”Недолюбливание — советский атавизм”. Леонид Ярмольник — об искусстве и искусственном
”На Сааремаа — там есть маяк. Старый маяк. Там вообще такое ощущение, что самая состоятельная американская киногруппа специально это построила для невероятно дорогих съемок. А когда понимаешь, что это все настоящее, это приводит в восторг”, — поделился с Delfi своими воспоминаниями об Эстонии Леонид Ярмольник.
Через две недели в концертном доме Nordea состоится спектакль ”И снова с наступающим” в постановке Кирилла Овчинникова. В главных ролях — Леонид Ярмольник и Николай Фоменко.
Недавно Delfi опубликовал интервью с Фоменко. А на днях мы поговорили с исполнителем второй главной роли — с актером, продюсером, теле- и радиоведущим Леонидом Ярмольником — о предстоящих гастролях, о политике, религии, проблемах Европы и русском языке, и о самом главном для актера — о его внуке.
- Леонид, вы играете в спектакле "И снова с наступающим”, с которым приедете в Таллинн в декабре. Несколько лет назад вы играли эту пьесу с Сергеем Гармашом, а теперь — с Николаем Фоменко. Изменилась ли постановка?
- Безусловно! Это как бывает с классической литературой: поскольку эта пьеса была написана по моему заказу — она осталась той же, но от того, что эта пьеса — современная, и поменялся персонаж, то изменился и характер взаимоотношений этих героев. То есть — чтобы не вводить в заблуждение — ее содержание осталось прежним.
Безусловно в Таллинне есть жители, которые смотрели Гамлета или чеховские пьесы много раз в жизни и с разными артистами. Конечно, тут другое прочтение, артисты все другие, кроме меня, сделаны новые декорации Александром Боровским — нашим лучшим сценографом с мировым именем. То есть спектакль, на мой взгляд, стал намного интереснее, намного лучше — я это говорю ответственно, поскольку постановке уже год. Мы в прошлом ноябре играли премьеру, а за год сыграли более 30 спектаклей, и на них — всегда аншлаги. И после Таллинна мы, кстати, едем в Германию: Дюссельдорф, Гамбург, Ганновер… Приглашений очень много, но поехать в Таллинн и в Ригу — моя инициатива, потому что у меня свое отношение к Эстонии, к Латвии, к Литве: у меня там много друзей, и я очень люблю эти страны и не хочу, чтобы распадались эти человеческие и творческие связи.
Я, кстати, снимаюсь сейчас у Евгения Пашкевича — латвийского классика, и там — литовские артисты, латыши и эстонцы. Я русский там один. В следующем году выйдет это кино. ”Что знает тихая Герда?” будет называться.
- И еще вопрос про новогоднюю постановку. По словам Николая Фоменко, это очень веселый спектакль. Но афиши представляют его как двойственный: и веселый, и грустный. Как бы вы его охарактеризовали?
- Когда была вторая редакция этого спектакля, которую на 90% делал я, я придумал жанр — ”почти комедия”. Почему ”почти” — потому что это пьеса про сегодняшнюю жизнь, про то, как у нас у всех по-разному складываются судьбы… В данном случае речь идет о двух однокурсниках, у которых совершенно по-разному сложилась судьба. В течение спектакля каждый из них относится ко всему по-своему, по-разному, а к концу выясняется, что в самом главном смысле они одинаковые: они любят и ненавидят одно и то же, они преданы мечтам своей молодости. И ”результат” спектакля: сколько они не ссорятся и не конфликтуют там — это все и смешно, и грустно, иногда — до слез — они признаются друг другу так, по-мужски, в любви: ”Ты — брат мой”.
Я эту пьесу очень люблю — она очень похожа на всю нашу жизнь, на все наши трудности, стремления, желания быть счастливыми — и как это иногда не получается. Ну и, конечно, эта пьеса о том, что человек делает себя сам. Безусловно. Когда мы ждем милости от природы — ”кривая сама выведет, все само произойдет”… Так и жизни не бывает!
Естественно, там очень много комедийного. Конечно, если по классическим размерам определять, то это трагикомедия. Но в ней — больше комедии, потому что трагикомедия обычно — это когда кто-то умирает на сцене. У нас никто не умирает!
- В спектакле двое бывших однокурсников своеобразно встречают Новый год — на лестничной площадке. Говорят, мол, как Новый год встретишь — так его и проведешь.
- Я в каких-то анонсированных вещах не продавал бы этот трюк, потому что… Вообще, этот спектакль состоялся потому, что Саша Боровский — художник — это он придумал. Пьеса была написана в квартире, и действие должно было проходить там, и только чуть-чуть они курят на лестничной клетке. А он придумал, что все это будет происходить на лестнице.
