Секс — это грязь, но если в охотку…
Я тоже был молодой и девушкам, наверное нравился, пока был холостой. Я был знаком со многими из них. Но потом, когда в первый раз женился, то девушки перестали мной интересоваться, зато моя первая жена Тоня стала интересоваться всеми девушками и женщинами, которые были моими знакомыми раньше или с которыми я танцевал в гостях. "Как ее зовут? Кто она такая?" — спрашивала Тоня, когда я кончал танцевать и садился возле нее. А я их даже иногда и не знал. Танцевать я постепенно перестал, а только сидел за столом и, когда Тоня шла на танец, старался побыстрее выпить водки. Чтобы не так грустно было.
Однажды с коллективом тюрьмы, где я работал, мы поехали на "мальчишник" в лесную ведомственную баню. Тоня сильно хотела ехать тоже, но ей мой друг Володя Пухов все же доказал, что мы едем только попариться и попрыгать голыми в речку, а потом пожарить шашлыков. И ей, как замужней женщине, там делать нечего.
Баня была далеко в лесу, ехать надо узкими дорогами на легковушках. Туда никакие автобусы не ходили. И Тоня, конечно, дороги не знала. И, оказалось, что хорошо.
Когда мы приехали, то, как договаривались, там уже ждали какие-то бабочки, которых обещал привезти Геннадий Осин, контролер из второго блока. Сперва парились мы, пока жарко было, потом женщины. Было нас четверо на четверо. Мне приглянулась брюнеточка Неля, худенькая, но все при ней. Дядя Жора готовил шашлыки, там мангал был штук на тридцать, зеки на зоне в мастерской сварили на заказ. Бабочки вились вокруг, сухое пили и шашлыками закусывали.
Потом мы уже напарились до задних ног. Женщины накупались тоже, сели мы в доме, в большом зале у камина, за стол, начали тут уже по-настоящему гулять, и все встало коромыслом.
Потом мне Неля сказала, что глаз на меня положила сразу, но я понял, что врет, потому что Геннадий еще раньше расписал, кто с кем.
Ну, эта Неля, я вам скажу, была замужней, у нее были свои привычки там всякие: "Дыши мне в ухо! Погладь мне тут, ниже-выше! Не спеши! Не спе-ши… Не спеши-и-и-и! А-а! Не в меня!".
Умотала меня совсем, я не понял, кто кого… ну, кто главный. Как, ровно, я ей муж, что ли. Все ей, да ей, а мне ничего. Как ефрейтор! В общем, перед Тоней я был никак не виноват, потому что, когда Неля закричала "не в меня!", то мне послышалось, что это кричит Тоня, все было одинаково. В общем, какая это измена, если одно и то же, а еще под конец она меня криком своим напугала. А так — ничего погуляли.
Потом к нам на работу в учетный отдел одна девчоночка устроилась, конопатенькая такая, Марта звать, и на восемь лет меня моложе. Заводная, вечный двигатель, все шоколадки ела.
Раз я дежурил, был вечер, заглянул в их кабинет — там свет горел. И эта Марта там за компьютером сидела, начальница ее, как сидорову козу, гоняла, Марта была шустрая, но только не в работе. Ну, я зашел… Сел, потрепались, а потом свет погасили и — по-быстрому, конечно, полюбились.
Опять же Тоне это не измена была, потому что Марта была как олень необъезженный, такая горячая и с выдумкой. Тоня ведь как: ужинаем, телек, тип-топ и в ванну, потом романчик Донцовой минут пять почитает, свет гасит и спрашивает: "Будем?.." Ё-клмнэ! Тут хочешь — не хочешь, а будешь. Или не будешь, если не спросит. То есть, если спросит, то будем, хоть бы я весь день на даче бурьян сгребал. А не спросит — не даст, хоть тресни.
Один раз я так загорелся, говорю, давай, мол, разок! Сил нет, как хочу! "Зато я не хочу", — отвечает. Я ее и козочкой называл, и лапочкой, и всяко… Лежит, молчит. Говорю: "Колечко тебе куплю, хочешь?" "Ах ты, — говорит, — вот ты, — говорит, — какой! Я тебе проститутка, что ли, что ты меня то козочкой, то лапочкой?!"
Я опупел! Со всей душой, а она… А она говорит: "А колечко купи, конечно. Я поеду в город, выберу и тебе скажу". И спать улеглась. Вот, а когда мы с Мартой накувыркались от души, я ей сказал: "Ах ты, моя Мартышечка…" Эх, как она вскинулась! "Как сговорились! Все меня обезьяной зовут, какая я тебе "мартышка"?" Извинился, а толку что? Пробежала между нами эта обезьяна и — как отрезало.
