Германский публицист Томас Фасбендер уверен: Европа стоит на пороге неожиданных изменений
Недавним гостем клуба ”Импрессум” стал Томас Фасбендер — эксперт в сфере германо-российских отношений, публицист и журналист. Фасбендер 23 года жил в России, хорошо знает ее изнутри, как и современную Германию. Его оценки современных политических процессов всегда являлись глубокими и точными. Томас Фасбендер уверен, что Европа, а значит, и все мы стоим на пороге существенных изменений, которые могут быть неожиданными, пишет "МК-Эстония".
На сентябрьской встрече речь шла не только о глобальных политических и экономических проблемах, но и о взаимоотношениях стран ЕС с Россией. ”Является ли Россия Европой?” — такой вопрос часто задают Томасу Фасбендеру на родине в Германии. И вот как он на него отвечает:
”Все зависит от того, что мы понимаем под словом ”Европа”. Континенту с европейскими ценностями в их сегодняшней форме Россия не соответствует. Она — не за многообразие в плане сексуальных отношений, не за безграничную толерантность, не за мультикультурализм и не за светское общество. Россия вопреки коммунистическому прошлому воплощает в себе консервативную, традиционную, сословную Европу, так называемый ”христианский Запад”. Какая из Европ через сто лет сохранится, увидят наши правнуки. История учит: объявленное умершим может быть удивительно жизнеспособным”.
”МК-Эстония” поговорила с Фасбендером о санкциях против России, исламе и угрозе терроризма, о перспективах европейской демократии и возможности объединения Европы как мультинационального общества.
Санкции бьют по России
- Существует версия, что санкции, которые с завидным постоянством вводятся против России, являются результатом сговора между российским президентом и правительствами США и западных стран. Цель — поднять экономику России, максимально отказавшись от западных товаров. Что вы думаете?
- Сговора нет. Очень правые русские, насколько я знаю, вообще говорят, что Путин — раб либеральных западных элит и вредит российским интересам. Не воспринимаю это серьезно. Даже если часть российской экономики поднялась за последние четыре года, нельзя говорить, что санкции не вредят России.
Я вообще не верю в теории заговоров. Чаще всего они просто служат объяснением сложных вопросов для простых людей. Работает так: если мне не понять мировые процессы, то легко сказать, что в Вашингтоне сидят три или четыре еврейские семьи и управляют всем миром. И сразу все понятно.
Есть официальное и все более растущее противостояние Запада и России. И мы не знаем, чем и когда оно закончится. Основной вызов для европейских политиков — работа в условиях довольно деликатного положения в мире, умелая балансировка и недопущение военных конфликтов на территории Европы. В этом году Сергей Лавров уже трижды бывал в Германии, Путин дважды встречался с канцлером Меркель. Есть движение. И самое интересное, что политики перестали говорить с прессой после встреч.
- Как мыслит простой человек: Путин встречается с Меркель, с Трампом, а улучшения не происходит, санкции только ужесточаются. Может, политикам просто нечего сказать?
- Ситуация, приведшая к сегодняшней, развивалась в течение пяти лет. Сначала был переворот на Украине, потом Крым и конфликт в Донбассе, последовали санкции, затем был сбит малазийский авиа-лайнер — и еще больше санкций. Ни одна, ни две, ни четыре встречи политиков не исправят положение. Должно пройти больше времени, прежде чем мы увидим реальные плоды.
Почему так важно, что Путин и Меркель перестали говорить с прессой? Раньше они давали пресс-конференцию по итогам для того, чтобы каждая сторона смогла высказать исключительно свою позицию и продемонстрировать свою правоту. Сейчас они выступают до встречи, только говоря ”мы будем”, ”мы надеемся”, ”мы уверены”. Встречи Путина и Меркель или министров иностранных дел — базовый фундамент, на котором рождаются совместные решения.
Невозможно, чтобы Запад на правовом уровне признал принадлежность Крыма к России. Это противоречит нашим основным нормам международного права, как мы их понимаем. Приведу пример с Балтийскими странами. Запад никогда не считал их нахождение в составе Советского Союза добровольным присоединением, только аннексией. Как мне кажется, пока единственное решение крымского вопроса такое: Крым де-факто будет российским, а де-юре останется украинским.
Мирового полицейского нынче нет
- Как долго может сохраняться этот статус-кво?
- С Балтийскими странами продолжалось 50 лет. Конечно, подобное возможно в условиях холодной войны. Мы не хотим такого повторения, но понимаем сложность положения. Западные политики раньше говорили, мол, чего тут сложного? Россия должна вернуть Крым. Сейчас они понимают, что Россия Крым не возвращает и не вернет. Значит, есть отличие между тем, что ты или кто-то должен делать, и тем, что ты или кто-то делаешь.
Нет мирового полицейского, который был еще 20 лет назад в лице США. Что касается Германии, то все немецкие правительства, начиная с Конрада Аденауэра в 1949 году, стремились, в рамках возможностей, к наилучшим отношениям с СССР и потом Россией. Немцев, исходя из нашего менталитета и истории, немало русских считают своими адвокатами и доверителями на Западе. Нынешнее правительство отказалось от этой миссии, заявив, что положение и самочувствие поляков и жителей стран Балтии по отношению к России важнее, чем близость наших стран. По крайней мере, с 2014 года германский канцлер Меркель ведет очень критичную к России политику.
- Почему в приоритете страны Балтии и Восточной Европы?
