От Эстонии на устранение последствий катастрофы за четыре года было отправлено приблизительно 5000 человек. На данный момент осталось около 3000, но это не потому, что люди погибли, а вследствие геополитических причин. Большая часть из этих 2000 человек эмигрировала в Россию. Но да, некоторые умерли — повышенные дозы облучения даром не прошли никому.

Председатель Эстонского союза ликвидаторов чернобыльской катастрофы Юри Рейманн имеет вторую группу инвалидности — спустя год после командировки в Чернобыль у него начались серьезные проблемы с вестибулярным аппаратом.

”Я начал падать, причем на ровном месте, — вспоминает он. — Сначала думал, что обувь. Но потом понял, что не могу даже на стремянку подняться — кружится голова, теряется равновесие. Пошел к врачам. Они вынесли приговор. Вот так”.

Это интервью с Юри Рейманном — не попытка сравнить фильм с тем, как оно было на самом деле, ведь таких историй сейчас появляется достаточно. Это просто история человека, который добровольно отправился в смертельно опасную зону. Ведь это на данный момент крупнейшая и страшнейшая техногенная катастрофа в истории человечества. Люди впервые столкнулись с подобной ситуацией, и огромное количество ликвидаторов совершило поистине бессмертный подвиг, закрывая фонящий реактор, получая огромные дозы облучения, зная, что за пару рабочих смен подписывают себе смертный приговор.

”Эту жуткую тишину помню до сих пор”

– Страшно было?

– Пока люди не знали всей правды — нет. Ведь в ликвидаторы набирали людей в основном необразованных, не знавших физику, не понимавших, что такое радиация. Более того, радиацию невозможно ни увидеть, ни почувствовать; она не имеет вкуса или запаха. Поэтому особого страха не было. Кроме того, я отправился в Чернобыль спустя два года после аварии, тогда уже был установлен саркофаг и не было такого жуткого уровня радиации. Но те, кто были на объекте сразу после взрыва реактора, конечно, получили страшные дозы облучения.

– Что за работы там велись?

– В первые годы чистили крыши домов от радиоактивных отходов, территорию. Возводили первый саркофаг — из олова. Он потом под собственной тяжестью начал проседать, пошли трещины, и тогда построили второй контур. Поначалу нагнали солдат, чтобы те переворачивали дерн. Но опыта же не было, никто не знал, что и как делать, какое решение будет правильным. Поэтому на обработанных участках уровень радиации сначала падал, а потом взлетал снова. Значит, дерн переворачивать было бессмысленно.

Пыль еще. Радиоактивная пыль была повсюду, она оседала везде. Я помню, что когда мы приехали с ребятами на объект, поначалу пора-зились тишине. Это непередаваемая тишина была, мертвая. А спустя несколько дней до нас дошло: птицы не пели. Радиация убила всех птиц — авария произошла 26 апреля, как раз гнездование было. Пыль оседала на деревьях, покрывала яйца. Из которых никто не вылупился… Эту жуткую тишину я помню до сих пор.

– Вы попали в зону спустя два года, уже знали про радиацию. Повторю вопрос — вам лично не страшно было?

– Нет. Во-первых, я пошел добровольцем. Понимаете, это как война. Нужно было защищать мирное население — ну вот представьте, это все на Эстонию бы пошло? И я был гражданским, не военным. Меня брали туда как строителя-инженера, а попал я почему-то в отряд шоферов. При том, что у меня не было прав на вождение грузовиков. Поэтому определили на кухню, где я проработал четыре месяца. Утром готовили завтраки, днем возили на объект обеды.

Питание было, конечно, скудным — утром каша, днем что-то вроде гуляша, подливка с небольшим количеством мяса. Уровень радиации измеряли регулярно, тогда меряли в бэрах. Набираешь определенное количество — едешь домой. Кто-то лишь месяц отрабатывал, а я, поскольку не был непосредственно на самом реакторе, отработал четыре.

”Я видел вишни размером с кулак”

– Какие были впечатления, когда вы приехали на объект?

– Два года уже прошло. Основная и самая сложная работа была сделана до нас — очищены крыши, построен саркофаг. Уровень радиации значительно снизился. Но зона в радиусе 60 км была нежилой. Мы видели пустые дома, заколоченные колодцы. Все заросло — говорят, радиация хорошо на рост растений влияет. Я там впервые видел вишни размером с кулак.

