Палата довольно аскетичная — кровать, полка, стандартная панель с розетками и кнопками вызова медсестры. Ничто не говорит о том, что реабилитирующемуся здесь пациенту лишь пару недель назад была проведена сложнейшая операция. Да и молодой человек, сидящий передо мной, не выглядит больным. К счастью. Высоченный, не изможденный — если не знать, то в жизни не поверишь, что еще месяц назад он был практически приговорен. Однако история этого молодого человека — одна из тех самых уникальных, о которых невозможно говорить спокойно. Обреченному в лучшем случае на постоянный диализ молодому парню свою почку отдала мама. Сегодня они согласились рассказать об этом нашей газете.

Сергею 26 лет (имя и возраст изменены, поскольку речь идет об очень деликатной информации — ред.) Его мама прячет лицо за маской — не потому что страшится встречи с прессой, а чтобы не занести в палату сыну инфекцию. Болеть таким пациентам не стоит, особенно опасны инфекции в первые шесть месяцев после трансплантации.

– Сергей, самый банальный вопрос. С чего все началось?

– Лет десять назад, когда я перед армией проходил медкомиссию, в моче обнаружили белок. Я прошел обследования, но какого-то конкретного диагноза не получил, также не было назначено и лечение. Просто высокое давление и все. А через два года, на очередном обследовании, меня отправили на биопсию — врачам что-то не понравилось. Но в целом, по моим ощущениям, все было хорошо. Врачи выписали таблетки и оставили под наблюдением. А спустя еще пару лет у меня начались боли в спине. И еще я постоянно ощущал усталость.

– Можете уточнить, что значит понятие усталости?

– Как бы так объяснить… Ну вот, например, я работал на самых разных работах, в том числе и там, где нужен был физический труд. И усталость после рабочего дня понятна. Но в моем случае было чуть иначе — я постоянно ощущал себя разбитым. Вроде ребята-коллеги при такой же нагрузке в порядке, а я еле ноги передвигаю. Вот как-то так это можно сформулировать. Потом я нашел новую работу, для которой необходимо было пройти медкомиссию. И вот там снова обнаружили высокое давление и белок. Врач отправила к нефрологу — без этого осмотра я бы просто не получил справку.

– У специалиста все и выяснилось?

– Да. Снова все проверили, опять взяли биопсию, поставили диагноз. Оказалось, у меня разновидность нефрита. Их четыре степени, а у меня оказалась третья. Вот тогда я занервничал. Потому что большой риск. Но в Таллинне у меня не получилось найти с врачом общий язык, в столице, по ощущениям, все как на конвейере, пациент чувствует, что для врача он лишь какой-то объект. Даже результаты анализов узнать сложно. Ну, это, конечно, мои личные ощущения. Но я начал искать другого врача — очень хотел получить второе мнение. Так оказался в Тарту, у доктора Кюлли Кылвалд.

– Как сложились отношения с ней?

– Она чудесная! Сразу сказала, чтобы я приезжал к ним, они посмотрят результаты анализов, возможно, сделают новые обследования и разберутся с ситуацией. Первое, что она сделала — скорректировала курс лечения. Результатом стала стабилизация давления. И буквально сразу же она сказала, что мне необходима пересадка почки.

– С ходу?

– Да. Для меня это был шок. Как объяснила доктор, в противном случае прогноз крайне неблагоприятный. Конечно, можно проходить диализ, но…

– Глупо спрашивать про ваши эмоции…

– Шок, да. Растерянность. Это очень сложная гамма эмоций на самом деле — все было как снег на голову и подготовиться к такому невозможно. Но спасибо семье и доктору. Они очень меня поддержали и помогли справиться с этой новостью. Одному это переживать непросто.

– Скажите, а альтернатив не было?

– В Таллинне предложили диализ. Но это крайне сложно — три раза в неделю туда ездить, проводить в больнице несколько часов — мы живем не в столице, поэтому только на дорогу тратилось бы несколько часов. По сути, я оказывался выключен из жизни. Но диализ в ожидании донорской почки был бы так или иначе, если бы не родственники. Мама и сестра сразу предложили свои почки.

– Без раздумий?

– Без. Сразу. Мама вообще медик, она, глядя на мои анализы, мгновенно поняла все перспективы.

Мама Сергея: — Да, думаю, в такой ситуации лучше не иметь отношения к медицине… Но я видела результаты анализов Сережи, и в своем решении не сомневалась ни секунды. Молилась только об одном, чтобы мы совпали по всем анализам. К счастью, если речь идет о родственниках, вероятность совпадения высока.

– Что было дальше?

– Два месяца меня стабилизировали, ведь перед операцией нужны более или менее хорошие показатели анализов. И параллельно отслеживали уровень креатинина. Это важнейший показатель деятельности почек. В норме у мужчин допускается до 110 мкмоль/л, а у меня весной этого года показатель подошел к 500. А показатели в 600–700 мкмоль/л — уже опасны, это как раз значит диализ или пересадку, вариантов нет, идет интоксикация организма. В общем, когда врач увидела цифры, то немедленно назначила консилиум, и нас с мамой стали готовить к операции.

