Эстонский исламский приход: мы не какой-то закрытый клуб или секта
Сила мусульманской общины в Эстонии - в ее открытости, в том, что она включает в себя многие национальности, объединяет суннитов и шиитов и никогда не конфликтовала с другими конфессиями, считают в НКО "Эстонский исламский приход". По их мнению, ситуацию с мусульманами в Эстонии можно ставить в пример другим странам.
Однако есть и серьезные угрозы: с одной стороны — нагнетание обстановки вокруг общины в СМИ и связывание ее с негативными элементами общества, а с другой — отсутствие помощи в интеграции мусульман, приехавших из других стран.
Прихожанином или учеником Исламского культурного центра Turath-Pärand может стать кто угодно, говорят члены совета НКО, являющегося правопреемником исламской общины, которая была зарегистрирована в Нарве в 1928 году.
Объединение было воссоздано в 1993 году представителями татарской, азербайджанской, казахской и узбекской общин, позднее в совет этой зонтичной организации вошли киргизское, башкирское, тюркское общества. Руководство в совете передается разным национальным общинам каждые два года в ротационном порядке, главный муфтий избирается советом на пять лет.
Новые вызовы
За последние годы резко увеличилось количество новых прихожан, как за счет тех, кто приезжает в Эстонию в связи с открывшимися границами, так и тех, кто принимает ислам, будучи коренным жителем Эстонии. Последних — более ста. В связи с этими изменениями, ставшими для общины неожиданностью и определенным вызовом, она нуждается в большей поддержке государства.
"Физические и финансовые возможности ограничены. Приход находится на самофинансировании. Мы решаем проблемы и свои, и новых иммигрантов, которых нужно интегрировать в эстонское общество. Если этим не заниматься, то они соберутся и найдут себе другого муфтия, который им удобен и будет вести свою линию. Поэтому сотрудничество с нами в этой сфере — в интересах общества и государства", — отмечает нынешний председатель совета НКО, представитель азербайджанской общины Ниязи Гаджиев.
"Если так пойдет дальше, то мы можем получить второй Париж или Стокгольм — эти люди могут отделиться и жить сами по себе, как в гетто, не интегрируются в эстонское общество", — обеспокоен Гаджиев.
"В других странах есть положительные примеры, когда интеграция идет именно через мечети", — поддерживает его главный муфтий Ильдар Мухамедшин, по словам которого, именно там новые приезжие начинают изучать язык и культуру страны.
Важным считают и то, чтобы со временем местные мусульмане не попали под влияние политизированного ислама, который может прийти извне.
И здесь огромную роль играет вопрос религиозных знаний — некоторые из приезжих оказываются недостаточно образованными в плане ислама, отмечает руководитель отдела центра по зарубежным связям, преподаватель, супруга муфтия Иман Махмутова, получившая степень магистра исламского права в Эр-Рияде. К тому же проблема в том, что сейчас люди получают большое количество информации из интернета, что увеличивает риск неправильной трактовки религиозного учения, особенно восприимчивы к этому бывают новообращенные.
"Функция исламского центра — предоставить базовое образование, чтобы оно дало человеку ориентир в жизни, чтобы он не сошелся с движениями, призывающими выполнять какие-то свои цели, в которых религия уже не при чем. А соблюдение ислама — правильного ислама — ни в коем случае не приводит человека в какую-то оппозицию или секту", — отмечает Махмутова.
Центр и международная дипломатия
Созданные в начале XX века в Таллинне и Нарве мечети были разрушены в 1944 году во время боевых действий. Нынешний культурный центр, расположенный недалеко от аэропорта, является в первую очередь местом, где может собираться мусульманская община, история которой в Эстонии насчитывает около 300 лет. Однако он выполняет и представительские функции.
"Исламский центр или мечеть в немусульманской стране — это символ отношения государства. Сюда приезжают многие политики из мусульманских стран, для которых религия — часть их жизни, и часто местные власти начинают панически искать место, куда им прийти", — делится Иман Махмутова. Так, они встречали у себя сборную Турции по футболу, мэра Куала-Лумпура, бывшего министра иностранных дел Турции Ахмета Давутуглу и других высокопоставленных лиц.
Надо использовать культурный, исторический и человеческий потенциал мусульманской общины для развития международных экономических отношений, считают в приходе. К тому же члены общины и муфтий за пределами страны в первую очередь представляют именно Эстонию.
