Переехавший с семьей в Таллинн лидер группы Tequilajazzz: „Да, я — беженец“

Через полгода после нападения России на Украину лидер группы Tequilajazzz Евгений Федоров оказался в Таллинне. Узнав об этом, основатель Provereno.Media и фактчекер RusDelfi Илья Бер пригласил его в нашу студию на интервью.

Насколько я понимаю, точка, с которой имеет смысл начать – это 24-е февраля. Расскажите, где вы были в этот день. И собственно, как сейчас говорят, а что случилось?

Прекрасно помню этот день. Мы вернулись с гастролей. Это было самое начало нашего тура по городам России с презентацией новой пластинки. Успели отыграть несколько концертов в Поволжье, вернулись домой двадцать четвёртого, и началось. Мы встретили этот печальный день дома на чемоданах, уже в принципе готовых.

На чемоданах все-таки гастрольных?

На чемоданах гастрольных. Но так получилось, что, когда мы приняли решение покинуть Россию, это вышло довольно спонтанно. Это выглядело как будто мы выезжаем в маленькую короткую концертную поездку на один-два дня. Лёгкие чемоданчики с парой сменного белья.

Это все-таки был отъезд с семьёй? Или нет?

Был отъезд c семьёй.

Но вы же не ездите на гастроли с семьёй?

Мы уезжали очень спонтанно. Это было не сразу 24-го числа. Мы выехали третьего марта.

Знаете, я тоже выехал третьего марта. В моем случае было известно, что что-то произойдёт четвёртого марта. Тогда принимали „закон о фейках“, по которому дают до пятнадцати лет тюрьмы.

Совершенно верно. И в этом смысле я могу быть даже, наверное, в каком-то смысле благодарным тем непонятым людям, которые стали мне звонить утром третьего числа. Дело в том, что я, как нормальный гражданин и публичная персона, начал высказываться по поводу текущих событий в Фейсбуке и даже в этом смешном Инстаграме. И мне звонили из нашей теперь уже несуществующей редакции радиостанции „Эха Москвы“ в Петербурге, из „Новой газеты“, с просьбой о комментарии: что думают деятели культуры и искусства по поводу событий, которые происходят теперь в мире. Я не стеснялся в выражениях совершенно никак. И 3-го числа утром я отвез детей в школу, сделал еще пару каких-то дел, купил валюту на всякий случай, потому что она стала дорожать стремительно, и тут же в машине получил первый звонок.

Он был от людей, которые представились сотрудниками Министерства обороны, даже были названы какие-то фамилии. Чуть ли не майор Громов. Прозвучало это как-то совсем анекдотично. Позвонили с очень вежливой просьбой немедленно очистить все мои социальные сети от высказываний, которые порочат… и так далее. Иначе - сами понимаете. Время такое. Я спорить не стал. Сказал: „Окей, понимаю, это — ваша работа“. Тут же позвонил домой жене, сказал: „Собирайся, поехали!“.

И мы поехали обратно в школу, где я был только что, забрал ребёнка прямо посреди урока математики, по дороге забрали дочку из детского сада. На сбор у нас ушло сорок пять минут.

Десять месяцев назад в интервью Николаю Солодникову вы говорили о том, что настрой у вас крайне пессимистический в отношении будущего России. И произнесли фразу-мем „Зима близко“. Вы все-таки были морально готовы? Вы готовили себе путь для отступления, продумывали этот вариант заранее?

Путь для отступления, конечно, я не готовил. Как обычный такой Иван-дурак. Но внутренне, конечно же, был готов к тому, что придётся сделать какое-то такое движение. Эти звонки с угрозами, которые потом продолжились, были уже не такие вежливые. Они просто послужили толчком, который показал, что пора, настал этот момент. Внутренне я, конечно, был готов к тому, что что-то такое будет происходить в моей собственной биографии, глядя на то, что происходит в стране.

Но все-таки, когда война началась – это был шок? К такому повороту вы были готовы? Вы себе в каких-то фантазиях и мыслях представляли подобное?