– Скажите, когда появилось осознание того, что мама отдает вам свою почку? Как это переживалось?

– Поначалу, пока это было разговорами и дата операции не была назначена, я относился более или менее спокойно. А вот за пару дней до пересадки меня накрыло. Очень тяжелое состояние было, я страшно переживал за маму, за все подряд. Держать себя в руках было сложно.

Мама Сергея: — Конечно, он очень сильно переживал. Но мы это все проговаривали, для меня вопрос вообще был решенным и обсуждению не подлежал. Я боялась лишь того, что со мной на операции может что-то произойти. Такого Сережа не простил бы себе до конца дней. Но, к счастью, все прошло хорошо. А самые нервы начались за несколько дней до назначенного срока — это очень такое… сложное ощущение. Волновались все очень сильно. Сережа пытался меня отговорить, но я уже сказала — решение обсуждению не подлежало.

– Как проходила подготовка к операции?

Мама Сергея: Вообще, в рамках подготовки к трансплантации донорам-добровольцам полагается психологическая консультация. Я на нее сходила, но особого смысла, если честно, не видела. Если человек готов отдать свой орган, то у него никаких больше сомнений нет вообще. Может, конечно, я рассуждаю как мама, у людей, которые не входят в родственный круг, может быть, все иначе и им нужно что-то проговорить. Но для меня все было ясно и решение принято.

– Ну а дальше уже операция. Мы с самого начала и до конца были с мамой вместе. Накануне операции нас поселили в одну палату, так что мы с мамой не разлучались. А утром поехали. Сначала забрали маму. А через час приехали и за мной. Конечно, операцию я не помню, но когда пришел в себя, мама лежала рядом в палате интенсива, на соседней кровати. Так мы вместе все и прошли.

– Как шло восстановление? Если честно, меня сильно удивило то, что спустя три недели после операции вы совершенно спокойно передвигаетесь, а маму вообще выписали. Я представляла все совсем иначе.

– Первое время было жутко больно. Я от боли шевелиться не мог — разрезан живот, швы болели. Дискомфортно было. Но внутри болей не было. А вот живот, это было нечто. Но тут персонал потрясающий, сестры и врачи очень помогали и предугадывали буквально все. Тут вообще люди уникальные — я очень благодарен хирургам и всему персоналу за их работу и отношение.

Мама Сергея: — После операции были, конечно, дискомфортные ощущения. Но сейчас все хорошо. Я довольно быстро восстановилась, и выписали меня раньше, чем Сережу. Маску я ношу лишь в больнице — чтобы не принести сыну инфекцию. Таким пациентам, как он, категорически нельзя болеть, иммунная система еще очень слабая. А я вернулась к нормальному образу жизни. Иногда бывает слабость, но это скорее возрастное. Отсутствия почки лично я не ощущаю — вторая взяла на себя нагрузку, и все хорошо. Болей нет. Раз в два года надо проходить обследования. Надеюсь, что и дальше все будет в порядке.

– Сергей, а вы не задумывались о том, что сейчас в вашем теле чужая почка?

– Нет. Я сразу ее ”принял”, наверное, так можно сказать. Не задумывался об этом, к ощущениям не прислушивался — она стала частью меня, и я не воспринимаю ее как что-то инородное. Вообще не ощущаю. Правда, конечно, теперь нужно пожизненно принимать препараты, но это единственный минус. А вот, что могу сказать — показатели улучшились мгновенно. Даже врачи не ожидали такой скорости — у меня уже через сутки результаты анализов улучшились наполовину. И еще сразу перестали болеть ноги. До операции я вечерами не мог от боли заснуть, это креатинин давал такой эффект. Спасался только горячим душем — перед сном каждый день ноги грел. Иначе было невыносимо. А сейчас совсем новые ощущения.

– Как вообще изменилась жизнь?

– Стало можно есть все (смеется — ред.) До этого диета была очень сложная — ничего острого, соленого. Мяса нельзя. Конечно, к этому привыкаешь, я на этой диете даже сбросил около 20 кг. Но понимание того, что сейчас я уже могу себя не так жестко ограничивать… Это приятно. С остальным пока не знаю — ведь я еще в больнице. Но по ощущениям все хорошо.

– Я задам личный вопрос. Мне кажется, это важно. Как ваша девушка отнеслась к тому, что вас ждет трансплантация?

– Мы расстались. Я не знаю, стала ли будущая операция этим поводом, или же наши отношения уже подходили к финалу. Но я рассказал ей все и честно объяснил, что не хочу быть ей обузой. Никогда не знаешь, как что пройдет, и не дай Бог связывать ее обещаниями… У меня и так инвалидность, а как и что будет после операции, я тоже не знал. В общем, мы поговорили. Она не сопротивлялась моему решению. Сейчас мы общаемся, она меня поддерживает. Но мы скорее остались друзьями. А остальные не в курсе моих приключений. Знает только семья.

Поделиться
Комментарии