Язык "из-под полы" — успешнее! Социолингвист Майму Березкина о русском в Эстонии и саамском в Норвегии
Докторант Университета Осло Майму Березкина исследовала тему, как власти Эстонии и Норвегии используют разные языки для общения с жителями, в том числе нацменьшинствами, в интернете. Результат — парадоксален. О своих языковых открытиях Майму доложила в Страсбурге на конференции по случаю 20-летия вступления в силу Рамочной конвенции о защите нацменьшинств и Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств и в интервью латвийскому порталу Delfi.
Майму свободно владеет семью языками: эстонским, русским, норвежским, голландским, английским, французским и немецким. Еще несколько языков понимает на бытовом уровне. Сама она — ребенок из смешанной эстонско-русской семьи.
Отец, доктор исторических наук, заведующий отделом Америки Музея антропологии и этнографии (Кунсткамера) Юрий Березкин встретил маму, социолога Лийну Рооталу в экспедиции в Абхазии. Он быстро выучил эстонский, который стал домашним языком семьи. И все же Майму без акцента говорит на русском — вместе с сестрой они полгода жили в деревне на юге Эстонии и посещали эстонскую школу, а вторую половину года — в Санкт-Петербурге, где ходили в частную русскую школу.
Выпускные экзамены Майму сдала в России и поступила на отделение норвежской филологии Санкт-Петербургского государственного университета. В магистратуру отправилась в Осло. Думала, на два года, но задержалась на девять лет: когда в столице Норвегии открыли Центр изучения многоязычия в мире "Мультилинг", Майму получила там место и начала научную карьеру.
Свою диссертацию Майму Березкина посвятила тому, как разные языки используются на государственных сайтах в Норвегии и Эстонии. Проводила интервью с людьми, которые определяют, на что и какие языки переводить, а также изучала виртуальный лингвистический ландшафт стран: то, как языки используются в интернете. Иногда это делается, чтобы действительно распространить информацию, а иногда — чисто символически, потому что по закону положено.
Официально в Эстонии единственный язык общения народа с властями — эстонский. Отдельных прав общаться с государством на русском у населения нет. Но в реальности все гораздо гуманнее. Эстонское электронное государство, которым так славится страна, частично доступно и на русском языке. Так сказать, из-под полы. Такие организации, как налоговая инспекция, департамент социального страхования, полиция и касса по безработице поддерживают хорошо функционирующую версию своего сайта на русском. Это неписаный закон: организации нанимают людей, которые отвечают за русскую версию сайтов. Также обычно есть неполная английская версия — для бизнесменов и приезжих.
На русском все работает не только в виртуальном мире. Во всяком случае, в Таллине физически очень много где можно общаться с госслужбами по-русски — для этого в офисы берут служащих со знанием русского. Русский язык — очень большой плюс для тех, кто хочет найти место в сфере обслуживания и в госучреждениях. Это не значит, что ты не получишь работу без знания русского, но с русским — вернее. Поэтому есть немало эстонцев, которые специально идут на курсы русского языка, чтобы поднять свои шансы на рынке труда.
На госсайтах обычно используется букмол. При этом есть закон, по которому в письменной коммуникации госорганов с гражданами ни один из вариантов письма не должен быть представлен в объеме, меньшем 25%. Это могут быть две параллельных версии сайта, но можно и смешивать: ведь те, кто использует букмол, обычно спокойно читают и понимают нюношк, и наоборот. При этом отвечать на письма граждан госслужащие должны именно на том стандарте, на котором им отправили запрос. Знание нюношка в дополнение к букмолу — большой бонус при трудоустройстве в государственном секторе.
Помимо двух норвежских в стране на уровне законов тщательно охраняются и языки традиционных нацменьшинств. В том числе четыре языка саами — народности, которую пытались ассимилировать в течение почти ста лет, до второй половины XX века. За это время многие утратили свой язык. В обществе до сих пор есть некоторая стигматизация саами. Самый большой из этих языков — северный саами, который используют свыше 90% этой народности. Его преподают в школах, чаще всего он есть и на госсайтах.
Приблизительная оценка числа представителей саами в Норвегии — около 40 000. Но со статистикой тоже все непросто. Можно лишь предполагать их реальное число. Самоопределение у саамов зависит не только от языка. Есть немало людей, которые считают себя саамами, но язык утратили. В этом случае они зачастую делают все, чтобы их дети выучили язык. Скажем, на выборах Саамского парламента зарегистрировано около 17 000 избирателей.
