”Никонов? Что-то знакомое… А что он сделал?” — довелось недавно услышать такой вопрос от человека в возрасте за 60. Что же говорить о более молодых? Отчасти это неизбежно: даже самые беспримерные подвиги человеческого духа, скрываемые толщей времени, меркнут и вообще забываются. Но и смириться с этим невозможно.

Выбор Женьки


Уроженец деревни Васильевка Куйбышевской (Самарской) области, что около райцентра Ставрополя (ныне город Тольятти), Женя Никонов в полтора года остался сиротой: родители стали жертвами лютовавшего тогда в Поволжье голода. Воспитывался со старшими сестрой и братом у тети. В 1932 году они переехали в Горький (Нижний Новгород).

Женя был смышленым мальчиком, учился хорошо. В Тольяттинском лицее № 19 сохранились воспоминания его бывших школьных товарищей о Никонове-школьнике. Из них следует, что Женя, в отличие от большинства сверстников, много читал, интересовался историей. Организовал драмкружок и устраивал постановки для жильцов барака, где жила их семья. При этом был отличным спортсменом, только он мог легко выжимать двухпудовую гирю. Прекрасно плавал. Кто-то написал в воспоминаниях, как, попав в водоворот на Волге, стал тонуть, а спас его Женька…

Ввиду материальных трудностей Женя Никонов после 7-го класса (в то время основное образование) поступил учеником токаря на Горьковский автозавод, а затем сам стал токарем.

Когда юноша достиг призывного возраста, был объявлен комсомольский набор в Военно-морской флот. Он написал заявление в райком комсомола с просьбой направить в ВМФ. Просьбу удовлетворили.

Вскоре молодой матрос написал письмо сестре Аннушке, как он ее называл, и брату Виктору: ”Посмотрели бы вы на меня в форме краснофлотца, рады были бы и довольны: Женька ваш правильный выбор сделал…”

В августе 1940 года Никонов получил в учебном отряде в Кронштадте специальность торпедного электрика и попал в экипаж лидера эскадренных миноносцев ”Минск”.

Позже, вручая переходное Красное знамя минно-торпедной боевой части, командир корабля назвал Евгения Никонова одним из лучших матросов корабля, экипаж которого составлял 250 человек.

Начало войны застало ”Минск” в Таллинне. Основной задачей корабля было выставление минных заграждений.

Но враг наступал большими сухопутными силами, и на кораблях Балтийского флота был сформирован сводный отряд для обороны Таллинна на суше. Никонов тоже добровольцем вступил в этот отряд.

Подвиг матроса


Однажды он с двумя товарищами отправился с заданием разведать силы и намерения врага в районе хутора Харку. Возвращаясь обратно, матросы-разведчики были обнаружены вражеским дозором (по одним сведениям, это были немцы, по другим — эстонцы из диверсионного подразделения ”Эрна”). Двое товарищей Никонова были убиты, сам он, тяжело раненный и истекающий кровью, попал в плен.

Офицер пытался выведать у пленного нужные ему сведения, но матрос молчал. Его зверски пытали — он не сказал ни слова. Тогда Евгения привязали к дереву, под ногами уложили кучу хвороста, подожгли его…

Когда отряд моряков хутор отбил, они увидели обугленное тело своего боевого товарища, двадцатилетнего парня, исколотое ножами и с выколотыми глазами… Подробности произошедшего близ хутора Харку 19 августа 1941 года стали известны из свидетельств моряков и показаний захваченных в плен врагов. За этот подвиг Евгению Никонову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

В советское время в Эстонии чтили память о Евгении Никонове. В 1951 году столичную улицу Соо переименовали в улицу Никонова.

В те же годы в Кадриорге, недалеко от нижнего пруда, установили обелиск с изображением Евгения Никонова.

В 1960 году вместо него в приморской части этого же самого красивого таллиннского парка была воздвигнута скульптура матроса в полный рост — полноценное произведение искусства. Его создали эстонские авторы — скульптор Эрика Хагги и архитектор Хейки Карро. Один из пионерских лагерей на берегу моря в Харьюском районе носил имя Евгения Никонова.

На месте первого захоронения героя близ Харку была установлена памятная плита. Позже останки Никонова перезахоронили на Маарьямяги. У мертвого дерева, того самого вяза.

К памятнику и к месту захоронения приходили и официальные делегации, и экскурсии. Взрослые и школьники возлагали цветы, говорили, что Евгений Никонов всегда будет служить им примером мужества и стойкости, и обещали никогда не забывать подвиг героя.

Словно предчувствуя…


С восстановлением независимости республики все изменилось: история советской Эстонии перечеркнута, и единственно правильной назначена противоположная трактовка этого периода, объявленного оккупацией, а также роли Эстонии во Второй мировой войне как жертвы двух равнозначных тиранических режимов.

