Как сегодня живут в Эстонии ветераны-чернобыльцы?

26 апреля 1986 года в Чернобыле произошла крупнейшая на европейском континенте ядерная катастрофа. В результате взрыва на АЭС был неимоверный выброс радиации. Последствия этого взрыва удалось смягчить ценой жизней и здоровья обычных людей. Многие из тех, кто 37 лет назад спасал Европу от радиации, отправлялись туда из Эстонии, пишет „МК-Эстония“.

По словам председателя Союза чернобыльцев Эстонии Юри Рейнманна, отсюда на ликвидацию последствий чернобыльской аварии в разное время было отправлено около 5000 человек. Сегодня в стране проживают примерно 3500. Кого-то уже нет в живых, кто-то уехал в Россию.

Страха не было

Юри отправился в Чернобыль в 1988 году. Фон радиации был уже значительно ниже.

„Территорию станции ведь накрывали метровым слоем песка сразу, – объясняет чернобылец. – Конечно, к моему приезду радиация была, от нее не спрячешься, но меньше. Когда ехали, кто-то понимал про радиацию, кто-то нет, зависело от образования. Но время было такое: приказ есть – надо идти. В первый год, когда мужиков отвозили в Чернобыль, говорили им, что на военную переподготовку. Они и не знали, куда их везут. Когда я пошел, были уже критерии. Например, должно было быть два ребенка, потому что после облучения детей уже не будет. Плюс поставили ограничение по возрасту. А в первый год брали всех, кого только можно“.

Юри Рейнманн вспоминает, что сам хотел поехать в Чернобыль. Он был молод, холост, готов стать добровольцем.

„Меня хотели направить в строительные войска. Так как я учился, в армии не служил. В Чернобыле надо было не строить, а ломать дома. А ломать ведь тоже надо уметь. Но там что-то перепутали, и я попал в воинскую часть, где все были водителями. Они возили разные отходы со станции. У меня не было прав на грузовик, только на легковую машину, и мне предложили выбор: перевод в строительные войска, но это заняло бы время, либо остаться в этой части на кухне. И я остался там, – рассказывает Юри. – У каждого из нас измеряли бэры, это такие единицы поражения радиацией. Кто возил отходы, получал больше бэров. Кого-то уже через месяц отправляли домой. У меня на кухне постоянно проверяли котлы, замеряли радиацию, она была низкой. В итоге я пробыл там четыре месяца“.

Мужчина продолжает: „Страха особо не было, было интересно. Ну и деньги, конечно, платили. Нам многое обещали: квартиры в любом городе СССР, справки на машины… Но в итоге получили только деньги. Сначала я ничего не чувствовал. А потом начал падать на улице. Не понимал: то ли дворник плохо убирает, то ли подошва скользкая. Я работал прорабом, надо на объекте лезть на крышу, а я уже не терплю высоты. Пошел к врачу, а он: „Ничего удивительного, ты же в Чернобыле был, у тебя равновесие не работает“. Так у меня и остались проблемы с равновесием, зимой поэтому хожу с палкой. Но у меня ничего страшного. А мужики, которые в первый год попали и чистили крышу, они все вскоре умерли“.

Биороботы за работой

Другие чернобыльцы рассказывали Юри и о роботах, которые в Чернобыль доставили из Японии. Они должны были, как экскаваторы, собирать с крыши и сбрасывать вниз отходы. Но из-за радиации электроника моментально выходила из строя.

„Тогда и появилось слово „биоробот“. Это человек. Только люди могли делать эту работу, – вздыхает ветеран Чернобыля. – В 90-е годы было сложно. Ни у государства, ни у города денег не было, нам дали какое-то небольшое пособие. Я понял, что так дело не пойдет – льгот у нас нет, люди многие болеют. На собрании, которое мы проводили раз в год, было принято решение, что я баллотируюсь в городскую думу, где буду заниматься нашими вопросами. Я прошел в городскую думу. Тогда был Сависаар, он сделал нам путевку в санаторий каждый год на 10 дней и зубы. В конце года даже оставались неиспользованные деньги, и мы предложили давать мужикам очки – все уже в возрасте, зрение плохое. Но это в Таллинне, где живет 500 ветеранов. А в других городах такой помощи не было и нет“.