Ну, а потом я уж стал поумнее. "Не спи с женой брата и ни с кем из аппарата, потому что это чревато!" И таких глупостей, как с Мартой, не допускал уж.
Я через газету с одной познакомился, "для нечастых встреч" называлось. Культурненько, чистенько, заранее договариваешься, проплата, конечно, женщине ж одной нелегко. С цветами, конечно, иногда в ресторан сводишь, но подальше от нашего района. Пришлось, конечно, и подменять ребят, и смены прихватывать, чтоб деньги из семейного бюджета не тянуть.
Того не учел, что Тонька-то знала о приработке, а денег не видела. И зашпионила за мной. Не застукала, я ж не дурак, а следить начала. Нюхает, по карманам шарит. Пиджак чистить принялась. Волосы ищет, грамотейка!
И стала еще каждый вечер меня выматывать: "Будем сегодня! Будем!" И завтра опять, и послезавтра… А тут смены дополнительные, да еще знакомая, Алевтина, на работу звонит: "Ты когда приедешь?" А у нее я ж не ночевал, а сделал дело — уходи смело… И это тоже, товарищи, не измена, потому как дело адское совсем стало, похудел, как велосипед, и потом же если деньги платишь, значит, вроде как к проститутке ходишь, а не налево.
Тоня мне уже сильно надоела своими делами, я ей говорю, чтобы шла она взад к своей маме на квартиру, и будем мы законно разводиться. Она ж ко мне в мою квартиру пришла, не совместная это. Я от службы получил. Думаю, она из-за жилплощади со мной только и жила.
Ох, она и ругалась, Тоня-то! Где слова такие слышала, не знаю: "Г- дон штопаный! Свиняра гнойный!", — с ее стороны полная параша, короче. После, говорю, таких слов, Тоня, нам с тобой никак уже не ужиться. Как разводились, вспоминать тошно. Ложки и вилки, тарелки всякие, прищепки и белье постельное не то что пополам, все хотела унести. Даже в суде заявила, что мои брюки выходные — "совместно нажитое имущество". Пополам их рвать, что ли? Судья сказал, что одежда не входит.
И знаете, как развелся я, так сразу снова вокруг завелся хоровод бабочек и девочек! Как в молодые годы. Ну, я им не свинья-копилка, на посуду для них вкалывать и стиральные машины "Вятка-автомат". Отдохнул я, оправился, тут мне ребята глаза на Тоньку и раскрыли. Гога с ней спал? Спал. Я в ночь на смене — к ней Герка приходит. Без спросу — "будем-не будем". Даже Антоныч наш, начальник режима, к ней похаживал-позванивал. И получал свое, незаконное. Вот это уже ведь точно измена, а она молчала, без претензий ко мне, что в постели я ей не совсем удовлетворителен.
Разница в чем, товарищи? А в том, что мужчина свою грязь из дома несет и там где-то оставляет. А женщина чужую грязь получает и в дом несет. Есть различие, и очень существенное. А в вашем рассказе, Анастасия, есть очень серьезное предательство семьи. К тому же вы говорите, что измена мужа вас не устраивает.
Должен сказать, что я сейчас живу с хорошей женщиной, которой я не изменяю, как и прежней жене (Тоне). За Верой я присматриваю, конечно, с Гогой и Геркой не знакомил, а Антонычу вообще сказал, что лицо испорчу, если увижу или услышу что. Опять же Вера в любое время может со своими манатками съехать в любом направлении. Думаю, всякий нормальный мужчина должен иметь право на личную жизнь, кроме семейной, что не одно и то же. Он становится после этого только добрее к жене и понимает, что цветочки-шоколадки хорошо, но верная подруга лучше. Скажем так: муж — это верный пес для дома, только не надо его на короткую цепь — все равно сбежит, как случай подвернется.
Некоторые жен за неверность иногда бьют до синяков под глазом. Это лишнее. Он ее побил, и вроде как все успокоилось, она получила свое и виноватой не чувствует. И дальше станет снова гулять, раз такая. Отволтузил — и выгнал, это дело. Или сам ушел, если дети есть (еще неизвестно, чьи они). Измену, товарищи, прощать нельзя, иначе как сорока-ворона кашу варила: этому дала, и этому дала, а мужу не дала.
Убедительно прошу рассказов развратных дамочек больше не печатать. Лучше про космонавтов пишите, про будущее. Про марсиан. А про секс не надо, он хотя и есть, и им даже порой в охотку позаниматься, но аккуратно же и не с точки зрения зарвавшейся бабочки.
