"Люди не замечают, что творится на Коплиских линиях, на окраине Маарду, в Кохтла-Нымме…"
Так рассуждает режиссер Аллан Кресс. 12 декабря в Таллинне прошел премьерный показ его постановки по пьесе Рюнно Сааремяэ "Огни Ивановой ночи".
Премьера пьесы Сааремяэ состоялась в 2001 году в Раквереском театре. Теперь впервые она поставлена в Эстонии на русском языке.
Сам Сааремяэ охарактеризовал свое произведение: "…История о двух братьях, которых судьба не баловала: безработица, драки и водка. Но тем не менее, они не могут жить друг без друга, поскольку ни у того, ни у другого больше никого нет… И уйти тоже некуда. Люди как люди, только держатся на наклонной плоскости".
Delfi взял интервью у Аллана Кресса.
Актуален ли материал сегодня, десять лет спустя после первой премьеры?
Да. С чего, из-за чего вообще начинается путь по наклонной? И как этого можно было бы избежать? Результат такого пути мы видим каждый день на городских улицах. Достаточно посмотреть, сколько на них нищих, попрошаек.
Я даже не хочу пускаться в рассуждения, актуальнее ли эта тема сегодня, чем десять лет назад. Перед глазами Сааремяэ тогда был свой родной край — Кохтла-Нымме в Ида-Вирумаа, где он жил. Два главных героя пьесы — его соседи, реальные люди. Я с труппой ездил на место, мы видели, где жили Рюнно и его брат Юллар. Так что эта пьеса появилась как следствие очень личного импульса. И в контексте тамошних мест на первый план выходит тема алкоголизма. Через безработицу, которая там из-за того, что шахты закрывают. А ведь когда-то шахтеры были весьма состоятельными людьми. И вдруг — такое падение.
Впрочем, один старый шахтер поведал нам, что, даже когда работа была, возвращение домой напоминало переход через минное поле. В том смысле, что на каждом шагу поджидала выпивка. Работа, сами понимаете, была напряженной, опасной для жизни. Напряжение приходилось снимать. Теперь там актуальнее, конечно, пьянство из-за безработицы.
Вы воспринимаете его как государственную проблему или как проблему отдельно взятого человека?
Не знаю, это ведь сообщающиеся сосуды. Не могу сказать, что я какой-то там революционер или кто-то в этом роде. Пытаюсь воспринимать то, что раздражает. Сааремяэ говорил, что это задача государства — создать атмосферу, где можно жить, зарабатывать на жизнь. Но что-то зависит и от человека. И естественный отбор, увы, продолжает действовать.
Какую главную мысль вы хотели донести до зрителя?
Громкие лозунги все чаще вызывают у меня аллергию. Я все больше ощущаю, как много вокруг пустой говорильни, случайного и тактики дорожного катка. И что замечаю в последнее время — что люди слушают, но не слышат. И изначальная причина — видимо, все же эти бешеные скорости, агрессивность. Встречаешь знакомого, которого давно не видел, он тебе — на бегу: поговорим после, я страшно тороплюсь. Через полгода он произносит то же. Мне кажется, что мир сходит с ума. Из-за этих скоростей никто и ничего уже не совершает, везде — сплошная показуха. А знаем ли мы сами, куда спешим?
Если говорить о главной мысли постановки, я пытался подойти следующим образом: внешне все должно быть так, чтобы публика думала, что действие происходит двадцать лет назад. А футболка с символикой Культурной столицы Европы 2011, которую надевает герой в конце спектакля, это как раз для того, чтобы показать — на самом деле мы играем день сегодняшний или даже завтрашний.
В каждой своей постановке я в итоге хочу сказать: люди, будьте нормальными, не дергайтесь, оглянитесь и попробуйте относиться к окружающему нормально!
Эстонский материал, русские актеры. Для постановщика есть принципиальная разница?
В профессиональном плане особой разницы нет. Хороший актер хорош везде. Но, проработав с русскими актерами более года, могу сказать: известные вколоченные в нас окружающим миром различия все же есть, к ним надо привыкать обеим сторонам. Но они преодолимы тем быстрее, чем больше люди находятся вместе.
На каком языке репетировали?
Да на русском. Ни один из моих актеров не говорит по-эстонски. Да еще проклятье театра проектов — все с колес и на коленке. Ни одного полноценного допремьерного прогона сделать не получилось. Но вроде выстояли.