Я сейчас расскажу вам анекдот мой любимый! Но ему очень много лет — он с советских времен. Когда у одной очень состоятельной польской пани спросили ”Как вы живете?”, она ответила: ”Я живу хорошо: у меня есть хрустальный унитаз, серебряный унитаз, фаянсовый унитаз, фарфоровый унитаз, золотой… Но когда пришли большевики — я обо****ась на лестничной клетке”.
И ситуация в этом спектакле чуть-чуть по этому анекдоту! Это все очень похоже на нашу жизнь — как будто бы мы живем на переходе, имея при этом замечательную квартиру… Ну, это такая метафора, но очень точная.
- Каким, по вашим прогнозам, будет наступающий год? Стоит ли мир на пороге важных и резких изменений? Или все будет размеренно и спокойно?
- Я думаю, что в связи с избранием Трампа у нас есть надежда на то, что нормализуются отношения, уравновесятся как-то и найдется какой-то консенсус в этом вечном ”бодании” с Америкой — кто главнее. Я не знаю, что будет через три года, но почти уверен, что в начале будет искаться какой-то консенсус, и это отразится и на международной жизни, и на терроризме, и на бесконечных угрозах в адрес друг друга… Я думаю, что этот год будет лучше, чем 2016. Я в это верю и очень на это надеюсь.
- То есть вы с оптимизмом смотрите в будущее?
- У меня внуку два года, и я не имею права смотреть по-другому. Безусловно, человек должен надеяться на лучшее. Все допускают ошибки — я сейчас имею в виду руководства разных стран. Глупостей достаточно много — мы все это понимаем. Но в этом нет никакой ”нарочности”. Я всегда себе говорю, мол, вот поставь меня на это место — я не уверен, что допускал бы меньше ошибок. Оценивать — всегда легче, чем принимать на себя ответственность.
Вообще, во всем этом очень много глупостей, и я надеюсь, что человечество все же не совсем сошло с ума, и конечно, нужно думать о детях и о завтрашнем дне. Все, что связано с мусульманством — я этого боюсь, могу вам честно сказать.
- А почему?
- Потому что мусульман рождается много — они живут во всей Европе. Прогнозируют, что 2025-30 годы — 80% населения Европы будут мусульманами.
- И как вы видите способ изменить ситуацию?
- Чаще заниматься любовью и не предохраняться.
- Крупнейшая за последнее время ваша работа в кино — роль в фильме Алексея Германа "Трудно быть богом". Некоторые критики картины говорили, что она не для массового зрителя. Так ли это по-вашему?
- Конечно! Герман — гениальный режиссер. Для него любимым режиссером был Феллини. Но они шли параллельными путями, практически не пересекаясь. Конечно, это относительное кино. Я думаю, тому, что Герман делал, еще не придумано названия: это не совсем кино — это что-то среднее между живописью, графикой и кино.
Критики могут говорить все, что угодно — кто-то хвалит, кто-то ругает — но картина вошла в список 100 лучших фильмов со времен братьев Люмьер. Это кино, которое можно смотреть и через 5 лет, и через 10, и через 50. Это фильм про то, из чего вообще состоит человечество — достоинства, пороки, страсти. Меняется наша жизнь: были Средние века, было Возрождение, есть сегодняшний день, меняются автомобили, одежда… Но по сути люди остаются такими же, какими они были и в Средние века. Грубо говоря, как в сказке: борьба Добра со Злом.
- Вы и раньше уже говорили, что с Эстонией и Таллинном вас связывают ”многолетняя дружба и сотрудничество в области театрального и киноискусства”. С кем из наших культурных деятелей вы сотрудничаете в настоящий момент? Есть ли у вас тут друзья?
- Сейчас — не очень много. Я очень много снимался в Советской Эстонии, на Сааремаа, например. Фильмов 5-6 было. В одной из первых картин снимались я и Олег Меньшиков. Еще только открылась гостиница ”Таллинн”. И только в ней можно было съесть куру-гриль! Это было тогда такое ноу-хау. И мы каждый день ее ели.
Сейчас таких тесных связей нет. И не потому, что мы неинтересны друг другу, а потому что все равно существуют искусственно созданные преграды. И они не от нас зависят. Государство — государством, а люди людьми. То же самое, что происходит сегодня с Украиной. Это в каком-то смысле моя родина: я родился на Дальнем Востоке, но школу заканчивал во Львове.
Политика ужасно вредит нашей жизни! Все это настолько неестественно и неорганично, носит искусственный характер, и самое ужасное, что в результате этого льется кровь и гибнут люди.