Есть это было запрещено, ведь деревья питались радиоактивной водой, но разве можно удержаться? Люди ели и яблоки, и вишню. Воду пить было запрещено, нам подвозили минеральную. То, что раньше было дефицитом и стояло лишь на чиновничьих столах, тут было в избытке. Несколько бутылок ”Боржоми” в день были бесплатны, остальное покупали за свои деньги.

– Говорят, ликвидаторская работа хорошо оплачивалась?

– В общем, неплохо. Во-первых, продолжала идти зарплата с рабочего места. Во-вторых, сто рублей получали на расходы непосредственно тут, ведь нужно было покупать разные вещи.

– Как на зараженной территории жили ликвидаторы?

– Неплохо. У нас были и цветные телевизоры, и магнитофоны — все это из имущества бывших жителей Припяти. Вывозить отсюда было ничего нельзя, все фонило страшно, но внутри зоны мы этим пользовались. Хотя, конечно, с оговорками, ведь там шла огромная работа, потому что нужно было все зараженное ликвидировать. Это было непросто. Например, деревни поначалу пытались жечь, но выявился любопытный феномен: при полыхающем пламени уровень радиации резко повышался.

Наши кости будут светиться на кладбище

– Как в таком случае решали вопрос с ликвидацией ненужных вещей?

– Рядом с домом рыли огромный котлован, в который на брусьях перетаскивали строение. Засыпали землей, затем трамбовали. К многоквартирным домам подвозили грузовики и прямо из окон скидывали все имущество. А жили в этом городке люди очень неплохо, это же АЭС! И то, что в СССР было жутким дефицитом — финские и чешские стенки, техника — все это сваливалось в грузовики, увозилось и закапывалось в огромные могильники. С автомобилями было сложнее.

– В смысле?

– Во-первых, для ликвидации катастрофы технику свозили со всего Союза. А вот вывозить из пораженной зоны ничего было нельзя. Поэтому грузовики, автобусы, комбайны — все это тысячами там стояло на гигантских территориях. Я видел, как по очередной партии легковых автомобилей шел огромный бульдозер — трамбовал их. Но все моторы, колеса были с машин сняты.

– А с ними что?

– Это вообще интересная история. Я видел фото этих гигантских парковок, что с ними стало спустя годы: все разворовано, они ж не охраняются. Ведь все продавалось. Как я уже говорил, зона была закрыта, блокпосты были повсеместно. Но за деньги решалось все. Например, у нас, ликвидаторов, скопилось огромное количество стеклотары — нам же привозили минералку. Каждая пустая бутылка стоила 20 копеек. А вывозить нельзя. Но за взятки делалось все, и бог знает, сколько этих фонящих бутылок на фургонах уехало в Киев и дальше по Украине.

С автомобилями та же история. Вы представьте, под окнами пропадают дорогущие автомобили — ведь Припять снабжалась очень хорошо, население было зажиточным. Да кто будет смотреть на эту радиацию! Снимали все, что можно было снять, вывозили, продавали. Моторы на запчасти. Люди ничего не знали, покупали ”светящиеся” детали. Возможно, оно до сих пор где-то используется и люди получают дозы облучения.

Брошены были даже правительственные ”Волги” — а они по 30 00 рублей стоили! С одной такой была связана легенда — мол, угнали из зоны для покупателей из Грузии. Но угонщики смогли на ней проехать лишь 400–500 км, а потом все умерли. Народ в это верил. Я помню, нам один генерал читал лекции по безопасности, так говорил, что когда мы умрем, он с легкостью найдет наши останки на кладбище — просто пройдется с дозиметром, ведь кости по-прежнему будут ”светиться”.

Когда добровольцы кончились, гребли всех

– Когда я смотрела сериал, одним из очень неприятных эпизодов был тот, в котором расстреливали животных. Это было на самом деле или домыслы режиссера?

– Я фильм еще не смотрел, не берусь судить. Но скот забивали, это факт. Домашних не трогали — собаки и кошки разбежались, одичали. Собаки сбились в стаи. Я сам видел, как свора жрала более слабую собаку. А что касается крупных животных, с ними было сложно. Их действительно забивали, туши свозили в огромный могильник — тысячами.