- Для Меркель объединение Европы — приоритетная цель. Но оно не может окончательно произойти, пока другие европейские страны видят в немецкой политике какую-то особую линию по отношению к России. Канцлер прекрасно понимает, что Германия — самая мощная страна Европы, и если она не идет вперед, объединяя и обеспечивая единомыслие всех участников, то единой Европы не получится. Правда, ее все равно не получится. Потому что политическое и экономическое и ментальное объединение — разные вопросы. Многие граждане Польши, Венгрии, Чехии и других стран выступают против некоторых, так называемых современных общественных ценностей на Западе и открыто говорят о разочаровании западным общепринятым прогрессом.
Приведу пример: если речь заходит о вопросах безопасности и экономики, то Польша — абсолютно западная страна, но как только выходит тема толерантности или светского общества как основополагающих принципов современного существования, то поляки оказываются с русскими гораздо ближе, чем с немцами. Европы объединенных ценностей никогда не будет — у всех они разные. И если в Германии открыто о таких проблемах не говорят, то жители Восточной Европы выражают свое разочарование, понимая, что в европейском обществе что-то идет не так.
Есть ли исламская угроза?
- Может, ислам посодействует моральному объединению Европы и возвращению к классическим ценностям?
- И миграция в целом. Нельзя не принимать во внимание тот факт, что за последующие 30 лет родится дополнительный миллиард человек на африканском континенте. А чем их кормить, где размещать? Я не знаю, как решить миграционный вопрос. Этим придется заниматься следующему поколению политиков.
Совершенно правильно, что наплыв иных по ментальности людей может привести к тому, что у европейцев проснется самосознание и понятие личной идентичности, которое сегодня потеряно. Ответы на вопросы ”Что мы хотим?”, ”Кто мы есть?” необходимы нам, европейцам, цивилизация которых основана на христианском фундаменте, если мы хотим выжить в завтрашних реалиях. Это и либерализм в первую очередь, особенно в части прав женщин. И тут даже наши консерваторы настроены либерально по сравнению с исламистами. Можно говорить, что ислам уже сейчас влияет на поведение и одежду женщин. Женщины в Германии уже не так открыто одеваются, как 10 лет назад. Этот факт не надо замалчивать, но наши СМИ неохотно поднимают подобные темы.
- Тогда о каком либерализме можно говорить?
- Вопрос в том, где находится черта, через которую нельзя переходить.
- Никто не узнает, пока мы до нее не дойдем, наверное. С вашей точки зрения, есть ли реальная угроза исламизации для Европы? Понятно, если ты живешь в окружении хиджабов и исламского мировоззрения, то промывка мозгов идет все равно.
- Мы должны считать, что этот процесс работает в двух направлениях. В Германии есть довольно много примеров, когда молодые турчанки и арабские женщины отказываются от своих традиций.
Но Европе придется отказаться от привычной ментальности. Например, еще 100 лет назад немцы жили в стопроцентном немецком обществе, и мои бабушка и дедушка знали о турках только из книг. Сегодня ЕС представляет собой мультинациональное общество, состоящее из множества обществ, которые имеют свою культуру, язык, специфику идентичности. И это наше будущее. Не стоит полагать, что через 200 лет у всех людей будет одинаковый цвет кожи, одинаковое мышление, одинаковые устремления. Человек всегда настроен проявлять свою индивидуальность. Надо смириться с этой данностью, выбора нет. Важно, чтобы шло взаимное проникновение культур.
И это уже вызов нашим правительствам — как управлять многонациональным обществом? Нахождение близких друг к другу представителей разных норм и этнических культур, индивидуумов с разными представлениями об одних и тех же понятиях, например, о гордости и славе, требует от правительств быть авторитетными для своих граждан.
- Авторитетными или авторитарными?
- В конце концов, правительства будут авторитарными. Потому что кто-то должен сказать: сиди и молчи, не доставай свой нож!
На пороге чего-то нового
- Терроризм — это сейчас угроза номер один?
- Это сильная угроза. Мы живем в эпоху гибридных войн, когда нападающая сторона не осуществляет военное вторжение, а подавляет врага иными действиями. Сегодня такие войны ведет ИГ, страна без территории, руководство которой никто не видел, граждан которой никто не знает. Террор — самый важный инструмент в такой войне. Теракты в любом месте и в любое время — это плановая деятельность ИГ, направленная на запугивание людей, на уничтожение самоуверенности европейцев. Цель — показать западной цивилизации, живущей в мире материальных ценностей, что они сильнее, жестче и готовы умереть ради своих идей. И такое положение дел заставляет нас задуматься, будет ли наше общество и дальше ставить гедонизм и потребление во главу угла, продолжится ли уход от моральных и духовных ценностей или произойдет возврат к истокам, духовному наследию и корням?
Мы должны, я бы сказал, не приветствовать, но прислушаться к тому, что говорит нам ислам, так как это важно для оценки нашего общего будущего. Да, с терроризмом надо бороться, но западное общество должно понять, что тот путь, по которому оно движется, не совсем верен. Исламский терроризм — симптом, показывающий, что наше общество больно.
- Традиционный русский вопрос: что делать?
- Европа должна определить собственную стратегию — что мы хотим и в каком направлении нужно развиваться. Ее сейчас нет. Политики боятся принимать решения, потому что невозможно просчитать последствия, и не принимают никаких. Мы не знаем, что делать с мигрантами. Привычные методы и структуры не работают больше. В Германии постоянно дискутируют, вправе ли мы диктовать представителям других культур наши нормы? Как мы ответим на амбициозный китайский проект ”Новый шелковый путь”? Знаете ли вы, что китайские инвесторы активно скупают земли в Африке, пригодные для развития сельского хозяйства, а в Европе акции крупных компаний? Все находится в движении. Мы явно стоим на пороге чего-то нового.