Да. Уже два дня, как я был готов. Потому что 22-го у нас был концерт в Нижнем Новгороде, и в тот день поступило известие о том, что Россия принимает решение о своём отношении к непризнанным республикам на захваченных территориях. И естественно не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что следующий шаг – это, конечно, какие-то вооружённые действия. Я был уверен, что это произойдет 23-го числа, как у нас все это любят делать - по датам в день советской армии. И целый день мы ждали этого. Ехали в поезде и думали — будет или не будет? Тогда этого не произошло, а двадцать четвёртого утром случилось все-таки.

Вы прозорливее меня оказались, потому что я до последнего в такой поворот и в начало агрессивной захватнической войны не верил. Точнее, это не вопрос веры, а вопрос анализа, экспертов. Я постоянно следил за этой темой, и мне казалось, что настолько безумный шаг они не совершат.

Он был предсказуем. Если воспользоваться этой формулой, которая звучит бесконечно: „что вы делали все эти восемь лет?“. Конечно же, готовились к этому! Потому что было понятно, что этот гнойник, который там вырос в связи с действиями наших добровольцев, спецслужб и так далее, рано или поздно прорвётся. Мы часто бывали в Украине все эти годы, всячески демонстрируя нагло, что мы продолжаем туда ездить, и это значит, что мы поддерживаем украинскую сторону в этой ситуации. Я общался с нашими друзьями, которое все сумрачнее и сумрачнее появлялись на наших концертах в Киеве, Харькове, в Одессе.

Мы много с ними говорили. Они все мне говорили о том, что война неизбежна. У каждого ведь есть какие-то дяди и тети, в структурах, как водится. Об этом много думали, говорили, и все эти восемь лет, конечно же, было ожидание того, что это произойдёт. Ну, вот и произошло.

И как дальше развивались события? Как было принято решение поехать именно в Эстонию? Или вы не сразу поехали в Эстонию?

Мы сразу поехали в Эстонию. Это была единственная возможность: мы уехали на автомобиле. Финляндия была закрыта, а у всей нашей семьи были эстонские визы - обычные туристические. И мы выехали из России на автомобиле через Нарву, совершенно не представляя, что делать дальше. Задержались в Эстонии буквально на полтора дня.

Засели в хостеле в центре старого Таллинна, связывались с людьми по всему миру - с нашими друзьями - и склонялись в принципе к тому, что поедем в Мексику.

Почему в Мексику?

Очень просто, потому что наши друзья сейчас обзавелись домом в Мексике. Это наши друзья из 90-х годов, они заканчивали филфак Петербургского университета, и теперь работают в Силиконовой долине. Все эти компьютерные технологии и так далее. Они теперь живут в Мексике, им там веселее. И нас ждал большой и очень веселый дом, наполненный филологами, лингвистами, айтишникам. Но мы до них не доехали, потому что свернули к нашим другим друзьям в Швецию, которые написали: „Приезжайте к нам, у нас свободная квартира. Отдохнете, подумаете, осмыслите дальнейшие пути и так далее“.

Не то, что у вас в Эстонии была квартира или дом?

У нас здесь ничего не было. Только пара друзей и наш промоутер, наш друг, который делал нам здесь концерты все эти годы.

Мы уехали в Швецию и как-то там застряли, пробыли там все это время до августа.

И в августе вы приехали?

Да. Нам пришлось покинуть Швецию, потому что в силу того, что мы въехали все в Евросоюз через Эстонию, все наши документальные вопросы надо решать в Эстонии, так как это страна, границу которой мы пересекли первой.

Тут недалеко, мы вернулись обратно в Эстонию и сейчас занимаемся этим.

Вы занимаетесь получением гуманитарной визы или вида на жительство?

У нас есть разные сейчас пути, но в любом случае мы должны какие-то вещи решать внутри Эстонии.

То есть пока что вы, можно сказать, не легализованы?

Мы не легализованы. Мы сейчас на правах соискателей.

Вы снимаете квартиру?

