выездное заседание. Обещано, что в течение ближайших трех лет на северо-востоке и юго-востоке Эстонии будут построены новые дома на 6000 квартир. Можно предположить, что если материальных стимулов для поддержания спокойствия в регионе окажется недостаточно, то в ход пойдут и бонусы из пакета гражданско-языковых тематики. По данным Мониторинга-2015, в Ида-Вирумаа сейчас проживает самый большой в стране сегмент людей "со слабой государственной идентичностью".
Третий фактор — внутриполитический. Самой популярной партией среди русскоязычного электората является Центристская партия: она управляет мэрией Таллина и самоуправлениями на северо-востоке страны, но долгое время находится в глухой оппозиции в парламенте. При этом сама партия имеет внутри разные идеологические течения, а после ухудшения здоровья председателя партии, мэра Таллина Эдгара Сависаара и начала в отношении него уголовного преследования все громче звучат дискуссии о том, кто может стать новым лидером. Если русскоязычный электорат в итоге потеряет доверие к "центристам", важно, кто подберет их сердца и голоса. Теоретически это могут сделать как представленные в коалиции умеренные эстонские партии (соцдемы и "реформисты"), так и некие маргинальные силы. Каждый из сценариев спровоцирует свой поворот в общественных настроениях.
Понятно, что нынешнюю ситуацию можно и законсервировать. Но в этом случае придется считаться с продолжением оттока из страны русскоязычной образованной молодежи. Причина — отсутствие возможностей для самореализации. Уровень безработицы среди русскоязычной молодежи в полтора раза выше, чем среди эстонской. И даже наличие высшего образования не гарантирует шансов на карьерный рост.
Авторы Мониторинга-2015 указывают, что на рынке труда Эстонии наблюдается четкое языково-этническое разделение, которое за последние годы только возросло. "Самые большие межнациональные различия наблюдаются именно среди лиц с высшим образованием. Основной причиной различия доходов между эстонцами и лицами других национальностей с высшим образованием является ограниченный доступ к высокооплачиваемым должностям", — говорится в обзоре.
В эстонском парламенте депутаты с неэстонскими фамилиями представлены не только в рядах Центристской партии (и здесь усматривается яркое отличие от латвийской политической системы). Однако в правительстве есть только два министра с ярко выраженными неэстонскими корнями — глава МИДа Марина Кальюранд (девичья фамилия — Раевская) и уже упомянутый министр здравоохранения и труда Евгений Осиновский. Для тридцатилетнего политика это второй по счету министерский портфель (в прошлом Кабмине он возглавлял Министерство образования). В конце прошлого года Осиновский был избран на пост председателя Социал-демократической партии. Но данный случай карьерного взлета нельзя рассматривать как типичный. Хотя бы потому, что отец министра — Олег Осиновский — является одним из богатейших бизнесменов Эстонии.
