Русский язык, деньги, воздушная тревога. Как изменилось отношение украинцев к этим понятиям за год войны
Первые полгода войны я провела в Эстонии, приехав сюда как украинская военная беженка. А с осени я живу на две страны: пару недель в Эстонии с мамой и сыном, пару недель в Украине с мужем и отцом. Лишь эта комбинация позволяет мне не чувствовать себя ни плохой матерью, ни плохой женой, ни плохой дочерью.
Такой баланс довольно энерго- и финансово затратный. Дорога в одну сторону занимает полтора дня, и при таком графике долгое время мне не хватало сил написать интересную колонку. Сегодня я хочу продолжить. Мой новый текст — о том, как изменилось отношение украинцев к русскому языку, деньгам и воздушной тревоге за год войны.
Начну с денег. „Деньги — это нерв войны“ — сказал Цицерон за сто лет до начала нашей эры. Прошли два тысячелетия, а суть не изменилась. 24 февраля 2022 года, спустя несколько часов после начала вторжения, этот нерв был напряжен до предела — мы, украинцы, остались без денег. Банкоматы перестали их выдавать, банки поставили обслуживание на „стоп“, обменные пункты не открылись, а на „черном“ рынке был такой курс валют, что и без того крошечные накопления простых людей обесценились до предела. Не устану повторять: это был очень сложный день, и вся последующая неделя за ним была самой тяжелой в нашей жизни. Пустые полки в магазинах, отсутствие завоза нового товара (в первую очередь, хлеба), длинные очереди в аптеки, еще более длинные очереди на заправках и только начинающее разворачиваться в своей спасительной силе волонтерское движение.
Казалось бы, после такого потрясения мы, украинцы, должны были бы навек отказаться от использования кредитных карт. Но произошло иначе. Мы наблюдали за тем, как стойко держится наше правительство, как находит решения для актуальных проблем, как грамотно распределяет зарубежную помощь. Мы смотрели, как выживает бизнес, как сокращает объемы, но держится на плаву. Мы присоединялись к миллионам соотечественников, кто регулярно волонтерил и донатил часть доходов на пользу ВСУ. Все это отключило панику. Мы поверили в нашу страну.
И сейчас, спустя год, мы видим реновированные дома, которые ранее пострадали от ракетных ударов. Мы по-прежнему доверяем банкам — подтверждением этому является официальная статистика. По данным Национального банка Украины, количество операций с использованием платежных карт с мая по декабрь 2022 года возросло на 1,4 %, а их сумма — на 40,5 % (!) в сравнении с аналогичным периодом довоенного 2021 года. Более того, мы активно пользуемся сотнями бонусных систем, которые „разморозили“ прошлым летом. Все довоенные, виртуальные накопления от продуктовых гипермаркетов и сетей заправок остались активны. В августе мне удалось заправить полный бак за счет накопленных бонусов. И это — в разгар войны.
Второй важный аспект, в котором я хочу внести ясность — это отношение к сигналам воздушной тревоги. (Отмечу, что мои наблюдения касаются Киева, моего родного города. Ситуация ближе к эпицентру военных действий более критичная; ее я не описываю). В первые месяцы войны практически все население столицы реагировало на каждую сирену и ночевало в метро. Это вызывало сумасшедшие неудобства: сырость, сквозняк, теснота и очень большое количество домашних животных, которые, по зову своей природы, яростно конфликтовали друг с другом. Никакого покоя, ни секунды тишины. Детские манежи между колоннами на перроне. Люди, лежащие на мраморном полу на тонких карематах. Сколько раз мы детьми любопытно разглядывали мозаику на новой, блестящей станции метро, которую открыли возле нашей школы двадцать лет назад. Не думала я все эти годы, что когда-нибудь рассмотрю ее, уже такую затертую и непраздничную, настолько вблизи. Лежа на ней.
Тогда вход в метро был бесплатным: и во время тревоги, и в те редкие часы, когда метрополитен возвращался к своей основной функции — перевозке пассажиров. Так длилось почти три месяца. Потом ажиотаж на „проживание в метро“ спал, и плата за проезд в киевском метро была возобновлена. Это произошло 16 мая. К слову, в Харькове метро до сих пор бесплатное; мэр города сообщил, что городской транспорт получит дотации из бюджета. Но мы, киевляне, не имеем ничего против платы за проезд. Во-первых, мы знаем, что даже в довоенные времена плата за проезд в киевском метро не окупала реальных затрат на его обслуживание. А, во-вторых, Киев — не Харьков. То, что пережила первая столица Украины, несравнимо с потерями нынешней.
Но вернемся к сигналам воздушной тревоги. По моим личным наблюдениям и к моему горькому сожалению, большинство киевлян игнорируют сирену и не спускаются в убежища. Украинцы устали от войны; работающий средний класс предпочитает выспаться и хоть немного набраться сил перед новым трудовым днем, нежели вскакивать среди ночи и бежать в холодное укрытие. В то же время городская власть регулярно напоминает и просит не пренебрегать предупреждениями о возможных обстрелах.
Третья тема, которой также коснулись изменения — это языковой вопрос. В августе я писала колонку о том, что русский — не язык войны. Я спорила с теми, кто ставил знак равенства между языком общения и политической позицией. И подчеркивала, что каждый имеет право на свой культурный выбор, если этот выбор помогает приблизить хоть на миллиметр победу Украины. Продолжу эту тему, но в контексте трендов. Действительно, год назад наблюдалась тенденция резкого перехода на украинский. Для многих это было неудобно, и даже, простите, коряво, но принципиальное решение было важнее неудобств. Было много и тех, кто сохранил русский в домашнем быту, но перевел все внешнее общение на украинский. Пример — наша мультикультурная семья. Количество книг на русском и украинском, которые я покупаю ребенку, было и остается паритетным. Просто за последний год к ним добавились еще детские книги на эстонском и английском. Но на улице, в магазине, на работе я начинаю и продолжаю разговор на украинском. Мне так кажется правильнее и комфортнее.
Да, год назад было модно и приятно подчеркнуть свой переход на украинский. Таким актом мы выражали боль, несогласие, „неединство“ с „русским миром“. Но сейчас, спустя год, я замечаю иной, не менее интересный тренд. Многие вновь заговорили на родном русском, но с таким смыслом: „Да, я говорю по-русски, и я поддерживаю Украину. Я — русскоговорящий, ненавидящий „русский мир“. Нас, русскоговорящих и поддерживающих Украину, будет больше, чем русскоговорящих, поддерживающих россию. И этим мы наносим еще один, культурный удар врагу“.
Я долго не могла сформулировать этот посыл, который вкладывали люди в свое решение. Но вот мне наконец удалось это сделать, и вот он, выше, и я советую подумать о нем, и подискутировать, имеет ли такая позиция вес и смысл. Нам, особенно после большой и скорой победы, предстоит еще много важных дискуссий.
* Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
* Редакция RusDelfi приглашает к сотрудничеству авторов, имеющих собственное мнение по политическим, экономическим, социальным и культурным вопросам. Пишите нам на адрес rus@delfi.ee с пометкой „в рубрику мнений“!