Нам повезло, в Эстонии мы поселились у друзей в пустующей квартире, пока хозяева отсутствуют.

Хорошо, когда много друзей по всему миру!

Наша профессия, к счастью, привела к тому, что появилось большое количество друзей повсеместно: от Японии и до Сан-Франциско, вокруг всего земного шара. Мы никогда этим не пользовались, пока мы не столкнулись с этой проблемой: что мы беженцы, по сути.

И тогда тут же посыпались предложения отовсюду, от разных друзей, с которыми мы даже встречались очень коротко в том или ином месте. „Приезжайте к нам, приезжайте к нам, приезжайте к нам“. Но мы пока что здесь. Нам здесь нравится.

Многие люди стесняются называть себя беженцами. Особенно люди, которые считают себя успешными, или которым когда-то сопутствовал успех. Я многих знаю, кому неприятно произносить: „Я — беженец“. У вас нет этого комплекса?

Он был. Это то, что называется в христианстве „работа с гордыней“. Он был, сначала трудновато было признать. Но потом я сам себе сказал, что по сути же это так и есть.

Вот эти два чемодана, скорость покидания родины, эта невозможность вернуться на родину, потому что известно, что грозит, и неизвестно, кто угрожает. Есть масса вещей, которая позволяет совершенно спокойно, даже с некоторой грустной гордостью сказать: „Да, я — беженец“. Тем более, я привык уже к этому слову, часто приходилось его применять и на английском языке, и на шведском.

Насколько я знаю, вы ещё и поучаствовали в судьбе украинских беженцев? Было такое? Что вы делали, как вы помогали?

Я, в основном, помогал тем, что сидел с детьми, в то время как моя жена более активно занималась какими-то вещами. Мы жили в Гетеборге и все эти месяцы сотрудничали и продолжаем сотрудничать с гетеборгским центром помощи Украине. Делали самые элементарные вещи - собирали какие-то вещи секонд-хенд: тёплые или, наоборот, летние… Велосипеды для детей, ну и так далее. Но все закончилось тем, что мы просто сделали мощную акцию и купили автомобиль скорой помощи.

Это был краудфандинг?

Нет, это был аукцион. Дело в том, что в Швеции я получил довольно быстро резиденцию в местном арт-кластере благодаря нескольким фондам, которые помогают артистам. Там мы имели возможность жить и продолжать работать. Это была нормальная студия. У меня были ключи от профессиональной студии звукозаписи, где я мог продолжать какие-то свои музыкальные эксперименты. Мы там жили. Общество, которое было вокруг нас, состояло из художников, скульпторов и фотографов, людей, которые работают с керамикой, делают детские игрушки авторские и так далее. Это было такое нормальное шведское сообщество, и нам не составило большого труда просто кинуть клич: у кого есть какие работы на продажу бесплатно - для того, чтобы впоследствии эти работы можно было продать на выставке и таким образом заработать каких-то денег. Мы собрали внушительное количество работ.

Владельцы очень интересного средневекового пространства в центре Гётеборга дали нам свой зал на два дня, чтобы мы за один день смогли поставить выставку, проинсталлировать все; на второй день произошла выставка, и под финал уже, под вечер, все работы продавались - все по-настоящему, с профессионалами, которые специально к нам приехали из Стокгольма. Это были лоты, это были карточки с выкриками, с аукционным молотком, как в кино. И да, мы набрали сумму, необходимую для того, чтобы купить автомобиль скорой помощи. На базе Volvo.

И он поехал куда-то?

Да. И буквально через пару недель он уже оказался в Харькове. Это была помощь гражданским лицам, то есть мы не занимались помощью ВСУ. И вся эта история называлась Kunstambulance два слова – Kunst „искусство“ и Ambulance – „скорая помощь“. Красивый жёлто-оранжевый автомобиль туда уехал.

С августа вы в Таллине, в Эстонии. А до этого, насколько я знаю, вы приезжали и концерты давали здесь многократно?

Да, мы довольно часто ездили в Балтийские страны, и в Латвию, и в Литву.

