Инородцы! Все на спасение сихитиса!

Филологи бьют тревогу: эстонский искажается под воздействием инородцев, нужно его спасать. Однако любой язык со временем так или иначе меняется. Отчего ради иллюзии сохранения эстонского мы должны переводить детсады на эстонский, задается вопросом в "МК-Эстонии" журналист Николай Караев.

В декабре, улетая в Дублин, я захватил в аэропорту свежий номер газеты ”Sirp” — и первым делом принялся за статью ”Такова цена интеграции?” (”Kas integratsiooni hind?”) филолога Йоэля Санга. Интересно же, почем нынче опиум для… в смысле — интеграция.

Статья оказалась — чистый триллер. Оказывается, политик Виктория Ладынская, цитируя на ETV царя Соломона (”Разрубите этого ребенка пополам”), ошиблась падежом: сказала ”Raiuge seda last pooleks” вместо ”Raiuge see laps pooleks”. Тут нужен не osastav (партитив), а nimetav (номинатив)! Это всё коварный sihitis, дополнение, с которым, сообщает Санг, у инородцев проблемы. Мы же предпочитаем всегда и всё говорить в осаставе, а сихитис может быть и в осаставе, и в ниметаве, и в омаставе (генитиве). А самое страшное, что в последнее время сихитис неверно употребляют уже и сами эстонцы. Объясняется это, да-да, влиянием на эстонский язык нас. Инородцев.

Сихитис гибнет, господа!

Запомнить и понять это невозможно

Если верить лингвисту Мартину Эхала, всё начинается с учащихся в эстонских школах русскоязычных, которые то и дело употребляют в качестве täissihitis, прямого дополнения, партитив, в то время как его-то здесь употреблять и нельзя — только номинатив или генитив. Дальше — цепная реакция: зараза испорченного сихитиса перекидывается на носителей языка, которые тоже начинают коверкать эстонский. Правда, Эхала считал, что дестабилизация падежной системы сихитиса эстонскому пока не грозит, но это было в 2009 году. Вдруг прав Мати Хинт, писавший в 2017 году о ”типологических изменениях, следствие которых — нестабильность и перестройка особенных и важных с точки зрения идентичности эстонского языка правил”? Вдруг сихитис уже не жилец? Вдруг ему осталось всего ничего? Что же делать?..

Правда, выясняется, что и носители языка местами с сихитисом путаются. Йоэль Санг приводит потрясший лично меня список условий, от которых зависит, в каком падеже должен выражаться сихитис, в ниметаве или в омаставе: в безличной форме глагол или нет; в повелительном наклонении он или нет; выражен он da-инфинитивом, сочетается ли с глаголами tuleb, maksab, kõlbab и так далее; список продолжается, и все равно за скобками остаются местоимения и числительные. Получается как в том анекдоте: ”Запомнытэ, дэты, патаму шта панят это нэвазможна!”

В школе нам, само собой, этого не объясняли. Да что там, нам и более элементарные правила употребления ниметава-омастава-осастава в качестве дополнения не объясняли, и в учебниках тогда, в девяностые, их, насколько я помню, не было. Теперь я вижу, почему: в эстонском сихитисе черт ногу сломит.

Не секрет, что редкий эстонец, как и редкий русский, прилично разбирается в грамматике родного языка. Носителю она не нужна, если уж он говорит ”я лОжу плитку”, его не переубедишь. Шутки шутками, но то, что якобы можно прилично выучить язык по учебникам, — миф. Нельзя. Грамматика любого языка куда сложнее, чем кажется, и всех правил не упомнят даже дипломированные филологи.

Что остается? Поскольку мы живем в Эстонии, целью существования которой согласно Конституции является сохранение эстонского языка на всем протяжении будущей истории человечества, а мы, инородцы, сихитис только портим, остается, как верно пишет Йоэль Санг, согласиться с реформистами: перевести детсады и школы на эстонский. Тогда дети инородцев усвоят правильный сихитис и сохранят его во всей чудной сложности для потомков. Я бы, конечно, отнимал детей от груди и помещал их в эстонскую среду еще агукающими младенцами — ради сихитиса-то; чего мелочиться?

Такова цена спасения сихитиса?

Но здесь Йоэль Санг вдруг делает финт ушами и вспоминает, что тот самый Мати Хинт, что озабочен ныне судьбой сихитиса, в далеком 1987 году напечатал статью о вреде… погружения детей в другой язык. Хинт утверждал, что ”в детсаду с неродным языком у ребенка может наблюдаться психолингвистическое отставание на один-два года, а в школе с неродным языком оно может увеличиться, 12-летний ребенок может владеть родным языком на уровне 8–9-летнего”. Такие дети, более того, могут чаще заикаться. Речь шла о том, что нельзя учить эстонских детей на русском. А русских на эстонском можно? ”Желаем ли мы своим соотечественникам того, с чем сами боролись изо всех сил 30 лет назад?” — честно спрашивает Санг.

Спасибо за честность. Хотя — буду честен и я — чудовищна сама постановка вопроса. Подразумевается ведь, что можно ответить ”да”. Что сихитис важнее, чем потенциальное отставание в психолингвистическом развитии на три-четыре года. Что расплатиться за спасение сихитиса судьбами детей — вполне себе вариант.

А летел я, напомню, в Дублин. Ирония налицо: самолет вез меня в страну, где никого не удивишь ни акцентом, ни вариациями грамматики. Наверняка пуристы есть и среди англоговорящих, но даже им в голову не придет бить тревогу, потому что ирландцы вместо ”I wrote a letter” говорят ”I’m after writing a letter”. Да, я знаю, английский и эстонский — ”две большие разницы”. Но любой язык меняется во времени, и чаще всего — после контакта с другими языками (английский в Ирландии веками соприкасался с гэльским). Почему эстонский должен быть исключением? Отчего так важно хранить девственность сихитиса? Господи, да всего сто лет назад эстонский был немножко другим — и точно будет другим через сто лет…

Но нам — в том числе ради иллюзии ”сохранения языка” — предлагается все-таки перевести школы и детсады на эстонский. Прекрасно же, да?

Впрочем, может быть, мы готовы? Эй, русскоязычные! Спасем сихитис?..