- Но, несмотря на эти, как вы говорите, ”искусственно созданные преграды”, 16 апреля этого года вы прочли у нас в Таллинне текст ”Тотального диктанта”. Потом вы назвали это свое выступление так: ”Это мой звездный час. Я никогда не собирал такую аудиторию” (ледовый холл Тондираба — прим.ред.). Чем, по вашему мнению, вызван такой большой интерес к этому мероприятию и русскому языку?
- Я думаю, что как раз и вызван тем, о чем мы с вами говорим. То, что происходит в политической жизни, не имеет никакого отношения к человеческим взаимоотношениям. Желание знать русский язык и учить его, а также в совершенстве владеть и эстонским, и русским — стремление нормального цивилизованного человека. Это укрепляет связи, это дает возможность нам понимать и слышать друг друга — не формально, а по существу. Поэтому это замечательная акция была. Спасибо, что напомнили! Я был в восторге. Было все очень здорово организовано, люди, которые все это сделали — большие молодцы. Я думаю, что это был лучший ”Диктант”, и эта площадка была главной — и по аудитории, и по тому, как это было сделано. И, мне кажется, все остались довольны: и те, кто писали, и те, кто диктовали.
- А еще приедете, если пригласят?
- И еще один вопрос про язык: как научить ребенка грамотному русскому языку? Вот у нас в русскоязычных школах часть предметов преподаются на эстонском.
- В первую очередь это книги, во вторую — это кино. Если ребенок маленький — мультфильмы. Но мультфильмы не сегодняшние, где все время ужасы какие-то, а те, которые мы в детстве смотрели, которые действительно были сказочные, красивые-рисованные.
- То есть воспитание грамотности должно идти прежде всего из семьи?
- В семье в данном случае обязательно должен быть носитель русского языка. Потому что если ребенок только учит язык, а ему его негде практиковать, то этот язык все равно будет оставаться мертвым. Так же, как у артиста: я могу выучить английский язык, и сниматься, например, в американском кино, но я все равно всегда буду говорить с акцентом, потому что у меня нет практики. Он все равно у меня такой… ”багажный”. Надо говорить!
- А вы себя считаете грамотным человеком?
- Что касается русского языка, наверное, более-менее. Хотя, могу сказать, что это, пожалуй, один из самых трудных языков на планете с точки зрения его разнообразия, порядка слов, ударений, запятых. Ну, как вот эта фраза — ”казнить нельзя помиловать”. Я не могу сказать, что я никогда не ошибаюсь. Я иногда, ошибившись, понимаю это и извиняюсь. У меня профессия такая — я должен знать язык, и должен быть грамотным человеком. Кому, как не мне, если я вроде как должен быть проводником культуры в массы?
- В одном из своих интервью вы сказали, что Таллинн — один из красивейших городов мира. Что в нем такого особенного? Чего, быть может, не видим мы — его постоянные жители?
- Я так говорю прежде всего про центр города. Это безусловно касается архитектуры. Доказательство очень простое: мы когда снимали в советские времена кино, для того, чтобы в фильме были какие-то зарубежные кадры, мы ездили в Таллинн. Таллинн был номер один! Самые снимаемые города в советском кино ”чтобы была заграница: Франция, Испания, Чехия” — Таллинн и Львов. А если не удавалось договориться с Таллинном и со Львовом — уже искали Ригу. Это что касается архитектуры.
А если о климате — так это я вообще люблю! Я весь мир объездил, но красивее закатов, воды и природы, чем в Прибалтике, найти трудно. Я думаю, что это самые красивые места в Европе.
- А какое-нибудь самое любимое место в Эстонии есть? Вот, Сааремаа вы упомянули…
- На Сааремаа — там есть маяк. Старый маяк. Там вообще такое ощущение, что самая состоятельная американская киногруппа специально это построила для невероятно дорогих съемок. А когда понимаешь, что это все настоящее, это приводит в восторг.
- Приятно слышать! …У вас есть вид на жительство в Латвии и квартира в Юрмале. В интервью латвийскому Delfi вы говорили, что очень любите Ригу и Юрмалу. Каковы плюсы и минусы жизни в Латвии?
- Для меня там, честно говоря, все хорошо! Я там невероятно отдыхаю: сбегаю туда от московской суеты, повседневности и занятости. А там уже через два-три дня я начинаю по-другому соображать. Там какой-то невероятный покой от этих дюн, от этих сосен, от этой воды, от чистоты воздуха. Там как-то мозги прочищаются. Больше вам скажу: все любят летнюю Юрмалу и ловят эти два-три месяца пляжного периода, а я люблю туда приезжать в декабре-январе. Я уже много лет там отмечаю свой День рождения. Люблю гулять с собачкой по берегу. Хотя это запрещено, но мне разрешено — у меня целлофановый пакетик с собой.
Это, быть может, признак уже какого-то уравновешенного возраста. В молодости не все замечаешь, а сейчас я стал наблюдательнее, внимательнее и очень целю это состояние, когда в душе появляется равновесие.