В качестве одного из примеров дипломатии можно привести то, что община обратилась к народам Ливана и Сирии с просьбой освободить похищенных эстонских велосипедистов.
"И мы еще больше готовы в этом направлении работать. У нас нет посольства ни одной арабской страны. Мы же готовы приложить к этому и свои знания и умения. Но вместо того, чтобы вести с нами нормальный диалог, узнать о нашей деятельности, истории, некоторые СМИ нас равняют с какой-то подпольной организацией", — говорит Махмутова.
"Мы не какой-то закрытый клуб"
Представители совета общины были неприятно удивлены опубликованной в газете Eesti Ekspress перепиской эстоноязычных мусульман, в которой обсуждается то, что многих из них КаПо приглашала, так сказать, на кофе.
"То, что априори нас рассматривают как какую-то группу, за которой следует наблюдать — это обижает. Это мое мнение", — говорит Махмутова и выражает обеспокоенность тем, как на фоне информации последних недель могут себя ощущать эстоноязычные и вообще новообращенные мусульмане. Она подчеркивает: для них крайне важно, чтобы их новые братья и сестры ни в коем случае не чувствовали, что их отталкивают.
Однажды центру сделали ценный подарок — пожилой человек из еврейской общины принес чуть обгоревший Коран, написанный от руки в XVIII веке, и рассказал, что книгу спас его отец, когда разбомбили таллиннскую синагогу. Есть у прихода и письмо от бывшего архиепископа Эстонской лютеранской церкви Андреса Пыдера, в котором он высказывает поддержку восстановлению мечети.
Важно отметить, что в эстонской мусульманской общине сосуществуют сунниты и шииты. "Никогда в нашей стране не было никаких конфликтов между мусульманами и представителями других религий, но на протяжении нескольких лет пытаются посеять неприязнь к мусульманам в Эстонии именно на основании каких-то внешних факторов", — рассуждает муфтий.
В этих условиях, по мнению Гаджиева, особенно важно, чтобы в обществе и среди мусульман Эстонии не было недопонимания — прихожанами и учениками в мечети может стать кто угодно. "Мы не какой-то закрытый клуб, в который никого не пускаем", — говорит он.
Гаджиев подчеркивает, что в своей деятельности НКО "Эстонский исламский приход" руководствуется и будет руководствоваться своим уставом и законами Эстонской Республики. В последние недели в СМИ поднимался вопрос о том, что мусульмане-эстонцы не могут стать членами прихода. Однако ограничения касаются исключительно административных должностей в НКО, являющейся зонтичной организацией, объясняет Гаджиев. Войти в управление могут организации, которые просуществовали уже три года и продемонстрировали свою деятельность. Объединение мусульман-эстонцев на данный момент действует два года.
По словам Гаджиева, для решения проблемы участия новых иммигрантов и новообращенных в управлении приходом было принято решение о создании при совете должности советника, который будет заниматься вопросами этих двух групп. Скорее всего, это место будет предложено организации эстоноязычных мусульман.
Сазанаков — лишь один из многих прихожан
Точное количество мусульман в Эстонии неизвестно, оно оценивается примерно в 4000 человек. На каждый пятничный намаз приходит до 150 человек, a на праздничный — до 400.
Называть Ивана Сазанакова, который, как считается, уехал в Сирию, чтобы присоединиться к джихадистам, учеником муфтия — некорректно, подчеркивают члены совета. Дело в том, что в Культурном центре Turath-Pärand, который действует и как мечеть, и как место учебы и праздников, проводятся общие лекции, на которых среди прочих бывал и Иван, ставший Абдуррахманом.
Приняв ислам, Сазанаков посещал центр около года. "Если он какое-то время изучал арабский алфавит и ходил на общие лекции, это еще не значит, что он ученик муфтия", — говорит Иман Махмутова. Что же касается общих лекций, то на них даже нет списка учеников. "Это у суфиев может быть наставник, который контролирует жизнь каждого ученика, у нас нет такой системы. У нас лекции открытые — как читать Коран, как совершать религиозные обряды, этика и нравственность, все книги известны, лекции даже записываются и выкладываются".
