АРХИВ | Идейный вдохновитель Балтийской цепи Эдгар Сависаар — о странных отношениях с Кальюлайд, Юри Ратасе, EKRE и личной жизни
(1)
”Не беспокойтесь обо мне. У меня все в порядке”, — говорит один из идейных вдохновителей Балтийского пути Эдгар Сависаар, сидя в саду своего хутора Хундисильма и рассказывая изданию Eesti Päevaleht о том, как он живет сейчас.
23 августа 1989 года 39-летний заместитель Председателя Совета Министров Эстонской ССР и лидер Народного фронта Эдгар Сависаар ни свет ни заря просыпается в своей ласнамяэской квартире и плотно завтракает. Впереди — длинный и напряженный день, о котором в вечерних новостях будет говорить весь мир.
30 лет спустя на Хундисильма царит тишина. Лишь стрекочут кузнечики и лает верный пес Рекс. Эдгар Сависаар (69) только что вернулся с похорон своего друга, столпа Центристской партии в Ляэне-Вирумаа Арво Яаксона. Наступило время, когда друзья и соратники начинают уходить. Только недавно ушел из жизни один из основателей Народного фронта Костел Герндорф, на похоронах которого Сависаар также присутствовал.
”У меня три друга. Мы дружим практически с самого начала. На самом деле их было четыре, но один ушел. Я уже в том возрасте, когда понимаешь, что люди из твоего окружения начинают уходить. У многих людей моего возраста так. Но я общаюсь с очень многими. На Хундисильма каждый день есть народ”, — говорит Сависаар.
Кто эти люди?
Много кто. Если ты имеешь в виду, есть ли среди них центристы, то — конечно. У меня бывают даже социал-демократы. И реформисты. С некоторыми из них я дружу. С Хейки Кранихом, например. Конечно, и EKRE. Там ведь и мой Эрнитс (Пеэтер Эрнитс, который перешел из Центристской партии в EKRE — прим.ред.). За Эрнитсом, кстати, в EKRE ушло много центристов из Тартумаа.
Ты сам не задумывался над тем, чтобы перейти в EKRE?
(Долгая пазуа). Мне хотелось бы посмотреть, что станет с EKRE. Сможет ли она взять на себя роль Центристской партии. Нынешний рост EKRE может быть временным. А может означать и нечто большее.
Ты и твое правительство непосредственно ”виноваты” во взлете EKRE, ведь именно Tallinna TV предоставил им практически безграничную возможность для трансляции своих идей.
При создании Таллиннского телевидения я хотел возникновения альтернативного посыла и альтернативных новостей. Чтобы говорили и о тех вещах, о которых тогдашнее Эстонское телевидение и печатные СМИ не говорили. Посыл EKRE тоже был альтернативным. Но взлет EKRE — это все же их рук дело, а не моих.
[…]
Получил ли ты приглашение на президентский прием в Розовом саду, где в этом году отмечали и годовщину Балтийской цепи?
Нет, приглашения я не получал.
Ты бы пошел, если бы получил?
История не знает сослагательного наклонения. Я этого приглашения не получал. И поступил соответствующим образом.
В своей речи президент ни разу не упомянула Народный фронт, который являлся инициатором и организатором Балтийской цепи. Не говоря уже об упоминании твоего имени.
Когда-то в одном интервью я сказал, что Керсти Кальюлад — президент IRL. Это ей не понравилось. ”Союз отечества” даже из учебников истории исключил мое имя. Что тут еще скажешь.
Какой совет ты бы дал Юри Ратасу в нынешней политической ситуации? Грустно смотреть, как ему через день приходится просить прощения за слова EKRE и сглаживать промахи.
Юри принимает все слишком близко к сердцу. Правительства приходят и уходят, в том числе и его.
То есть пусть барахтается и выплывет?
Я бы не назвал это барахтаньем. Он довольно спокоен, он оградился защитной оболочкой, так что по его мнению сейчас все хорошо. Он доволен тем, что есть. И он прав. Помню, когда я был премьером: вокруг тебя много людей, которые постоянно хвалят и хлопают, мол, у тебя все хорошо. С Ратасом происходит то же самое.
И в то же время тянут за угол ковра?
Одни тянут, другие молчат. Они не скажут, мол, слушай, на самом деле дела у тебя плохи.
Тебе тоже кажется, что дела идут плохо? Иначе ты бы не пророчил правительству развал в конце года?
