Отец Алексея Логвиненко: там все было очень серьезно - он не хотел быть инвалидом
Как рассказал порталу Defli Леонид Логвиненко, на вчерашней встрече ему сообщили, что следствие закончено и дело закрыто. "Оно пошло под 75 лет неразглашения. Все засекречено на 75 лет. Это нам сказали на встрече. Я спросил, что такого было в этом деле, чтобы так секретить, на что мне ответили, что дело не в конкретном случае — просто таковы эстонские законы".
(Позже Генштаб Сил обороны уточнил, что дело Алексея Логвиненко не засекречено, а определено "для внутреннего пользования" по Закону о публичной информации).
По словам Леонида, никакой новой информации на встрече с Военной полицией он не получил. "Единственное — нам вернули оригиналы тех записей Алексея, которые при нем были обнаружены".
"Должен вам сказать, что на самом деле это не Военная полиция мне позвонила и назначила встречу. Это мы начали теребить все службы, потому что до этого, когда мы разговаривали с Военной полицией, нам сказали, что следствие длится 1,5-2 месяца — мол, сидите и ждите. Мы сидели и ждали. А через два месяца сами начали звонить, потому что к нам никто не обращался", — рассказал Леонид порталу Delfi.
Леонид подчеркивает, что он не получил практически ни одного внятного ответа на те вопросы, которые мучают его до сих пор. "Когда я был на встрече с солдатами (еще в январе), они нам тогда сказали, что пошли на учения в учебный класс, откуда Алексей, заранее предупредив командира, ушел к врачу. Сейчас Военная полиция утверждает, что никаких занятий с утра вообще не было. У них есть записи, есть документы. Соответственно, у меня возникает вопрос — если не было учений, почему Алексей тогда был с оружием? На это мне сказали, что занятия должны были быть позже. До этого ребята курили, готовились к занятиям, на которых Алексей вообще не был. Поэтому им заранее с утра выдали оружие. То есть, получается, что с момента просыпания до момента, когда он был у врача, никто Алексея не видел. И после того, как он вернулся от врача, его тоже уже никто не видел. Что он делал все это время — ответа я не получил".
Отец напомнил, что у Алексея были проблемы с размером обуви — из-за болезни ему, человеку с 45 размером, легче было переносить свой недуг в обуви 46 размера. "Почему у Алексея в тот день были резиновые сапоги 44 размера, которые мне передали вместе с одеждой и личными вещами. Я спросил у Военной полиции, почему так? На это мне ответили, что резиновые сапоги на самом деле на два размера больше, чем указано. На что я возразил, что у меня обувь 43 размера, и я сравнил сапоги со своей обувью — они были ровно на один сантиметр больше. Притом, что если вы помните, у Алексея был 45-46 размер обуви, и из-за проблем с ногами он нуждался в обуви большего размера. Военная полиция сказала, что это их не касается, это вопросы к складу".
"В подробности они не вдавались. Точно так же, когда я ездил за копией медэкспертизы, то надеялся, что получу на нескольких листках описание всего, что у Алексея обнаружено. А там было две строчки. Там была написана причина смерти. А то, что у него ноги синие были, то, что у него правая половина груди была в синяках то ли от кулаков, то ли еще от чего-то... Но смерть-то, конечно, не от этого наступила".
"А военная полиция только сказала, что выяснено, что он это сделал сам", — подытожил Леонид встречу с Военной полицией.
Что касается дневника и записей Алексея, то, изучив их, отцу стало ясно, что проблемы сына были намного глубже. "Все там намного сложнее, конечно. То, что он пишет, это очень серьезно. А пишет он, если вкратце, то, что у него сильно болят ноги, ходить он не может, но ему никто не верит. И он считает себя бесполезным. А инвалидом, пишет он, жить не хочет. Он считал, что дальше его на коляске кто-то будет возить, а он не сможет этого пережить. То есть, конечно, проблема не в этом конкретном дне, она гораздо глубже".
Генштаб комментирует
Как ответил на запрос портала Delfi руководитель отдела оповещения Сил обороны подполковник Пеэтер Тали, Военная полиция решила закрыть служебное расследование по делу срочника Алексея Логвиненко. "Следователь передал близким Алексея Логвиненко оригиналы — прощальную записку, блокнот и дневник. Копии этих бумаг семья получила уже ранее".
Как сообщил Тали, дело получило статус "для внутреннего пользования" согласно статье 35 Закона о публичной информации.
"Потеря близкого человека — это боль для семьи, потеря каждого солдата тяжела для его сослуживцев и Сил обороны. Силы обороны понимают скорбь близких погибшего рядового и сочувствуют им. Для Сил обороны важно, чтобы те, кто нуждаются в помощи, получили поддержку. В Силах обороны служат хорошие психологи и капелланы с большим опытом, они готовы предложить помощь скорбящим близким погибшего".
На вопрос о том, удалось ли Военной полиции реконструировать последний день погибшего Алексея Логвиненко, ответ был лаконичным: "В ходе служебного расследования Военная полиция установила все существенные обстоятельства, связанные с этим делом".
Были ли допрошен врач, к которому ходил перед гибелью Алексей? О чем говорил с доктором погибший солдат? "Да, Военная полиция разговаривала с врачом. Рядовой Алексей Логвиненко жаловался на боль в ногах. Он получил врачебную помощь".
Что касается описанных отцом синих ног и синяков на теле Алексея - каковы причины этих повреждений - порталу Delfi посоветовали обратиться напрямую в Эстонский институт судебной экспертизы к патологоанатому (что мы, конечно, и сделаем).
11 января водитель медицинского подразделения тылового батальона 1 пехотной бригады, 23-летний Алексей Логвиненко, застрелился из служебного автомата Galil.