Юри Рейнманн считает, что это неправильно – другие города тоже должны найти средства на помощь ветеранам.

„Пусть берут пример с Маарду. Маленький город, там примерно 50 ветеранов. И город платит им 300 евро в год! Это большая помощь! В Таллинне выходит больше по сумме, но цены настолько выросли, что позволить себе уже мало что можно“, – констатирует чернобылец.

Два дня в санатории

Григорий Шевченко – заместитель председателя Союза чернобыльцев Эстонии, который отправился бороться с последствиями аварии на АЭС в 1989 году.

„На санаторий дают в год 250 евро, – говорит он. – Но это сумма на три дня! Цены сейчас такие, что на дольше попросту не хватит. А до санатория еще надо доехать, потратиться на дорогу. Ветераны и не едут в санаторий, не используют эти 250 евро, просто не могут себе позволить. И деньги остаются неиспользованными. Если нам полагается 250 евро в год, мы хотели бы пусть раз в два года, но получить 500 евро разом. На эти деньги можно поехать хотя бы на неделю! Вылечиться нам уже нельзя, но здоровье хотя бы поддержать можно. У меня два инфаркта, онкология, но стараюсь держаться. Мы стучали во все двери, неоднократно озвучивали наши проблемы, но никому мы не нужны. А хочется, чтобы город и государство повернулись к нам лицом“.

Чернобылец считает, что одна из проблем – в том, что в парламенте сидят те, кто родился после катастрофы или был на тот момент ребенком: они просто не понимают, не знают, что тогда произошло.

„Ведь весь мир был в шоке! Вся Европа была в шоке! Чернобыльцы положили там жизни, здоровье. Я лично знаю, как в 38, 37, 30 лет ребята уходили на тот свет из-за онкологии, – говорит Григорий Шевченко. – Нам бы к врачам без очереди попадать. Государству это ничего не стоит – обеспечить ветеранам-чернобыльцам доступ к врачам-специалистам без очереди. А то ведь звонишь – три месяца жди. Но люди с нашими заболеваниями не могут столько ждать. В СССР мы были приравнены к ветеранам ВОВ, везде без очереди проходили. В Магдалеэне у нас отдельная картотека была, к врачу попадали быстро. А теперь меня прихватило, а в очереди к кардиологу я стою по два-три месяца“.

В Советском Союзе, вспоминают чернобыльцы, вообще к ним было особое отношение: бесплатный проезд на всех видах транспорта, трехнедельные путевки в любой санаторий, отсутствие налога на доход…

„Нас, чернобыльцев, не хотели брать на работу, – объясняет отсутствие подоходного налога Юри Рейнманн. – Но из-за того, что нам не нужно было платить подоходный налог, мы могли просить меньше зарплату. Поэтому нам было проще устроиться на работу. Когда Сависаар сделал первую республику, эту льготу нам сохранили. Нас тогда понимали, нас слышали. А потом пришел Вяхи, и все закончилось“.

Льготы еще надо получить

„У нас в Европарламенте сидит Яна Тоом. Первое время она что-то пыталась для нас сделать, хотя бы на словах, но потом затихла. Никто из евродепутатов о нас не говорит. Европа забыла, кто спас ее, – констатирует Григорий. – Вспоминают, только когда годовщина. Открытки пришлют, и все. Беженцам Эстония помогает, деньги есть. Я не против, люди в беду попали. Но нас-то почему забыли?“

Юри Рейнманн добавляет, что на лекарства им выделяют по 292 евро. Но цены настолько поднялись, что и эта сумма уже не выдерживает критики: „Если взять один евро в день, и то 365 евро должна была бы быть сумма. Дают еще 200 евро на зубы. Но сейчас так все подорожало, что люди не могут воспользоваться этой льготой“.

