МНЕНИЕ | Нарвский танк как инструмент политической борьбы

Только ленивый политик не высказался на тему возможного переноса нарвского танка. Учитывая обострившуюся ситуацию и войну с Украиной, в Эстонии тема как их называют „красноармейских памятников“ снова приобрела актуальность. Однако за этими громкими заявлениями оказался подзабытым принятый Рийгикогу в 2007 году закон о переносе запрещенных сооружений, который, однако, тогдашний президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес провозглашать отказался.

Президент не провозгласил закон, сославшись на его противоречие с Конституцией, конкретно речь идет о противоречии статьям 4, 10, 12, 59, 86 и 146. Не вдаваясь в юридические тонкости, противоречие состоит в числе прочего в том, что у Рийгикогу нет права решать вопросы, входящие в компетенцию других органов власти, кроме того, закон также обязывает административный суд участвовать в принятии решений о демонтаже запрещенных сооружений, а это нарушает принцип независимости суда, указанный в Конституции.

Недолго думая и желая, по-видимому, поставить в неловкое положения мэра Нарвы Катри Райк, общественный деятель Михаил Паншин инициировал сбор подписей в защиту нарвского танка. Правда, пока не понятно, от чего монумент защищать: ни городское собрание, ни управа, ни один из депутатов, ни даже мэр не намекнули о том, что танк собираются переносить. Михаил Паншин однако настаивает на том, чтобы управа в лице мэра инициировала референдум, дабы узнать мнение народа по данному вопросу.

Начнем с того, что, если уж придираться к терминам, то референдум в его юридическом смысле на уровне местного самоуправления провести в принципе невозможно. Понятие „референдум“ определено в Законе о референдуме, принятом в 2002 году (последняя редакция - 2006 год). Референдум является всеэстонским, для его проведения необходимо соблюсти массу юридических формальностей (в том числе, решение о его проведении должно быть принято Рийгикогу), и - самое важное - результат референдума является обязательным для исполнения государственными органами.

Т.е. юридически местное самоуправление может провести так называемый „опрос жителей самоуправления“, а инициировать его может горсобрание, горуправа или же 1% имеющих право голоса жителей самоуправления. Но что даст этот опрос населения, сбор подписей для инициирования которого начал Михаил Паншин? Понятно и без опроса, и это уже упоминала в комментарии RUSDelfi мэр Нарвы Катри Райк, что большинство нарвитян категорически против того, чтобы танк убирали с его постамента. Но, во-первых, его демонтаж никто и не инициировал, и любопытно было бы посмотреть на того депутата или ту фракцию, которая на это решится, дабы в ту же минуту стать политическим трупом.

Так зачем тогда нужен поднятый Паншиным шум? В СМИ Михаила Паншина называют общественным деятелем, что, пожалуй, верно, однако следует добавить, что Михаил Паншин также является членом совета Центристской партии от Нарвского округа , а фракция центристов в данный момент находится в оппозиции. Отсюда - обычная практика поднасолить правящей власти, передав ответственность за судьбу памятника в руки нынешнего мэра. Мэр в свою очередь ждет каких-то шагов от государства, давая понять, что до тех пор Нарва памятник трогать не будет. А у государства нет правовой основы заставить самоуправление убрать монумент: круг замкнулся.

Свежеиспеченный министр государственного управления Рийна Солман подтвердила, что нарвский танк как памятник принадлежит городу Нарва, и в сегодняшнем правовом пространстве для его перемещения нужны воля и разрешение города. „Если мы не можем решить проблему по-другому, необходимо внести изменения в закон. Решение о необходимости корректировки правового пространства принимает правительство, и соответствующий анализ еще проводится“, - сказала министр государственного управления.

Что ж, пока нарвский танк выглядит картой, разыгрываемой в политической борьбе. Для того, чтобы реально заняться его судьбой и переносом в музей (что, разумеется, сделать придется), необходимы четкие послания жителям Нарвы как от государства, так и от местной власти. Но у государства пока отсутствуют реальные рычаги воздействия, а местная власть не готова начинать со своим избирателем диалог, который для нее закончится политическим крахом.