Есть еще язык квен — прибалтийско-финский язык, который используют потомки когда-то переселившихся в Норвегию финнов. А также романес и романи — местные языки цыганского народа. По использованию языков нацменьшинств нет строгого закона с четко оговоренными процентами, как с нюношком. Но в Саамском административном районе на севере страны, где базируется Парламент саами, у саамиговорящих есть очень широкие права. В том числе — общаться с государственными службами, врачами, полицией на языках саами. Топонимы на знаках должны быть как минимум на двух языках. В других районах Норвегии у саами есть право, например, общаться на саамском с врачом онлайн — для этого существуют специальные защищенные интернет-сервисы.
Закон предусматривает, что организации, охватывающие всю страну — налоговые и миграционные службы, системы трудозанятости, здравоохранения — должны сами поддерживать говорящих на саами, в том числе и онлайн. К примеру, есть немало пожилых людей, которым легче говорить на саамском, а в медицине очень важно обеспечить им эту возможность. Например, в таких ситуациях, как инсульт или деменция, часто позже выученные языки попросту теряются из головы — остается только родной. Для пожилых людей это саамский.
Из всех государств, где живут саами, Норвегия поддерживает их в самом широком объеме. На саами можно подать налоговую декларацию, на северо-саамском можно учиться от детсада до университета (есть Арктический университет Тромсе, где, например, можно освоить специальность учителя или журналиста). И все время создаются новые и новые программы на саами, разрабатывается терминология. Google Translate на саами пока недоступен, но развивается платформа Giellatekno для переводов слов и текстов. Правда, только в одну сторону — с саамского на норвежский. Есть spell-cheсk по ключевым словам для андроидов и айфонов. Еще существуют программы для перевода текста в устную речь — это помогает тем, кто не умеет писать на саами (язык долгое время не имел письменности, — прим.ред.).
Вызовов для саами еще хватает. Если местные власти на севере стараются все сделать для коммуникации с саами, то государственные органы в Осло не очень активны в переводе сайтов на саами — часто это связано с экономическими причинами, а также отсутствием нужного числа людей, которые будут поддерживать эти сайты. Часто многоязычные госсайты плохо функционируют. У Государственного регистра нет всех нужных программ, чтобы принимать заявки на саами — там другой алфавит. В частности, многие электронные письма на саами выглядят, как будто у них "слетела" кодировка.
Если вопрос коммуникации с традиционными меньшинствами активно решается, то самые большие проблемы сегодня — в общении властей с иммигрантами. По приблизительным оценкам, это около 16% населения (вместе с теми, кто родился уже в Норвегии). Больше всего — поляков, дальше идут шведы, пакистанцы, вьетнамцы и сомалийцы.
Я проводила диахронное исследование, как власти контактируют с иммигрантами онлайн. Одно время — в 2009-2010 годах — госструктуры взялись активно запускать версии сайтов на языках приезжих. Но часто это была очень обрывочная информация, а иногда — стигматизирующая. Например, на польском рассказывалось, как найти место для неквалифицированных работников, но почему-то не вспоминалось, что в Норвегии учится немало польских студентов. В итоге организации поостыли к такой многоязыковой практике — просто не хватает людей, чтобы поддерживать и регулярно обновлять все версии сайта. Сейчас онлайн-коммуникация с иммигрантами идет либо через английский, либо они учат норвежский.
- Я оптимист, — говорит Майму Березкина. — На мой взгляд, с каждым годом решать языковые вопросы в Эстонии становится все легче. Поколение русскоговорящих, которые приехали в Эстонию в советское время и не выучили эстонского, это в основном пожилые люди. Хотя, есть отдельные случаи и среди молодежи.
Да, жизнь русских в Эстонии в начале 90-х в одночасье перевернулась. Русский язык имел очень высокий статус — все эстонцы должны были его учить, а русские не должны были учить эстонский. И тут все стало наоборот. Понятно, что русским было непросто перейти из статуса большинства в статус меньшинства. На мой взгляд, Эстония с этой проблемой успешно справляется. Вопрос с правами на образование русскоязычных в этой стране решен не так радикально, как в Латвии.
Я не вижу угрозы эстонскому языку. Люди, которые родились в Эстонии, особенно в постсоветское время, больше ассоциируют себя с этой страной — они владеют эстонским хотя бы из прагматичных соображений — язык дает им больше возможностей на трудовом рынке и в вузах.
По-моему, учить язык своей страны — это само собой разумеется. Это не то, против чего надо протестовать. Но и сохранять свой, конечно, надо. Язык — это самоидентификация человека, он не должен ее терять. Впрочем, практика показывает, что возможно одновременно быть билингвом, и не потерять родного языка.
Как показало мое исследование, в Эстонии русский язык никак не склонен к вымиранию — он используется широко и во всех сферах. И пусть официально государство его не поддерживает, оно и не закрывает перед ним двери. А жизнь берет свое. Мне кажется, что лучше, когда язык есть — пусть "из-под прилавка" или "из-под полы", чем когда официально он есть и приветствуется, а реально все это не очень работает.