Сейчас вы уже, получается, месяц провели в Таллинне. Какое ощущение от города, что-то у вас в душе отзывается?

Я как будто бы вернулся в детство. Потому что все детство мы с мамой приезжали каждое лето в Таллинн. Как правило, это был август. Вот эти самые набитые туристами недели перед первым сентября. Мы были среди этих туристов многие годы. Потом, когда мы стали постарше, мы ездили сюда с друзьями-студентами просто погулять, потому что нам представлялся этот город как такая часть западного мира. Этому способствовал весь антураж: прекрасный старый город, возможность просто посидеть на мостовой, не боясь, что тебя попрет милиция. Мы этим пользовались. Были очень наивными такими пользователями этих внешних проявлений свободы. Сидели с кофе прямо на этих камнях, воображая, что мы где-то в Брюгге, например.

Залечь на дно в Брюгге не получилось, и вы залегли на дно в Таллинне?

Именно так. Все эти годы - мне сейчас уже далеко за пятьдесят - ежегодно здесь оказывались просто проездом. Просто по друзьям и, конечно, всегда пытались совмещать с концертами.

А любимые места или заведения или что-то для себя новое вы открыли за этот месяц, чего не видели раньше и что как-то вас впечатлило?

Сейчас, буквально на этих днях, я впервые оказался за все эти годы в том месте, где мы когда-то с моей первой группы давали первый концерт в Таллине.

Вы имеете в виду „Объект насмешек“?

Да, „Объект насмешек“. Это был первый большой выезд музыкантов Ленинградского рок-клуба в Таллинн с большим таким концертом. Это был Linnahall. Там играли мы, группа „Алиса“, группа „ДДТ“, группа „Телевизор“ и кто-то ещё. На сцене стоял главный рояль Эстонской Республики. Естественно, это был рояль „Эстония“, он был белого цвета. А группа „Алиса“ на нем исполнила ногами какое-то своё произведение как часть пост-панк-рок шоу. Был большой скандал, потом долго его заминали. Конечно, это крайне неприлично, но, как нам, казалось, так должны вести себя настоящие панк-рокеры.

И я увидел, в каком состоянии сейчас находится это место.

Что изменилось?

Оно в заброшенном состоянии, говорят, что там снимали фильм под названием „Довод“. Есть даже специальные экскурсии, которые водят по точкам съёмок. Очень любопытно. И я показываю детям, говорю: вы видите эти штуки такие угрожающего вида, полузаброшенные? Вот здесь ваш папа играл когда-то.

Мне кажется, у вас ещё пост был в Фейсбуке про посещение Морского музея. Я, в отличие от вас, москвич, и у меня с Таллинном все никак не складывалось. В первый раз я попал лишь в январе этого года. Просто с женой в туристических целях приехали. Я был очень впечатлён городом и совершенно не подозревал, что через два месяца окажусь здесь уже в другом качестве. Мы были в Морском музее, и я был в совершенном восторге.

Он потрясающий! Мы очень любим ходить с детьми по музеям. В первую очередь по морским. Мы знаем очень много морских музеев в разных странах. Мне кажется, это самый лучший пока на моей памяти и, не в последнюю очередь, в силу интерактивности какой-то и всяких таких штук, которые интересны именно детям. Потому что детям и взрослым, конечно же, интересны разные вещи…

Я себя вполне ребенком почувствовал, когда там ходил. Детский восторг был.

Я тоже. Мне очень понравилось то, что он разбит на несколько частей. Сначала мне показалось неудобством, что есть основная экспозиция в башне Толстая Маргарита и есть Лётная гавань. Но оказалось, что это, наоборот, интересно, они совершенно разные. И потрясающе совершенно, что соседствуют первая эстонская подводная лодка и полный спектр моделей яхт, начиная от лодки „Оптимист“, и больше, больше, больше… Всевозможные разные лодки, включая рыбацкие старинные лодки. То есть история того, как развивалась морская жизнь Эстонии и морская жизнь города Таллина как порта и такого важного центра Ганзейского союза. Все показано наглядно, со всеми историческими справками. Это очень здорово.

