Про Эстонию вполне можно сказать, что последние четверть века, после восстановления независимости, она жила в растрепанных чувствах — где-то между национализмом и европейскими ценностями. Национализм побеждал, увы, чаще, но в целом мы так и не определились, какую сторону выбрать. Так, люди по-прежнему не знают, кого считать эстонцами — и как их считать тоже.
Взять предпраздничные материалы в Eesti Päevaleht и LP. В колонке писателя Андруса Кивиряхка утверждается, что, несмотря на споры по поводу акцизов и однополых браков, спорщиков объединяет главное: ”Все они — граждане Эстонии, и само их существование жизненно необходимо, чтобы эта страна жила и продолжалась”. Неграждане, видимо, идут лесом, о них мы удобно забываем. С другой стороны, рядом есть интервью с Тоомасом Хендриком Ильвесом, которому неграждане тоже, конечно, по барабану, но который между прочим отмечает: ”Нас — 1,3 миллиона” — включая неграждан и граждан России то бишь. Нам бы как-то определиться, кто у нас тут ”мы”.
С какими русскими мы НЕ будем воевать?
В том числе об этом говорили накануне Дня независимости два эксперта — Ахто Лобьякас и Ильмар Рааг — в студии Postimees. Сначала разговор был о российской угрозе, потом дошло и до местных русских:
”А.Л.: Есть еще один аспект… который, мне кажется, у нас не продуман и которого мы почти избегаем — это как невроз. Это наши 300 тысяч русскоязычных людей. Когда речь о конфликте Эстонии и России, они, будучи частью Эстонии, остаются все-таки вне ее. Это важный аспект проблемы ”как избежать войны”… У нас должно быть эстонское государство, но слову ”эстонец” нужно дать новое определение, чтобы оно обозначало всех, кто в этой стране живет и хочет здесь жить, независимо от языка и происхождения. В такой Эстонии риск войны, я думаю, существенно снизится… Помню один разговор с моим русским другом в Петербурге: что будет, если Россия и Эстония будут по разные стороны фронта. Я сказал, что, видимо, умру, потому что, как резервист, пойду, конечно, в эстонскую армию.
И.Р.: Я с этим со всем согласен… Мы в Эстонии… никогда не будем воевать с русскими. Мы будем воевать только с определенной политической силой или ее представителями. А они весь народ не представляют.
А.Л.: Но даже если мы не будем воевать с русскими, кто те русские, с которыми мы не будем воевать — если нам придется воевать с Россией? Мы это для себя уяснили? Мы станем смотреть сразу в двух направлениях — или только в одном, а о втором забудем?
И.Р.: Да, я понимаю, о чем ты. Именно так. Наша логика начинается с того, что вина не бывает коллективной. И те, кто не идет на нас с оружием, не будут нашими врагами, независимо от национальной принадлежности.
А.Л.: Одним словом, мы не стали бы интернировать 300 тысяч человек…
И.Р.: Абсолютно, не стали бы!
А.Л.: Это абсурдная мысль сама по себе”.
Дальше Ахто Лобьякас говорит о том, что можно было бы изменить на следующие сто лет Конституцию, чтобы там не было ”эстонского языка, эстонской культуры, эстонского народа”, чтобы преамбула включала всех, кто здесь у нас живет и считает Эстонию домом. Нарвитяне, например. Рааг возражает: внести поправку в Конституцию — еще не решение. И вообще, ”наша Конституция как Библия, там есть взаимоисключающие цитаты”. Это чертовски верно: в преамбуле Конституции речь идет и о справедливости, и о национализме, например.
Но этот разговор двух интеллектуалов — скорее исключение; в основном все разговоры вертелись вокруг именно что национального государства, в котором основа идентичности — это эстонский язык. Кое-кто, как Сергей Метлев в той же газете, пытался запрячь национализм и либерализмом в одну упряжку. Метлев предложил говорить ”не о государственной идеологии, а об эстонском стиле жизни”: ”Не надо противопоставлять либеральные ценности и национальное государство; почерпнем силу из сочетания того и другого. Что, если особенной Эстонию сделает ее национально-либеральный стиль жизни?”.
