Адаптация, интеграция или ассимиляция? Что к чему у нас в Эстонии
В игре терминов запутанности не меньше, чем в игре престолов, поэтому стоит обратить на нее внимание. Когда термин интеграция стал уж слишком приедаться, на эстонском языке ему подыскали эвфемизм – lõimumine. На русском такой фокус невозможен, поэтому приходится идти другим путем, пишет обозреватель Айн Тоотс в "МК-Эстонии".
Интеграция – совсем не первый этап привыкания к жизни в новых условиях или на новом месте. Ей предшествует адаптация (или акклиматизация, как кому нравится), чем иногда все и заканчивается. Когда у нас начались перемены, было не до интеграции – адаптироваться к ним пришлось всем, как коренным, так и некоренным жителям. Еще летом 2003 года меньше половины жителей Эстонии были готовы интегрироваться в Евросоюз. Ну а на бумаге, которая все стерпит, «интеграция» началась задолго до этого: первый закон о языке был принят в 1989 году (переделан в 1995-м), первый закон о гражданстве в 1992-м (переделан тоже в 1995–м), а летом 1996 года «интеграция» пошла в жизнь – началась выдача серых паспортов иностранца. Но обо всем по порядку.
Адаптация (акклиматизация)
Адаптация подразумевает овладение умением приспосабливаться к новой обстановке, не обязательно принимая ее и не отождествляясь с нею. Охотник адаптируется к правилам ведения охоты, не становясь сам дичью. Адаптация свободна от привязанности и предшествует интеграции, на которую уходит гораздо больше сил и времени, а кое-где, например, на северо-востоке, но отчасти и в Ласнамяэ она еще и затруднена из-за отсутствия соответствующей среды. Тех, кому нравится быть вечным адаптантом, не так уж мало, а мешает переходу от адаптации к интеграции вольная трактовка национального вопроса, понимаемого как проявление национализма, ибо на русском языке нет соответствия термину rahvuslus, не изгаженному наветами ХХ века. Изначально он восходит к эпохе рождения национальных государств (единая Италия сложилась в 1860-х годах, Германия – в 1870-х, большинство небольших государств в Европе, Эстонию включая, появилось лишь после Первой мировой войны) и отражает соответствующие настроения в народе, а не национализм, будь он даже «с человеческим лицом». Интересно было бы знать, что думают по этому поводу русские, увлекшиеся в 1917 году построением коммунизма, поскольку им еще предстоит пройти этот путь (см.: С. Сергеев. Русская Нация, или Рассказ об истории ее отсутствия. М., 2017)?
Интеграция
Интеграция предполагает заинтересованность в полноправном участии в жизни исторического населения страны. Мотивы могут быть самые разные, но в том, что процесс интеграции у нас «пошел», сомневаться уже не приходится. Главное, что пошел он наконец с обеих сторон. Никого уже не смущает наличие акцента: ни говорящих с акцентом, ни слушающих их. Нечто похожее было в 1990-х, когда к здешней жизни подключились зарубежные эстонцы с их специфическим акцентом и лексикой. В обиход начинает входить термин eestivenelased (не Eesti venelased, т. е. русские, живущие в Эстонии, на разговорном языке эстонские русские, а аналогия термина soomerootslased, как называют финских шведов, имея в виду, что это «наши шведы», у нас соответственно «наши русские»). Институт эстонского языка поясняет, что речь тут идет о контингенте, отличающемся особой идентичностью. Идентичность, однако, как групповая, так и особенно индивидуальная, настолько емкое и ввиду своей лабильности почти неописуемое явление, что его лучше не перегружать терминами. Достаточно вспомнить, что лучшие произведения мировой литературы представляют собой как раз выяснение отношений их авторов со своей идентичностью.
Ассимиляция
Ассимиляция, которой любят пугать людей доверчивых, на самом деле весьма длительный и нудный процесс, отчего в реальной жизни она встречается редко. Взрослых она практически не касается, поэтому у нас даже в интеграцию взрослых уже мало кто верит. Не совсем понятно, можно ли говорить об ассимиляции в молодом возрасте, так как молодежь просто врастает в ту почву, на которой живет, пускает корни, становится частью коренного населения. В нашей реальности ассимиляция просто пугало, с помощью которого можно настраивать против нас тех, кто с нею не знаком.
Такая тройственность заметна и в отношении к государственному языку. Для адаптантов достаточно владения им на элементарном уровне либо для них это просто рабочий инструмент, для ступивших на тропу интеграции он становится вторым языком, иногда даже вторым родным, тогда как понять, почему ассимиляция означает забывание родного языка, мы просто не в состоянии.
Как не знаем и беспроблемного пути в окружающем нас мире разногласий и сомнений, недоверия и противоречий. Свежий пример из жизни: по мнению нашего президента, общаться в нынешней сложной обстановке с президентом России разумно, а вот общаться в ПАСЕ с российскими парламентариями позорно. Что это – короткое замыкание? Если уж президенту с ее штабом советников случается споткнуться на ровном месте, то не стоит удивляться и той неразберихе, жертвой которой становятся простые смертные, попавшись в сети нашей игры терминов.