Я вам желаю, чтобы с документами все было хорошо. План оставаться здесь? Или уезжать в Швецию, или ещё куда-то?

Я обнаружил, что для меня нет такого чего-то очень важного в том, в какой именно точке планеты я нахожусь. Так, видимо, ещё с детства пошло, потому что я вырос в семье гастролирующих и постоянно меняющих свой город музыкантов. То есть мы жили и там, и там. Я застал систему распределения молодых специалистов после института в самые странные точки Советского Союза. Я должен был родиться в городе Норильск, а родился в Архангельской области и все детство перемещался из города в город, из школы в школу. Потом стал музыкантом сам и перемещался бесконечно от страны к стране, в некоторых странах оставаясь на довольно долгие сроки.

То есть вы себя можете назвать космополитом?

Я абсолютный космополит. Мне хорошо в любом месте, где я умудрился проинсталлировать свою домашнюю студию, что, в принципе довольно просто.

И здесь это уже удалось?

Да, мои друзья, когда мы были в Швеции, стали привозить мне потихонечку мои инструменты из России. Потому что уезжал я, как говорил, с двумя чемоданчиками, акустической гитарой и ноутбуком. И вот теперь полный комплект у меня уже есть: две бас-гитары, мои любимые синтезаторы и так далее.

Давайте к музыке тогда и перейдём. Но немножко с историческим экскурсом. Вот, скажите, допустим, в 1991 году - только прошёл неудавшийся путч, Советский Союз закончился в конце года, наступила демократия. Если бы вам сказали тогда, что через тридцать лет снова в России будет почти тоталитаризм и часть вашей рок-тусовки музыкантов будет против, а часть вполне вольется в эту новую жизнь и поддержит все, что происходит сейчас… Вы бы угадали, кто будет с какой стороны?

Знаете, во-первых, если был бы действительно такой хрустальный шар, через который можно было увидеть сегодняшнюю ситуацию, наверное, я бы воспользовался теми бесконечно широко открывшимися дверьми, которые появились как раз в начале девяностых, когда можно было остаться совершенно спокойно в любой европейской и не только европейской стране. У меня по крайней мере возможностей было очень много. Я бы, наверное, давно уже, лет пятнадцать как, стал гражданином какой-то страны просто по факту проживания.

То есть сейчас ретроспективно вы жалеете, что остались в России до 2022 года?

Что не обзавёлся запасным аэродромом, жалею. Потому что тогда было такое воодушевление: казалось, что наконец-то рухнул этот монстр, и мы с радостью раскачивали его остатки. Все, что происходило в годы перестройки - мы радостно принимали в этом участие с нашей музыкой.

И, конечно, невозможно было представить, что все это вернётся каким-то образом, потому что казалось, что все, это уже на века. Цепи отвалились… Я сейчас смотрю на события, которые сопровождали нас и страну в течение этих последних тридцати лет, и на людей, которые сейчас поддержали все, что происходит, всю эту Z-операцию и прочее; совершенно не удивлён, сюрпризов нет.

Вообще никто вас не разочаровал? Или, наоборот, вы о человеке думали плохо, а он…

Как оказалось, эстетика все-таки шагает бок о бок с этикой и с какими-то такими вещами. Потому что если музыка была интересна, если в текстах какие-то вещи произносились важные, вечные, то ничего с этими людьми не произошло.

Как так? Хорошо, Кинчев?

Что Кинчев?

Насколько я понимаю, он уж точно ничего против войны не сказал. Я не твердо уверен, сказал ли „за“.

У него своя какая-то вселенная, у Константина Евгеньича, и в принципе направление его движения было понятно уже тогда. Он изначально был таким человеком, который очень внимательно относился к тому, что происходит в так называемом „охлосе“. И эти хтонические моменты русские служили для него топливом всегда. То есть эта неизбывная русская какая-то…

Но при этом он хотел быть его частью, я так понимаю, а не снаружи, и не сбоку?