Мне по этому поводу ничего не кажется. Про ноябрь я сказал потому, что доверяю оценке определенных людей. Верю, что их оценка может оказаться правильной. Слушай, ты постоянно пытаешься говорить со мной о политике! Позволь дать совет. Посмотри, какая красивая вокруг природа, посмотри на эти деревья. Свыкнись с тем, что я не политик.
К сожалению, всех очень интересует твоя оценка нынешней политической ситуации. К примеру, есть ли у Каи Каллас шанс стать премьер-министром или она — политический труп?
Никакой Каллас не политический труп. Задам встречный вопрос: была ли у Керсти Кальюлайд за полгода до того, как она стала президентом Эстонии, хоть какая-то возможность стать президентом? Не было. У Каллас-младшей также. Она умна. Я как-то разговаривал с ней в Брюсселе и она блистала! Кстати, она когда-то участвовала в моей предвыборной кампании. (Смеется). Вернее, танцевала в ансамбле народного танца. И это очень хорошо. Тогда она еще не занималась политикой. А знаешь, что я тоже танцевал народные танцы? ”Направо и налево”, ”Каэраян” — все это я умел и отплясывал перед публикой в Интсикурму близ моего дома в Пылвамаа.
Ты по-прежнему веришь в Каю Каллас?
Это не вопрос веры. Я просто не осведомлен о нынешней политике так хорошо. Кая научится.
Керсти Кальюлайд сказала в публичном интервью Foreign Policy, что ненавидит поведение EKRE. Что ты думаешь о ее словах?
Это серьезный промах. Президент не должен так говорить. Без разницы, ненавидит в душе или нет. Думаю, она и Сависаара ненавидит. Хотя, знаешь, где мы бывали вместе? На верхушке Ируской электростанции! Да, такие вот суровые мальчики и девочки. Если бы не она, я бы в жизни туда не полез. Я тогда был мэром Таллинна. Если бы ты позвала, то я бы тоже пошел. (Смеется) . Знаешь, мне нравятся женщины. Я консервативный и старомодный мужчина. Мне нравятся женщины, и я не могу с этим ничего поделать.
Как у тебя сейчас дела на любовном фронте? Твоя верная помощница Лена живет здесь на Хундисильма на постоянной основе?
Лена — одна из тех, кто мне помогает. Но я не хочу раздувать это. На личном фронте никаких боев больше не ведется. Для меня эта тема пройдена, мне ведь 69…Подумай сама, какая женщина заинтересуется таким мужчиной, как я сейчас.
Но дружба и каждодневная помощь имеются?
Да, как со стороны женщин, так и мужчин. Но не переживайте за меня. Мне не хотелось бы делать из этого проблему. Это мое дело и я справляюсь.
Так что на бытовом уровне у тебя все хорошо?
Дорогая, если у тебя нет ноги, то на бытовом уровне не может быть хорошо. Нога не отросла, хотя я по-прежнему жду этого. Кое-кто из моих врачей говорит, что через много лет медицина научится отращивать людям новые конечности. Я очень надеюсь, что так и будет.
[…]
30 лет назад, когда так многое изменилось для Эстонии, ты был инициатором глобальных процессов и находился в центре всего этого. Например, говорят, что идея Балтийской цепи принадлежит именно тебе. Это правда?
В Москве при Съезде народных депутатов сформировали комиссию по оценке Пакта Молотова-Риббентропа. Она должна была высказать свое мнение. Комиссией руководил секретарь ЦК КПСС Яковлев. У него было три заместителя: Афанасьев, Фалин и Сависаар. Комиссия пришла к выводу, что пакт оказал на судьбу Прибалтики и всей Восточной Европы такое влияние, какое оказал. Большинство было единодушно. Некоторые были против, но комиссия приняла решение осудить пакт и его секретные протоколы. Оставалось только получить подпись Горбачева.
Мы ждали подписи Горбачева девять месяцев, так как он постоянно пропадал. То в отпуск, то еще куда-то. Мы писали ему письма, но безрезультатно. Так Балтийскую цепь и придумали. Что я хочу сказать: Балтийская цепь — это был не праздник радости или что-то красивое для эффектного выхода на политическую сцену. Это была необходимость.
Чтобы заставить Горбачева действовать?
Чтобы заставить действовать весь мир, не только Горбачева. Нужно было создать ситуацию, в которой мировая общественность окажет давление на Горбачева, заставит его заняться проблемой стран Балтии и перестать делать вид, что ничего этого нет! Так и родился Балтийский путь, и я рад, что позже за него ухватились другие народы. Национальные акции, которые также назвали цепью, прошли в Каталонии, юго-восточной Азии и других местах. Важную роль в этом сыграл, безусловно, и находившийся в то время в Америке Мати Хинт. На CNN и других крупных медиаканалах через день выходили новости о странах Балтии. То, что Мати Хинт на месте комментировал происходящее в Эстонии, было очень важно.