В хадж в группе, которую для разъяснения выполнения обрядов всегда сопровождает муфтий, Сазанаков отправился не за какие-то заслуги, а потому, что сложилась определенная система формирования делегаций: в них стараются включить, с одной стороны, представителей разных национальных общин, а с другой — новообращенных людей. "Муфтий выбирает, чтобы было более справедливо. А так как новообращенных не так много, многие из них уже был в хадже", — рассказывает Махмутова.
Радикальности в настрое самого Сазанакова замечено не было, как и не наблюдалось этого за его женой, которая также регулярно посещала культурный центр, однако ислам приняла лишь незадолго до их отъезда. Они приходили сюда вместе с детьми, как и многие другие прихожане. Перед отбытием Сазанаковы сказали некоторым членам общины, что отправляются в Турцию изучать язык.
О том, что Иван может находиться в Сирии и принимать участие в боевых действиях, в приходе узнали от журналистов. Отклик на такой поступок в общине был отрицательным.
Но для прихода также неожиданным и неприятным стало ощущение, будто какая-то роль в неблагоприятном выборе Сазанакова приписывается центру и муфтию. "Появилась новость о том, что он находится там в течение двух лет. Итак, проходил в центр около года, отсутствовал два года, а новость о нем обсуждается сейчас. Где они были эти два года, в какие руки попали — ведь никто за ними не следил, никто с ними связь не поддерживал, — говорит Махмутова. — Очень странно, что все в одну кучу свалили. У людей шок".
Радикализация и "шейх" Google
Муфтий Ильдар Мухамедшин подчеркивает, что он и его супруга обучают исламу, который соответствует Корану и хадисам — высказываниям пророка, его поступкам и традициям, — и их деятельность всегда открыта. "Во-вторых, мы всегда затрагиваем вопросы, касающиеся того, как мусульманин должен жить в немусульманской стране”. По этому поводу уже написано немало книг — это так называемый фикх (мусульманская доктрина о правилах поведения — прим. Ю. Т.) мусульманских меньшинств в немусульманских странах.
"Что касается радикализации, то не в наших силах следить за каждым человеком: что у человека в душе, что он еще читает помимо тех уроков, на которые приходит", — продолжает муфтий и подчеркивает, что, несомненно, лучше, если люди обращаются с вопросами к нему, но, к сожалению, теперь появился, так сказать, самый большой "шейх" — "шейх" Google.
Если же к муфтию кто-то обратится с радикальными мыслями или вопросами, то у него есть ответ. "Мухаммад, мир ему и благословение Аллаха, предупреждал, что придет время смут. С точки зрения ислама, смута — это когда люди не понимают, ради чего вся эта каша заварилась. Мусульманину никогда нельзя лезть в эту смуту, потому что ты не знаешь, из-за чего все это началось, и там нет добра. Как пророк говорил, в это время лежачий лучше, чем сидячий, сидячий лучше, чем идущий, идущий лучше, чем бегущий".
Мухамедшин отмечает, что вообще фанатизм в исламе запрещен, как и формальное отношение к религии — религия всегда должна быть умеренной. Максимализм, встречающийся чаще у новоиспеченных мусульман, неприемлем — он чреват либо тем, что человек станет высокомерным, т.е. считающим остальных мусульман менее религиозными, либо тем, что он надломится и все бросит. Муфтий делится, что именно так их учили и в Исламском университете Медины, который он окончил, и подобные вопросы сейчас разбираются в том числе на международных мусульманских конференциях, так как это проблема всего мира.
Муфтий вспоминает высказывание на тему фанатизма одного из исламских ученых Ибна Каййима аль-Джаузийя. "Дьявол пытается воздействовать на людей по-разному. Если люди следуют за своими страстями, он вселяет в них еще большую любовь к этому, а если же он видит, что человек религиозный, то пытается сделать так, чтобы он еще более усердным был. Как ты молишься — так все молятся, а ты давай еще сильнее. Чтобы человек впал в высокомерие".
Супруга муфтия отмечает, что максимализм и фанатизм зачастую связаны с незнанием религии, что еще раз подчеркивает важность религиозного образования. Если посмотреть на возникновение совершенно противоположных друг другу сект в исламе, говорит Иман Махмутова, то можно увидеть в них одну и ту же проблему: они берут только одну сторону веры. "Потому что есть тексты, в которых говорится и об этом, и о том, но их ведь нужно рассматривать не отдельно, а вместе. Тогда у тебя будет общее правильное представление об учении веры", — подчеркивает Махмутова важность контекста и истории.