Он хотел, по-моему, им управлять каким-то образом и делал это небезуспешно вместе со своей армией „Алисы“. Я не знаю, поскольку мы очень редко в последние годы общаемся, я не слушаю его пластинок. По слухам, он находится где-то между, не могу за него говорить.

Хорошо, давайте острее пример. „Агата Кристи“. Вот Глеб Самойлов, а вот Вадим Самойлов. Один ярко антивоенный и неформальный и продолжает быть настоящим - как это тогда понималось – рокером, панком. А другой абсолютный бюрократ-чиновник, который под тем же брендом „Агата Кристи“ сейчас на всех Z-мероприятиях выступает и, фактически, часть администрации президента.

Глеб более дикий, более панк. Его это не коснулось. В то время как Вадика искусил тот самый демон, который очень многих искушает. Эта близость к власти, эта дружба с Владиславом Сурковым, который ему все это, видимо, напел, рассказывал эту историю, как классно было бы построить такую новую великую страну. Этот драйв от близости к власти, это же многократно описано и в кино, и в литературе… И Гёте не в последнюю очередь об этом писал. Драйв близости к власти довольно сильно искажает представление человека о реальности.

А как быть с эстетикой? Это их общие песни. Часть Вадима, часть Глеба.

Я не очень знаю, какая песня Вадима, какая Глеба.

Это не выглядело как какое-то разнонаправленное творчество. У них были общие альбомы, как вы их можете разделить? А в итоге один пошёл так, другой пошёл вот так.

Сейчас многие разделены, увы.

Но я всё к вопросу об этике и эстетике. Может быть из эстетики не всегда можно наперёд вычленить; и гений, и злодейство вещи совместные? Или все-таки нет?

Вы меня поставили в тупик. Я имел в виду несколько иное. Если люди играли или проповедуют такую вот музыку, построенную на блатном шансоне или даже армейском шансоне, включая всевозможные внешние какие-то атрибуты. Эти вот все полубезымянные группы, которые пытаются прорваться на фестиваль „Нашествие“, которые составляют главную кормовую базу для „Нашего радио“, каким оно выглядит сейчас.

Как раз у них все построено на ностальгической… это даже рок-музыкой не назовешь, это какой-то такой блатной дворовой шансон с электрическими гитарами. Я, когда занимался глупостью под названием „забанить комментатора в Фейсбуке“ или „забанить комментатора в Инстаграме“, прежде чем банить, смотрел, что это за человек-то такой и где-то через пару недель после каких-то там двух-трёх десятков этих банов обнаружил, что все эти персонажи для меня слились в одного. Они все чем-то друг на друга похожи. Они все одинаковы. У них даже внешность одинаковая. У них одинаковые видосики на кухне под гитару на всех тех же самых четырёх, максимум - пяти аккордах. У всех очевидные какие-то ориентиры музыкальные. Это все, что было всегда крайне неблизко мне, и то, с чем мы пытались не то, чтобы бороться, но чему мы пытались противопоставить нашу собственную музыку всегда. Я про это. Я знаю многих ребят, которые занимались очень продвинутой электронной музыкой. Стояли у истоков рэйв-движения в России, делали самые первые рэйв-вечеринки подпольные, техно. Эти тусовки, которые резко встали на сторону власти в последние годы. Это связано с тем, что ребята всегда были флюгеры. То есть, они всегда ловили, что модно и откуда дует ветер, и таким образом пытались наладить свою собственную жизнь.

Давайте как раз про „откуда дует ветер“ и поговорим. В одном интервью вы сказали, что рок-н-рольное братства восьмидесятых это миф. Почему? Всегда ли вы так считали? И как он тогда сложился?

Это миф, который сложился, конечно, снаружи. Но внутри этого мифа есть огромное количество микромифов разных.