Это все было засыпано землей. И, разумеется, начало гнить. Образовался трупный яд, жидкая масса. Все это начало просачиваться в реку Припять и идти прямиком на Киев. Когда до руководства дошел масштаб катастрофы, могильник вскрыли, всю эту адскую жижу начали заливать в грузовики и вывозить. Но было лето, на этом могильнике было черным-черно от мух. В общем, было решено дождаться осени, когда станет холоднее и будет легче вывозить это.

– Вы сказали, что шли добровольцем. Но большая часть людей была отправлена в Чернобыль в приказном порядке. Как это проходило?

– Когда люди начали понимать, какой уровень радиации на объекте и какие могут быть последствия, разумеется, начали прятаться. Молчали же лишь первый год, а в самом начале, когда был взрыв, не стали даже отменять первомайскую демонстрацию. Жара, детишки в легкой одежде, без кепок. И все на них, вся эта радиоактивная пыль… Но потом информация начала просачиваться. В основном через ”Голос Америки”. А мы в Эстонии всегда же финнов слушали, так что были в курсе едва ли не раньше всех.

Ну вот. Людей начали забирать якобы на армейскую переподготовку. Поначалу гребли всех, это только потом начали забирать лишь тех мужчин, у которых было два ребенка, а молодых оставляли. Мне выдали пачку повесток — нужно было их разносить. Под подпись. Я ходил по адресам, стучал, мне открывали дверь женщины. Слышно было, что в квартире кто-то есть, но они отвечали, что никого. Проверять я права не имел.

А потом правительство решило действовать хитрее — повестки присылали по месту работы. И тут уже было не отвертеться, приходилось ехать. На месте выдавали защиту, но… Вы представьте степень радиации, если на некоторых объектах разрешалось работать не более минуты. В день! Кто-то в обморок падал — но это по рассказам, сам я такого не видел.

Много обещали — и машину вне очереди, и возможность купить кооперативное жилье в любом городе СССР. Вроде бы поначалу так и было, но это все ценой здоровья.

Кошмарный закон разделил ликвидаторов

– Как ликвидаторы живут сейчас в Эстонии?

– Здоровье у многих подорвано. Онкология и многое другое. Хотя я знаю одного ликвидатора, ему 70 лет, но он до сих пор водит фуры в международные рейсы! Но это скорее исключение. Поначалу у нас была государственная поддержка, ветераны Чернобыля получали по 3000 крон, была возможность раз в год съездить в санаторий и подлечиться. Но когда пришел Ансип, все это прекратилось — еще же и кризис разразился. Помощь нам сильно сократили. В итоге некоторые города стали помогать ликвидаторам из своих бюджетов. Ну представьте — приходит к нам старушка и говорит, помогите сына похоронить, он ликвидатором был. Ну как отказать? Конечно, мы помогали.

Потом было кошмарное законодательство, которое нас разделило — ведь нас почему-то вписали в Закон о репрессированных, и ликвидаторы пользовались этими привилегиями. Например, нам обеспечен бесплатный вход на Певческий праздник (смеется — прим. авт. ). А потом под репрессированными стали подра-зумевать только граждан Эстонии. И все ликвидаторы с серыми паспортами разом лишились всех льгот! У многих не было денег, чтобы купить необходимые лекарства. А болели и болеют многие.

Мы долго отстаивали свои права, 17 лет! Наконец сделали отдельный закон о чернобыльцах и уравняли всех ликвидаторов в правах — сейчас каждый из нас, независимо от цвета паспорта, получает ежегодную дотацию в 230 евро. Конечно, не бог весть какие деньги, сейчас на них в санаторий уже не съездишь.

Поэтому я воспользуюсь ситуацией и попрошу власти уездов и волостей больше внимания уделять ликвидаторам катастрофы, помогать им. Ведь они устраняли страшные последствия, и нам просто повезло, что все это облако пыли не ушло на Эстонию. Вы просто представьте, что было бы, если бы это все осело тут, например, на Тоомпеа… А в Белоруссии и Украине до сих пор закрыты огромные области. Из-за радиации. И если бы не самоотверженная и героическая работа людей, все могло бы быть куда страшнее.

Поделиться
Комментарии