А касательно того, что вы спросили, что нравится, что не нравится… по-всякому бывает! Опять-таки все очень зависит от людей.
А еще я очень люблю Финляндию. Там вообще как-то по-другому дышится! Я, наверное, все-таки северный житель.
- Как часто вы туда — в Латвию — ездите?
- По-разному. Все-таки я в основном я работаю здесь (в Москве — прим. авт.). В этом сезоне — побольше. У меня внуку два года, и в Латвии он замечательно себя чувствует. А так порой во вторник мы можем еще ничего не планировать — в четверг сесть в самолет и полететь. И провести два-три дня там.
- А насовсем туда перебраться не думаете?
- Об этом мечтает моя жена. Но у нее другая профессия — она может работать по Skype. Она художник по костюмам. С моей профессией все немного сложнее. Я, наверное, могу жить там, и летать в Москву на съемки.
- Новый год планируете справлять в Юрмале?
- В этом году еще не решил. Это теперь больше зависит от детей, от внука моего.
- В одном из интервью вы сказали: ”Я помню времена, когда приезжал в Латвию, пытался что-то спрашивать по-русски, и зачастую ответы не были самыми дружелюбными”. В итоге вы переходили на английский. Изменилось ли что-то с течением времени? Бывало ли подобное и у нас?
- На мой взгляд, если говорить совсем уж русским языком, отношение к русским, которое там лет 15-20 назад было… всегда чувствовался какой-то такой антагонизм. Вроде я ни в чем не виноват, что так все сложилось в истории Латвии, Эстонии — что они были советскими, что затормозило развитие самобытности этих государств. Я же в этом не виноват! И поэтому, когда коренные жители ко мне относятся, как к человеку, который в этом виноват — это неправильно. Ни я, ни мои родители, ни прародители к этим процессам не имели никакого отношения.
Но этого с каждым годом все меньше, и сейчас я этого почти не замечаю. У меня есть ощущение, что, как и должно быть в цивилизованном мире, людей встречают по одежке — провожают по уму. Важно истинное отношение и уважение. Чем скорее мы станем людьми мира — в самом широком смысле этого словам — тем лучше. Недолюбливание — советский атавизм. Я в этом убежден. От этого советского качества почти избавились — но остатки есть.
- Насколько мне известно, вы в своей жизни неоднократно сталкивались с проявлением национализма и антисемитизма. В целом и общем этот вопрос всегда остается в нашем мире актуален. Что за этом стоит?
- Я думаю, что отсутствие культуры и образования.
- Как решить этот вопрос?
- Только практически. У каждого антисемита должен появиться один еврей, с которым он или будет иметь дело, или он его будет лечить, учить, и тогда это само по себе проходит. Потому что таланты и добродетель абсолютно не зависят от национальности.
- А вас обижает такое отношение? Или с возрастом начинаешь смотреть на такие вещи… более философски, что ли.
- Да, наверное, философски. Если я вижу какие-то глупые и яркие проявления, я на это не обращаю внимания.
- Чуть более 2 лет назад вы стали дедушкой. Как поживает ваш внук?
- Он — замечательно! Он — лучше всех!
- У вас хватает времени на общение с ним?
- Конечно! Я почти все графики подстраиваю под него. Когда он спит — я работаю. Когда он просыпается — я стараюсь быть с ним. Настолько, насколько это получается.
- Чем вы обычно занимаетесь вместе?
- Играем в машинки, я пытаюсь ему читать что-то, что-то строим, дурачимся, кувыркаемся. В спортзал ходим. Он по дорожке умеет ходить. Болтаем уже много. Я не знаю, кто кого лучше понимает. Он, конечно, смешно коверкает слова, но я могу быть его переводчиком!
- Как вам кажется, вы хороший дедушка?
- Вот этого я не знаю. С точки зрения того, насколько я его люблю — хороший. А насколько я полезный и правильный дедушка — мне трудно судить.
- Леонид, помимо всего прочего, вы много лет занимаетесь проблемами бездомных собак. Как сейчас обстоят дела с этой проблемой в России?
- Не очень хорошо. Сдвигов очень много, и во многих вопросах мы побеждаем, но у нас есть одна большая проблема — до сих пор не принят закон (о жестоком обращении с животными — прим. авт.). Сейчас мне обещали, что, быть может, на весенней сессии Дума примет его. У нас нет никакой ответственности за жестокое обращение с животными. Я хочу, чтобы этот закон был! Чтобы человека, который убил собаку, судили так же, как если бы он убил человека. Потому что разницы большой нет. Если человек убил собаку — он может убить и человека. Это проявление невероятной жестокости. А жестокость — это преступление.
