Ветеран Эстонского стрелкового корпуса: я знаю, что такое блокада Ленинграда, голод и холод
В рамках проекта "70-летие окончания войны", которую Delfi и Eesti Päevaleht проводят совместно, газета опубликовала интервью с ветераном Эстонского стрелкового корпуса Валентином Виллемсоо. Он добровольно вступил в Красную армию, прошел всю войну, пережил Таллиннский переход, узнал, что такое блокада Ленинграда и при этом выжил. Считает, что ему повезло.
Что вы помните о том дне, когда закончилась война?
Помню очень плохо. Меня не было на фронте. Меня послали в военную школу — меня направил генерал Лембит Пярн лично. Но курс ускорили, поскольку в Курляндии, где были блокированы немецкие войска, требовались офицеры. Туда брали только тех людей, у которых имелось среднее образование.
8 мая я был в Москве. Последние салюты видели — Москва уже жила обычной жизнью, больших разрушений не было, перемещались по городу на метро. Следующим утром поехали на фронт и в Ржеве узнали, что война закончилась.
Все мы, сотня мальчишек, остались в живых! Если бы мы участвовали в последних боях в Курляндии, кто бы из нас остался? Нам повезло.
Ржев был в руинах. Вокзала там не было, вместо него стоял один вагон. Но людей было полным-полно: бабушки и дедушки — исключительно пожилые люди. Молодежи не было, вся молодежь была в армии, даже девчонки. Бабки с дедками подходили, хватали солдат и расспрашивали: "Ты моего Кольку видел?" Потом второй: "Там, где вы были, на фронте мой Вовка".
Четыре года страданий, голода и голода. Были хорошо одетые люди, но в большинстве случаев картина была печальной: кто-то в потертой гимнастерке, на женщинах — чехлы для одежды, дырку проделал и надел. Бытовых товаров в продаже не было. Некоторые сокрушались, мол, что мы теперь будем делать. А что тут поделаешь — будешь жить.
Оттуда мы поехали в латвийский Даугавпилс. Из Курляндии отпустили домой в июле 1945.
Что вы все это время делали, война ведь закончилась?
Ничего мы не делали. Приводили себя в порядок и потом пошли в Эстонию пешком. Были разговоры о том, что нам не дали поезда, почему идем пешком. Но мы хотели идти пешком.
В итоге из корпуса вернулось 20 000 мужчин, кто-то из историков может поспорить. В Таллинне осталось четыре-пять тысяч.
В 1941 году вы вступили в вооруженные силы Советского Союза добровольно?
Да. Я боялся, что меня расстреляют, как только придут немцы.
Почему они должны были это сделать?
Потому что я был старшим пионер-вожатым. Для этого следовало быть комсомольцем. Я должен был организовывать работу пионеров в школе. Зарплата была 250 рублей — это была большая зарплата. Но для учебы нужны были деньги.
На педагогическом семинаре нам сказали, чтобы мы использовали летние каникулы для педагогической практики. Я не успел ничего сделать, сразу началась война.
Сколько раз ваша жизнь подвергалась угрозе?
Три-четыре раза. Впервые в море в 1941 году. Немцы блокировали Таллинн. 27 августа я погрузился на корабль, а вечером 29 августа его потопили. 16 часов мы провели посреди Финского залива, держась за кусок древесины. Потом я попал в Кронштадт и далее в Ленинград.
Я узнал, что такое блокада Ленинграда. Знаю, что такое 300 граммов хлеба в день и мука, разбавленная теплой водой. Пережил, но так похудел, что сидеть нормально не мог.
А как кормили во время боев?
Как правило, на фронте и в военной школе еды хватало. Кормили два раза в день — преимущественно одним и тем же: гречневой или пшенной кашей. Иногда получалось и так, что во время боев продовольствие не могли подвести.
Однажды под Великими Луками захватили немецкие запасы — еды было очень много. Особенно мне понравились норвежские рыбные консервы и голландские консервированные фрукты.
За время войны вас не посещало чувство, что Германия может победить?
Я такого не ощущал и не замечал такого за русскими. Я был в блокадном Ленинграде. Таких разговоров, что Германия победит, а Россия проиграет, не слышал ни разу. Так хорошо работали политруки. Вне зависимости от того, что происходило вокруг, их болтовня раздавалась всегда. У эстонских парней было и так и эдак.
У вас в стрелковом корпусе по-настоящему ненавидели своего врага?
Конечно ненавидел. Эта ненависть появилась еще до войны. Наше патриотическое воспитание времен Пятса было в большей степени антинемецким, чем антирусским. Оно было направлено скорее против большевизма, чем против русских.
Какие отношения у вас были с тем, кто воевал за немцев?
Очень хорошие, ничего страшного. И еще одна вещь: я остался служить в советской армии и в моем взводе половина людей до этого служила в немецкой армии.
Я так понимаю, что ваш брат воевал в немецкой армии?
Да. Пошел добровольцем. Брат был механиком, разбирался в электротехнике. Сформировали подразделение для того, чтобы проложить связь между оборонительными сооружениями, построенными на побережье Атлантики. Когда в Эстонии обстановка ухудшилась, их перебросили под Нарву. А уже в декабре 1944 года призвали в советскую армию и отправили в Курляндию воевать с немцами. О немецком прошлом знали. Мой дядя, который был на четыре года старше меня, воевал в Финляндии. Позднее он умер в Швеции.
Как впечатление у вас сложилось о фильме Нюганена и Куннаса ”1944”?
Только положительное. На 99% соответствует действительности. Единственная вещь, с которой я бы поспорил, так это последние две минуты фильма, когда человек в мундире НКВД пришел командовать и приказал расстрелять несовершеннолетних. Я не помню, чтобы такое происходило.
И людей в мундирах НКВД на фронте не было. Был Смерш — контрразведка, одетая в обычную военную форму. Я не знаю ни об одном случае, чтобы командир расстрелял своего подчиненного за невыполнение приказа.
Сколько ветеранов стрелкового корпуса еще осталось в живых и сколько ходит на собрания?
Погоди-погоди, у меня все здесь (берет папку). У меня все зачеркнуто с 1 января 2014 года до сегодняшнего дня. Из девяноста членов. Раз, два, три… 22, 23… За полтора года из 90 человек нас стало меньше на 29. Собираются 16-20 человек. Кто не видит, кто не слышит, кто не ходит. Мы еще шутим, гляди, еще узнаем друг друга.
Средний возраст — 91-92 года, мне самому 92. Мы собираемся в первую среду каждого месяца в доме пенсионеров на Палдиском шоссе. 8 мая ходим в Центр русской культуры, там дают концерт, из Ленинграда приезжает коллектив. 9 мая ходим на кладбище, а празднуем все вместе 13 мая, для этого собираем с каждого 15 евро. Из алкоголя пьем только беленькую, пиво не пьем. По медицинским причинам.
Иван Орав тоже сказал, что пиво — яд для старого человека.
Именно!
Война оставляет след?
Оставляет. На душе и здоровье.