Вы не боялись, что массовый протест может свести на нет все попытки восстановить независимость?
Конечно, боялись. Может, не того, что он сведет на нет, но мы были готовы к возможности новой оккупации и тому, что дела у нас пойдут плохо. После Балтийской цепи КПСС выступила с осуждением проведенной прибалтами акции. Это показывает, насколько важной они ее считали. И весь мир. ЮНЕСКО до сих пор называет Балтийскую цепь феноменом ненасильственного сопротивления.
КГБ приглашал тебя на кофе, чтобы выведать ваши планы? Сидел ли у тебя кто-нибудь на хвосте, кто следил за твоей деятельностью?
На хвосте у меня сидели постоянно. И не только со стороны КГБ. Эстония в это время стала объектом внимания со стороны спецслужб нескольких стран, нас заметили. Хорошо это было или плохо, я не знаю. Тогда я этого не понимал, но когда в 1990-м году был премьер-министром, то тогда меня тоже сопровождали спецслужбы. Тогда я понял, что хвосты следят за хвостами. Так это и происходит. Мы придерживались принципа: делаем все максимально открыто и ничего не скрываем. Пишем об этом в газетах и выступаем с публичными речами.
Грозные звонки из Москвы поступали? В стиле ”подумайте прежде, чем делать".
К тому времени Москва уже разделилась на несколько лагерей. Были силы против нас, а были и друзья. Например, серди моих друзей были Ельцин, Афанасьев и Яковлев. Может, это и сыграло нам на руку. Сейчас я думаю, что Москва просто не верила, что мы сделаем это.
Каким было твое 23 августа 30 лет назад?
Тогда я жил в Ласнамяэ по адресу Пинна, 6/ Курамаа, 7, кваритра 34. Жил вместе с Лийз Сависаар. Сейчас я точно не помню, что делала Лийз, но не исключаю, что в эти неспокойные времена я отправил ее вместе с дочерью Марией подальше в Вийтна в Лахемаа. Кажется, в то время она там работала. Сам я в этом день занимался немного иными вещами. Я смотрел на происходящее с вертолета. Помню, что кроме пилота в вертолете находится один известный журналист, который все снимал. Я много об этом думал, но не могу вспомнить его имени.
Вертолет взлетел за несколько часов до того, как наступило время взяться за руки. Мы хотели знать, как будет собираться народ и будет ли собираться вообще. Возникнут ли дыры, где будет не хватать людей. Мы видели, как с разных уголков Эстонии стекаются автобусы. Дыры были, но их все удалось заполнить.
То есть можно сказать, что Балтийская цепь была целостной, не дырявой?
В некоторых местах она оказалась даже переполнена. Были места, где рядом с основной цепью была еще одна цепочка.
Потом я оправился на вертолете в Вильянди, где можно было приземлиться. Там я сел в машину и мы поехали к границе Латвии, в Рухья. Ехать было тяжело, дороги были заполонены людьми. Это было по-своему красиво. На границе нас ждали наши латвийские и литовские друзья. Мы выступили с речами, выразили свое мнение о пакте и его последствиях.
Кто придумал пароль ”свобода”?
Полагаю, что Рейн Вейдеманн. У Рейна вообще было много идей. Я называл его новым эстонским Якобсоном. То, что он сделал тогда, впечатляет.
Что было тогда самым трудным?
Самым трудным было не знать, пойдет ли народ. Поверит ли народ в то, что такое возможно. Сейчас могу тебе сказать, что для достижения успеха я использовал один очень простой прием. Когда я приезжал в Латвию, то рассказывал, как активно народ готовится к Балтийской цепочке в Литве и Эстонии. В Эстонии рассказывал, как идеей горят латыши и литовцы. В итоге все поверили: если одни могут, то можем и мы!
Самый эмоциональный момент дня?
Когда с смотрела на ту массу народа, что собралась на дорогах, то ком подкатывал к горлу. Некоторые люди махали вертолету, не зная, кто там сидит. Мы никому не сообщали, что Сависаар будет летать над цепочной, но люди махали. Думаю, они верили, что это дружественный вертолет и в нем находятся друзья. Вертолет был не только у нас. Литва также пролетала на самолете, с которого раскидала листовки. Мы ничего не раскидывали, но было круто.
Думаю, что это одна из самых сильных эмоций в жизни. И не только для нас, кто находился в том вертолете, а для всех тех людей, что стояли на земле и держались за руки.