Россиезаторам Эстонии приготовиться
То, как обострилась борьба между национализмом и справедливостью, видно и по мнению главреда Postimees Лаури Хуссара ”Россиезация Эстонии”. В оригинале стоит придуманное Хуссаром слово venetumine, образованное по аналогии с soometumine, ”финляндизацией”: так называли послевоенную политику Финляндии, которая во имя сохранения независимости дружила, представьте себе, с Советским Союзом. Хуссар же ищет слово, которое ”означало бы сознательное или бессознательное втягивание Эстонии в сферу влияния России и Кремля”. Надо ведь как-то обозначать врагов эстонского народа, не скатываясь окончательно в сталинскую лексику.
”О какой деятельности речь? — спрашивает Хуссар и сам же отвечает: — Это и желание приуменьшить советские преступления или вычеркнуть их из истории, и убеждение в том, что купленная за деньги налогоплательщиков телепередача на кремлевском пропагандистском канале — это невинное информирование без идеологической подкладки… Еще это злостная критика НАТО и желание показать Эстонию провалившимся государством, которое пресмыкается перед своим союзником, США”. Короче, записываем: критиковать НАТО нельзя, говорить о любых, даже очевидных провалах Эстонии нельзя. Любое шагание в ногу с США подавать под соусом… как там сказала наша президент в речи на столетие? ”Цель Эстонии — всегда являться достойным государством. Прежде всего, в глазах нас самих, затем — партнеров, союзников и соседей”, во.
Не ущемляет ли всё это свободу СМИ? Не есть ли это попытка политической цензуры? Да как вы могли подумать такое!..
На предложение Хуссара отреагировал в том же Postimees профессор ТЛУ Рейн Руутсоо, полагающий, что Кремлю на нас вообще-то начхать: ”Кремль не считает россиезацию Эстонии чем-то ценным”. Профессор Руутсоо призвал не проводить такие уж явные параллели с Финляндией, потому что ситуации кардинально отличаются, но на ”тех, кто выступает рупором политики Путина” и ”ручкается с массовым убийцей Башаром Асадом”, обрушился все равно. А равно и на Центристскую партию в целом — за то, что не выгонит людей, которые так не нравятся Руутсоо, Хуссару и прочим. ”Как далеко зайдет молчаливая солидарность? — риторически вопрошает профессор. — Какие формы она примет?”
Эстонский читатель, пробрало тебя от страха? Ты уже заколдобился? Нет-нет, это не пропаганда, что ты…
Активное разжижение эстонскости
Столетие Республики могло бы стать днем примирения, если бы кто-то — президент, например, — озаботился сделать его таковым. Отдельные голоса на эту тему звучали, в основном — русские. Так, в Postimees старейшина таллиннского района Кесклинн Владимир Свет предложил эстонским семьям 24 февраля пригласить домой русскую семью — друзей, знакомых, коллег, товарищей по спортивным занятиям, соседей. В Õhtuleht главред ETV+ Дарья Саар повторила вслед за премьером, что делить Эстонию на ”нас” и ”них” не нужно и вредно, что ”важна не этническая принадлежность и не язык повседневного общения — важно, что ты хочешь вложиться в общество, принять ответственность за страну и за людей, которые здесь живут, заботиться о них”.
Кажется, Дарья намекнула и на желательность дать гражданство серопаспортникам: ”Хуже всего, когда прав и обязанностей гражданина просто нет. А есть проездной документ, который позволяет ездить в Европу и Россию, не служить в армии, который дает официальное разрешение не отвечать за то, что происходит в обществе. Мое главное пожелание Эстонии — чтобы в ближайшие десять лет наше общество притягивало бы, как магнитом, талантливых, активных людей… Само по себе это не произойдет”.
Но рядом на том же портале мы читаем, например, Урмаса Сутропа, для которого по-прежнему важна Эстония для прежде всего для эстонцев, а прочие жители страны — это оккупанты и потомки оккупантов. ”Мы великодушны, мы готовы простить оккупантов и их потомков, — говорит Сутроп за всех эстонцев, — но только если они осознают, какое зло они причинили нашей стране, и коллективно попросят прощения”. О как! Но Сутроп вообще большой фантазер — он искренне уверен, например, в том, Ливонский орден был ”двойной эстонско-латышской страной” и ”входил в тогдашний Европейский союз — в состав Священной Римской империи”. Надо думать, эстонский народ проголосовал за вхождение в эту империю на древнем всеэстонском референдуме…
По соседству еще один большой патриот Эстонии Тийт Маде озабочен ”третьей волной русификации”, которой руководят ”уже не восточные идеологи, а люди со спутанным мировоззрением” (очередное обозначение врагов эстонского народа найдено, ура!), ”активно разжижающие эстонскость и поклоняющиеся востоку”. В итоге Маде желал, чтобы ”патриотически настроенная президент напомнила эстонцам: с прибывшими проживать в Эстонии другими народами нужно в бытовых условиях разговаривать только на эстонском языке”.