Соответственно, и Евгений Никонов стал не тем героем, память которого следует чтить в Эстонии. Хотя самим своим подвигом самопожертвования во имя любви и верности Родине, самой своей мученической смертью (Церковь таких людей причисляет к лику святых) этот молодой человек вознес себя выше всех этих трактовок и наших сегодняшних споров на тему Второй мировой войны. Неужели не заслуживает этот парень памяти и уважения? Неужели совсем не обжигает наше сердце тот огонь, в котором он заживо был сожжен? Почти сверстник сегодняшних выпускников эстонских гимназий.

Нет, ничего не обжигает у тех, кто определяет курс современной Эстонии. Служил в чуждой эстонскому народу армии сталинского СССР. Значит — вон со свободной эстонской земли.

Уже в 1991 году улице Никонова вернули прежнее название. В том же году на Маарьямяги кто-то разрушил захоронение, а мемориальное дерево бесследно исчезло.

Узнав об этом, из Тольятти приехали земляки Евгения Никонова, чтобы перевезти на родину останки героя. Найти их не удалось, и в волжский город был доставлен символический прах Никонова, то есть земля с места захоронения.

Буквально через несколько дней после этого, в начале апреля 1992 года, варвары добрались и до памятника — он был обезглавлен.

А ведь тольяттинцы, словно предчувствуя недоброе, просили эстонскую сторону передать им памятник, чтобы установить на родине героя, но им отказали.

Обезглавленную скульптуру демонтировали, и долгое время она валялась на земле среди других памятников, ставших неугодными, на задворках замка Маарьямяги, филиала Эстонского исторического музея.

До недавних пор о памятнике Никонову на том месте, где он стоял сорок лет, напоминало только бетонное основание. Теперь исчезло и оно: здесь пролегла новая магистраль Рейди теэ.

На повороте истории


Надо отдать должное работникам музея: недавно этот задний двор был благоустроен и преобразован в своеобразный парк памятников советского периода. Все они в относительно приличном состоянии. Кроме одного — обезображенной скульптуры Евгения Никонова.

Казалось, вот сейчас-то, наконец, можно его восстановить. Я обратился с таким предложением к нашему известному скульптору Александру Литвинову (автор, к примеру, памятника патриарху Алексию II у православной церкви в Ласнамяэ). Он охотно согласился выполнить эту работу, сказал, что никаких особых сложностей она не представляет. А в какую сумму это может обойтись? По примерным прикидкам скульптора — до 5 тысяч евро. Всего-то! Впрочем, какая разница…

После этого я написал письмо в Эстонский исторический музей с просьбой дать разрешение на восстановление памятника. А поскольку был уверен, что получить его — лишь формальность, еще и спасибо скажут, сразу пошел в банк, чтобы открыть специальный счет для сбора пожертвований. Сотрудница, выслушав просьбу, удалилась минут на 20. Вернувшись, сообщила, что открыть такой счет они не могут. Без объяснения причин (правда, банк не обязан объяснять отказ). Впрочем, найти такие небольшие деньги — вопрос решаемый.

Через час поступил ответ из музея. Совсем не тот, который ожидался.

Музейные экспонаты в парке скульптур за замком Маарьямяги находятся в том виде, в каком они попали в музейную коллекцию в результате поворотов истории, разъяснил член правления Эстонского исторического музея Пеэтер Мауэр. Не допускается никакая деятельность, которая может изменить музейный объект. Поэтому ”мы должны отклонить ваше предложение. Реставрация памятника Евгению Никонову (или, скорее, его части) в результате деятельности, которую вы предлагаете, не соответствует установленной процедуре и надлежащей практике сохранения музеалов в музеях”.

К тому же, напомнил Пеэтер Мауэр, надо иметь в виду и вопрос авторского права, которое сохраняется за автором произведения в течение 70 лет после смерти (переходит к наследникам). Трудно поверить, что наследники стали бы возражать против реставрации произведения искусства, созданного их родственниками, однако если нет разрешения музея, этот вопрос уже не имеет значения.

Музеал, музейный объект, экспонат — только такие термины использует Пеэтер Мауэр касательно обезглавленного памятника герою войны, совершившему беспримерный подвиг. Как если бы речь шла о каком-нибудь сломанном орудии производства древнего земледельца. Разницы никакой. И никаких исключений быть не может. Человеку, который не является специалистом в музейном деле, трудно принять такой формальный подход.

И все-таки еще раз отдадим должное работникам музея: рядом с изувеченной скульптурой помещена фотография памятника, каким он был в оригинале. Глядя на нее, снова задаешься вопросом: почему же нельзя восстановить памятник, поместив рядом еще одну фотографию — памятника в его нынешнем виде с соответствующим пояснением: в такие-то годы по такой-то причине он был таким, а в таком-то году восстановлен.

Нет, нельзя ничего изменять. Эстонский исторический музей обязан бережно хранить следы злодеяния казнивших Евгения Никонова и изувечивших беззащитный памятник. Таким был поворот истории, как нам объяснили.

Поделиться
Комментарии