Еще одной проблемой ветераны называют то, что процедуру получения льгот усложнили.

„Раньше я в нашей конторе на Ору, 6, мог выдать гарантийное письмо на оплату льготы. Заболел у мужика зуб, он мог прийти ко мне в любой день. А теперь сделали так, чтобы только город мог выдавать гарантийные письма. Плюс хотят сделать это только через интернет. Но у нас люди уже некоторые пожилые, с компьютером не дружат. И несколько дней ждать гарантийного письма, когда у тебя зуб болит, это издевательство, – возмущается Юри. – Я был тут в стоматологии, куда мы все раньше ходили, и меня спросили, почему чернобыльцы перестали ходить. Раньше очередь была, а теперь ветераны не ходят, говорят. Если уже болит, человек скорее из своих денег заплатит, чем будет ждать, пока там решат, дать тебе льготу или нет“.

„Тихо болеют ребята наши и тихо умирают, – вздыхает Григорий Шевченко. – Иногда так обидно становится. Ну что же это такое, в конце концов? Мы чувствуем, что никому не нужны“.

Несмотря ни на что ветераны стараются держаться и сохранять оптимизм: выдержали Чернобыль, значит – и все остальное по силам!

Помогают ли ликвидаторам последствий катастрофы в Чернобыле в других городах?

„В Пярну у нас такой поддержки, как в Таллинне, нет. Раньше было больше льгот, но кое-что все-таки есть и сейчас. Если проблемы со здоровьем, волость поддерживает некоторой суммой, – говорит Яан Кринал. – У нас в Пярну живет где-то 300 ветеранов. На 26 апреля мы не собираемся, но 23 апреля в Эстонии отмечают День ветеранов, и кто хочет, кто может, приходит на концерт, люди встречаются там. Я вот в этом году не смогу присутствовать, но знаю, что некоторые планируют прийти“.

„Нарвский союз ликвидаторов аварии на ЧАЭС включает фактически все Ида-Вирумаа: Нарву, Силламяэ, Йыхви, Кохтла-Ярве, даже есть представители из-под Азери“, – говорит заместитель председателя союза Вячеслав Язвинский.

Всего, по его словам, у них в регионе ликвидаторов – около 130 человек, однако не все те, кто был в Чернобыле, состоят в союзе.

„Помощь оказывает Нарвский департамент социальной помощи. Он выделяет в год 600 евро организациям на проведение мероприятий. Но нужно заранее расписать, для чего нужны деньги, в конце года отчитаться, и если бюджет будет превышен, то эту сумму не компенсируют, – рассказывает Вячеслав. – Каких-то медицинских пособий и компенсаций, как есть в Таллинне, у нас нет. Любая столица живет лучше, чем остальные города, а в Ида-Вирумаа вообще ситуация непростая. Я считаю, что нами должно заниматься государство, а не местные самоуправления. В первую очередь должен быть отдельный закон о чернобыльцах, а то сейчас мы приписаны к репрессированным“.

В Ида-Вирумаа памятники ветеранам-чернобыльцам есть в трех городах: в Нарве, Силламяэ и Йыхви. В канун чернобыльской трагедии или в этот день у них собираются ликвидаторы.

„Чернобыльцев становится все меньше и меньше. Слава богу, сейчас никто не говорит: „Я тебя туда не посылал“, но некоторые смотрят с недоумением – 37 лет прошло, а мы все ходим и что-то требуем. Нас, по идее, и быть уже не должно, – вздыхает Вячеслав. – Я вот думаю: случись сейчас такая трагедия, люди и не поехали бы. Нет единства в обществе. Русские и эстонцы разделены, эстонцы поделены на натурализованных и прямых потомков. Не дай бог случится какая-то катастрофа, сплотить общество и оказать государству какую-то помощь будет невозможно“.

Читайте RusDelfi там, где вам удобно. Подписывайтесь на нас в Facebook, Telegram, Instagram и даже в TikTok.