Миф о том, что все рокеры едины – это просто впечатление снаружи о том, что происходило в 80-е в Ленинградском рок-клубе. А происходило там следующее. Все абсолютно разные люди выступали вместе на одних и тех же концертах, на одних и тех же фестивалях только по одной причине. Это как с водопоем в джунглях. Есть оазис, какое-то озерцо, куда и лев, и носорог, и зайчик, и тушканчик идут на водопой с полной гарантией, что никто никого не тронет.

Потому что водяное перемирие.

Вот таким местом был Ленинградский рок-клуб, потому что там был и металлист, там был и какой-нибудь хиппи с флейтой, там была группа „Аквариум“, там была группа „Кино“, там была группа „Пепел“. Там были какие-то ещё группы, которые вообще невозможно представить себе на одной музыкальной планете.

И как только стало можно играть концерты без печати Ленинградского рок-клуба, все это испарилось. Все разбежались по своим каким-то тусовкам: металлисты к металлистам, хард-рокеры к хард-рокерам, „Аквариум“ остался отдельно. „ДДТ“ осталась отдельно. Какие-то люди остались в хороших отношениях. Какие-то тусовки, естественно, сохранились. Но рок-н-рольного братства тут же моментально не стало, как только стало можно всем разбежаться по своим собственным нишам.

Тогда вопрос следующий, в продолжении темы. И опять же про ветер и про флюгерство. Согласны ли вы, что успех русского рока второй половины 80-х в широких массах связан с тем, что это была на тот момент уже разрешённая фронда? Скажем, как и программа „Взгляд“, которая рокеров радостно и довольно много показывала: и Цоя звала в эфиры, и не только Цоя.

То есть, все были счастливы: то, что было только что запрещено, и, кажется, ещё где-то остаётся запрещено, потому что понятно же, что система неповоротлива и в регионы все эти веянья небыстро доходят, но уже появилось ощущение благодаря центральному телевидению, что можно. Что на самом верху кран отвинтили. Поэтому ничего не будет и можно фрондировать ярко, красиво, быть против всего и…

Фрондировали же не потому, что разрешили - просто эту фронду увидели. Фондировали и так бесконечно. И Борзыкин свои песни писал, и мы репетировали вместе с группой „Телевизор“ ещё до возникновения „Объекта насмешек“. Я помню, как все это происходило. Это было андроповское время, извините, и все эти песни Миша уже пел тогда и сочинял. Просто широкие слои населения увидели эту фронду, потому что краник открыли.

Я про это и говорю. Вопрос, была ли бы эта настоящая всенародная (безо всяких преувеличений) популярность, если бы этого не было?

Ну, конечно, наверняка это было бы не в таких масштабах, безусловно. Но сама по себе музыка тут ни при чем. То есть, я не помню, чтобы мы что-то исполняли специально, потому что теперь можно.

Не было такого, просто так совпало. Я играл недолгое время в группе „Автоматические удовлетворители“. Это первая в Советском Союзе панк-группа. Да, и мы эти песни наши дурацкие и прекрасные исполняли без всякой надежды, что когда-то их покажут по телевизору. Да у нас надежды и быть не могло. Мы не надеялись, это нам было не нужно. Нам было достаточно того, что мы исполняем. А потом уже спустя несколько лет Андрей исполнял их уже с новым составом, пожалуйста, на всех фестивалях Ленинградского рок-клуба. Ничего специально никто для того, чтобы кого-то шокировать, или, не знаю, топтать кости расползавшихся коммунистов, не делал, несмотря на то что я недавно сказал, что это мы расшатывали всю эту историю. Мы просто её радостно хоронили, как нам казалось. Недохоронили.

Вернусь ненадолго в Таллинн. Сейчас очень остро стоит вопрос взаимоотношения Эстонии и России, отношения к русским, многие жалуются на русофобию. То есть, помимо троллей - и платных, и добровольных, которые всегда это делали, - люди не всегда публично, но говорят, что вот здесь зажимают, здесь притесняют, что красный паспорт - это чёрная метка теперь. Вы это как-то ощущаете на себе или на своей семье?