Послушаем президента, мать нашу!
Ну а потом пришла президент Эстонской Республики, произнесла программную речь — и раздала каждому старцу по ставцу. Верным курсом идут те товарищи, которые исповедуют идеологию национального государства, пусть наш национализм и будет теперь зваться ”открытым”. Каким именно местом и чему он открыт — дело темное, зато ясно, что для Эстонии вызов — это ”сохранение мыслящего человека, причем мыслящего именно на эстонском языке”; кто по-эстонски не мыслит, тех явно будут сохранять в последнюю очередь. Из русских будут делать эстонцев — так мы сохраним и приумножим эстонский народ. И — ключевое: ”Наше государство создано для защиты внутреннего и внешнего мира, а также для сохранения эстонской нации, языка и культуры во все времена. Для достижения этих целей эстонское государство основано на свободе, праве и справедливости”. Сами по себе право, свобода и справедливость для нас не так уж и важны.
Поскольку это все-таки речь президента на столетие Республики, реакции были довольно сдержанными. Редакция Õhtuleht похвалила Кальюлайд за ”необыкновенно доверительный тон и мессидж”, Postimees порадовался вместе с президентом тому, чего мы уже достигли, но призвал идти дальше, чтобы достичь и еще чего-нибудь. Еще редакция газеты цитирует Константина Пятса образца 1918 года; когда к Таллинну подошли красноармейцы, Пятс сказал: ”Сам возьму ружье и пойду в Ласнамяэ встречать красных”. Такую бы целеустремленность — да нынешним и завтрашним руководителям Эстонии, пишет газета. Да, точно, с ружьем и в Ласнамяэ! Как это точно сказано!
Слава небесам, речь президента не осталась и без критики. Историк Игорь Копытин в Eesti Päevaleht вообще не понял, как президент хочет соединить несоединимое: чтобы и национальное государство сохранить, и инородцев не задеть, и иммигрантов принять? И мы теперь что, будем перенимать только те ценности и обычаи, которые нам удобны и подходят нашему ”открытому национализму”? Что именно склеит нашу страну?
Примерно о том же высказалась в EPL и депутат-центрист Оудекки Лооне: ”Жаль, что президент не сказала ничего такого, что соединило бы 1918, 1968 и 2018 годы. Ничего, что могло бы создать невидимое единство Курессааре и Нарвы, Антсла и Таллинна, левых и правых радикалов; ничего такого, что было бы больше и важнее политических взглядов и мнений о событиях сегодняшнего дня”.
Точнее и жестче всех прошелся по речи президента всё тот же Ахто Лобьякас в Postimees: Кальюлайд ”произнесла речь с позиции матери народа”. ”Национал-консерватизм, которому она, по сути, придала статус государственной идеологии, всё лучше перекликается с доминирующим в эстонской общине менталитетом”, — ставит диагноз автор. Президент ”очерчивает европейские ценности и ограничивает их через ценности "эстонские"… Ранее у нас побеждали демократия и правовое государство, теперь же высший госчиновник Эстонии перевернул всё с ног на голову. В речи много неясного (что такое ”быть эстонцем”? ”пространство традиций”? ”достойное государство”?), но сквозь нее проступает платформа национального государства, в котором европейские ценности всё больше кажутся импортированными и факультативными”.
По словам Лобьякаса, национализм Кальюлайд не содержит основы для свободы личности и индивидуализма. ”Многое из этой речи было бы на своем месте в речах Владимира Путина… Но это ведь известный исторический феномен: образ врага незаметно становится нашей собственной реальностью”.
И далее — убийственно точное и страшное:
”История, о которой заботится наша национал-консервативная президент, — это история, в которой государство заведомо выше любой критики, пока оно выполняет вечную задачу сохранять эстонскую кровь, эстонский язык, эстонскость. Если это окажется невозможным — а такая ситуация всё сомнительнее в обществе, более четверти которого составляют русскоязычные, от которых ждут молчаливой ассимиляции, — в сегодняшней Европе без границ желающие всегда могут куда-нибудь уехать. В этом месте либерализм и консерватизм и сосуществуют, как обещала ранее президент Кальюлайд, — в Европе, каждый по свою сторону границы”.
Но по эту сторону границы — наша родина.
