Как в Эстонии забирают детей у родителей и что изменил новый закон
О том, как в Эстонии забирают детей у родителей и что изменил новый закон, на страницах "МК-Эстонии" пишет советник канцлера права Владимир Свет.
С апреля этого года я начал работать советником канцлера права, в отделе прав детей и молодежи. Причина, по которой этой теме уделяется особое внимание, проста: в Эстонии канцлер права выполняет также и роль детского омбудсмена. Я шел на эту работу со смешанными чувствами. С одной стороны, для студента юрфака возможность поработать в таком учреждении сравнима с поездкой на Олимпийские игры для профессионального спортсмена. С другой стороны, права детей для меня были связаны с такими непонятными и неприятными понятиями, как ювенальная юстиция и отчуждение детей из семьи. Я решил разобраться, почему и как часто социальные службы Эстонии забирают детей из семьи.
Для начала, важно отметить, что за последние 10 лет количество отчужденных из семьи детей неуклонно снижалось. Если в 2006 году из семей забрали 654 ребенка, то в 2015 году таких детей было 380. Более того, за 8 месяцев текущего года эта цифра составила 130 детей.
Примечательно, что с этого года начал действовать новый Закон о защите детей, с которым было связано множество опасений — что детей будут больше забирать, что за родителями будут больше следить. И пусть эти опасения не оправдались, необходимо разобраться, как и почему 130 детей только за этот год лишились своих семей.
Два понятия
Что вообще означает ”отчуждение ребенка из семьи”? Речь может идти о двух понятиях. Во-первых, специалисты по защите детей из местного самоуправления или из государственного Департамента социального страхования могут на 72 часа забрать ребенка из семьи или ограничить его общение с родителями, если нахождение ребенка в семье угрожает его жизни или здоровью. Важно отметить, что за этим решением обязательно следует немедленное обращение в суд, который может установить временный или постоянный порядок общения с ребенком.
Во-вторых, только суд может принять решение об отчуждении ребенка из семьи более чем на 72 часа, и суд же может ограничить право родительской опеки и установить, с кем будет ребенку безопасно находиться в дальнейшем.
Таким образом, мы должны отличать две разные возможности — отчуждение на срок до трех суток со стороны специалиста по защите детей и ограничение родительских прав со стороны суда. Иногда ограничению прав со стороны суда предшествует временное отчуждение из семьи органами социальной опеки, чьи специалисты и обращаются в суд.
Суд — крайняя мера
Одним из важнейших принципов, на которых строится система защиты детей, считается понимание того, что естественной средой для каждого ребенка является его собственная семья, и поэтому все методы социальной защиты направлены на то, чтобы сохранить нормальные отношения внутри семьи. Когда специалист по защите детей узнает, к примеру, что в какой-то семье ребенка воспитывают родители-алкоголики, он в первую очередь связывается с родителями и старается втолковать им, почему такой образ жизни губителен и опасен для ребенка.
Родителям дают контакты различных специалистов, которые могут помочь решить их проблему. Их предупреждают о возможных последствиях того, что воспитанием ребенка не занимаются. Если имеется возможность, то специалист предлагает родителям периодически отправлять ребенка к родственникам. Он даже может в конкретном случае отвезти ребенка на короткое время в Центр опеки, если нахождение с пьяными родителями может представлять опасность для ребенка.
Возможность обращения в суд будет рассматриваться как самая радикальная и крайняя мера, на которую специалист по защите детей может пойти только в том случае, когда остальные методы обеспечения безопасности и благополучия ребенка исчерпаны. Так, забрать ребенка просто по причине бедности нельзя — для этого должна быть весьма конкретная угроза здоровью или жизни ребенка.
Много возможностей
Если же дело доходит до обращения в суд, то это еще не означает, что ребенок будет автоматически отчужден из семьи. Понятно, что судья не может просто на основании заявления социального работника лишить родителей какого-либо права. В таких процессах участвуют специалисты по защите детей и иные эксперты, которые обязаны четко разъяснить, почему невозможно обеспечить безопасность ребенка в семье, участвуют также и представители сторон.
Кроме того, судья обязан спросить мнение самого ребенка о том, хочет ли он жить со своими родителями. Пусть закон требует заслушивать мнение детей начиная с 10-летнего возраста, на практике судьи учитывают мнение и детей помладше, если их развитие это позволяет.
Важно понимать, что у суда есть много возможностей для обеспечения безопасности и благополучия ребенка. Исходя из принципа, что родная семья является лучшей средой для воспитания, необязательно забирать ребенка из семьи, часто достаточно ограничить право опеки одного из родителей или передать права принятия некоторых решений местному самоуправлению.
К примеру, если родитель отказывается вести своего ребенка к врачу, суд может передать право решать этот вопрос местному самоуправлению, в остальном же права родителей ограничивать необязательно.
Проблема состоит в том, что некоторые специалисты по защите детей не осознают, насколько гибкими являются методы судебного воздействия на родителей. Так, ограничение права на принятие решений, касающихся ребенка, прямым текстом в законе не прописано, оно исходит из комбинации нескольких статей закона о семье.
Меняясь к лучшему
Разумеется, это не единственная проблема эстонской системы защиты детей. Ошибаются специалисты по защите детей и социальные работники, ошибаются судьи и прокуроры, и даже канцлер права ошибается.
Именно поэтому действия специалистов по защите детей могут быть обжалованы в зависимости от ситуации — в руководстве местного самоуправления или в Департаменте социального страхования. Любое решение чиновников может быть обжаловано в суде, и на каждое решение может быть подана апелляция.
Кроме того, на действия исполнительных властей — чиновников местных самоуправлений и государственных департаментов — можно жаловаться канцлеру права, если нарушены конституционные права человека.
Да, система не идеальна, но она меняется к лучшему. Специалисты все больше занимаются консультированием, нежели наказанием родителей, и все меньше детей отчуждаются из семей. Понятно, что это делается исходя из их интересов и ради из благополучия, ведь дальнейшее проживание со своими родителями представляет угрозу для жизни или здоровья этих детей.
И даже несмотря на явно положительные изменения, я все равно задаюсь вопросом — а 130 детей, которые не смогли расти в своих семьях, это много или мало?