Пока не ощутил этого на своей семье. Но допускаю, что такие какие-то вещи есть. Это неизбежность, я думаю. Потому что сейчас, безусловно, во многих - не в каждом, может быть, русском - но, конечно, видят потенциального империалиста. Мы не можем запретить людям относиться, к сожалению, к носителям паспорта так, как им хочется. Для многих из них мы являемся представителями страны-агрессора. И у нас тут не написано у каждого [на груди] „нет войне“ или там „Путин - известное украинское его прозвище“. Хотя надо бы, наверное. Поэтому конечно же люди остерегаются, и эмоциональный этот фон очень-очень серьёзен, и какие-то решения поспешные, как на бытовом уровне, так и на политическом, они неизбежны.

Вас это обижает? Вас это оскорбляет?

Меня это не обижает. Я знаю, что есть какие-то вещи, которые нужно перетерпеть. Я понимаю, откуда это берётся и корни этого всего. Я помню, как нам в школе рассказывали будто Эстония, Латвия и Литва добровольно вошли в состав Советского Союза. Уже в школе тогда была странноватой такая трактовка тех исторических событий. Хорошо, что у меня есть старшие братья, бабушка, дедушка и так далее, которые имеют старые семейные традиции. И вообще, наша семья имела довольно серьёзные вопросы к большевикам. Те члены нашей семьи, которые остались в живых после большевистского вот этого всего безобразия, мне быстро рассказали, как на самом деле все это происходило. И поэтому мы все эти годы, о которых я рассказывал, когда ездили в Эстонию, прекрасно понимали, что мы здесь являемся представителями оккупационного режима. У нас в семье так и считали всегда.

А если сейчас Эстония вместе - как сейчас происходит - с Латвией и Литвой действительно примут решение и проведут его в жизнь, что не будут никого пускать с шенгенскими визами, краткосрочными?

Дело в том, что все эти восемь лет, о которых нам говорят пропагандисты, они говорили по телевизору России исключительно про Украину.

Постоянные-постоянные баталии. Я на заправку приезжал когда - там всегда стоит телевизор. Всегда кто-нибудь в дневном ток-шоу что-нибудь рассказывает про Украину. У все они беседуют-беседуют-беседуют и всячески угрожают. Теперь те же самые люди (это везде, интернет наполнен такими вещами) прямые угрозы посылают в сторону Балтийских республик, в частности, в сторону Эстонии, что надо идти дальше, надо брать Эстонию. Те же самые люди, которые говорили, что надо брать Украину, сколько можно с ними нянчиться. Им никто не верил. Думали, просто пропагандисты, просто несут бред. И вот, пожалуйста, мы видим войну в Украине.

Но подождите, мы же говорим про гражданский уровень. Условно, у вас в квартире остались ещё какие-то ваши бас-гитары, любимые? Но вам их сюда больше никто не привезёт, потому что никого не пустят.

Поэтому я постарался сделать это быстрее - до 18 августа.

Даже если будет жёсткое решение, и оно будет проведено в жизнь, вы его критиковать не готовы?

Я его критиковать не готов, потому что понятно в связи с чем это происходит, потому что, когда с экранов пропагандистских телевизоров угрозы звучат, это значит, что как-то нужно себя оборонять, это я прекрасно понимаю. Мне это в житейском плане крайне неудобно.

Но не то, чтобы мне обидно или что-то ещё. К счастью, у меня есть масса друзей, обладателей не российского паспорта, но живущих в России -бельгийцы, немцы, англичане, израильтяне, которые могут спокойно въехать с моими инструментами.

Но это у вас привилегированное положение, у других людей такого нет.

У меня не привилегированное положение, у меня просто много друзей.

Вы это всей жизнью, очевидно, заслужили. Но сложилось так, что у вас такая возможность есть, а у кого-то нет. Не то, что я вас пытаюсь переубедить. Просто рассуждаю вслух.

Я просто прекрасно эти движения понимаю. Можно по-разному к ним относиться, но для меня всё это понятно и обоснованно.

* Внимание, текстовая версия интервью представлена в сокращённом и отредактированном виде.