Света Григорьева: sorry, но я не буду вашим ручным русским
Поэт и хореограф Света Григорьева (32) после своей яркой речи на президентском приеме по случаю годовщины восстановления независимости Эстонии, вызвавшей бурные обсуждения в общесте, заставила говорить о себе как о новом молодом деятеле культуры республиканского масштаба, пишет Eesti Päevaleht.
Ручной русской не буду
Несмотря на русское имя, Григорьева совершенно чисто говорит на эстонском языке, в том числе и о своих детских мечтах стать первым женщиной-президентом Эстонии.
"Я вышла из рабочей семьи. Первая в нашей семье, у кого есть высшее образование. У меня смешанная эстонско-русская семья. Я художник. Я молодая женщина. Сегодня в обществе слово берут как правило мужчины постарше меня, многим из которых нравится громко идентифицировать себя как чистокровных этнических эстонцев. Я понимаю, что мое выступление на этом мероприятии, даже если не брать его содержание, уже своего рода statement (англ. "заявление" — ред). Когда мне дают право голоса, то у меня есть ответственность это право принять. Я просто не могла сказать "нет", — говорит Григорьева о предыстории своего выступления в розовом саду Кадриорга 20 августа.
Света была готова к тому, что на ее речь в последующие дни последуют самые различные отклики. Они были большей частью позитивными, но нашлись и те, кто был ее выступлением недоволен.
"Меня удивляет — чем люди так шокированы или на что обижаются? На темы? Или на то, что молодая женщина осмелилась говорить на эти определенные темы?" — спрашивает Света. "Я эстонка. Гражданка Эстонии. Это был и мой праздник. У меня есть право говорить вещи, которые меня тревожат".
Больше всего ее разочаровала реакция министра культуры Тыниса Лукаса — он сказал, что поэтесса не понимает, что означает независимость для эстонцев и эстонского общества.
"Меня огорчает то, что он каким-то образом вычитал из моей речи, что я не понимаю независимости Эстонии. Этим же он исключает меня в принципе из числа эстонцев и парадигмы эстонcкости. Нет разницы, говорю ли я на государственном языке или нет, была ли я десяток лет активным деятелем эстонской культуры или нет. В принципе, он сказал мне, что я — не эстонка и мне нельзя говорить об этих вещах. Условием для того, чтобы стать эстонцем спустя 29 лет после восстановления независимости всё еще является бытие ручным русским. Sorry, Тынис Лукас, я не стану ни вашим ручным русским, ни ручным русским Эстонской Республики. Если вы пригласите меня к столу для разговора только на определенных условиях, то я не хочу там быть", — говорит Григорьева.
Эстонская Свеа и русская Света
Отец Светы — русский с серым паспортом, мама — эстонка.
Детство выросшей в смешанной семье девочки прошло среди панельных домов Ласнамяэ, в дворах квартала Линнамяэ. Это время до сих пор кажется Свете одним из самых счастливых и светлых периодов жизни.
В отличие от многих детей, которые резвились рядом, Света и ее брат ходили в эстоноязычный детский сад и школу, родным языком у них был эстонский и друзей они тоже нашли себе среди эстонцев. Когда девочка пошла в школу, то мама стала звать Свету (или Светлану) Свеа, потому что это как-то более по-эстонски.
"Только став постарше, я поняла, что нас активно воспитывали эстонцами", — говорит Света. "Примерно в средней школе я стала описывать свою ситуацию как пример мягкой ассимиляции, и с этого времени стала этому активно сопротивляться. Старалась себя так сказать русифицировать. Пошла в университет и впервые стала представляться Светланой, потому что не хотела больше быть Свеа, я стала больше читать литературы на русском языке".
Чувство стыда русских
Позже она задумалась о том, почему русские в Эстонии так часто меняют свои имена и пришла к выводу, что многих здешних представителей нацменьшинств эстонизироваться заставляет чувство стыда. По словам Светы, стыд играет в идентитете эстонских русских довольно значительную роль.
Задним числом она хорошо понимает стремление родителей воспитать из нее эстонку. "Это была их стратегия. Они поняли, что в эстонском обществе без языка и принадлежности к культурному пространству очень трудно пробиться. Чтобы обзавестись определенными контактами и информацией, ты должен входить в эстонское культурное пространство. Ведь бедность, на которую я ссылаюсь в своем выступлении, имеет не только материальный характер. Это символически".
Света признает, что благодаря родительской стратегии она получила, по сравнению со многими своими детскими знакомыми, некоторые преимущества. За примерами ходить далеко не надо. Многие из тех, с кем она играла во дворе (о судьбе которых она лучше осведомлена) сегодня стали разнорабочими, один друг детства умер, высшее образование получили считанные единицы.
Родители Светы до сих пор живут в Ласнамяэ, на их примере можно сказать, что у нас зачастую недостаточно просто честно работать, чтобы иметь материальный достаток.
"Я — художник, веду жизнь представителя свободной профессии, прекариат (от лат. precarium — нестабильный, основной минус прекариата в том, что занятость нерегламентирована, то есть у работников нет четкого графика и фиксированной заработной платы — ред.) — это, к сожалению, часть моего профессионального выбора. А мои родители всю жизнь проработали на так называемых нормальных рабочих местах. В Эстонской Республике человек может целую жизнь трудиться, быть активным рабочим и по-прежнему оставаться бедным. Как такое возможно?" — спрашивает Света.
Особенно остро она воспринимает это тогда, когда бывает в гостях у своей финской подруги, чьи родители тоже были простыми рабочими. "Смотрю, как живут на пенсии ее родители. Они путешествуют, у них есть дача и деньги, чтобы позволить себе всевозможные увлечения и тренировки. А потом возвращаюсь домой и вижу, как мама, будучи на пенсии, идет по выходным торговать сувенирами на улицу Мюqривахе, потому что по-другому не прожить. Это наша реальность".
В политику? Кто знает…
Обучаясь в Германии на свою вторую магистерскую степень, Света все больше стала задумываться о роли художника в сегодняшнем обществе. И хотя размышлениям о происходящих общественных процессах она уделяет значительную часть своего времени, о том, чтобы пойти в политику, Света не думала.
"У меня есть мои танец и поэзия. В искусстве тоже можно активно заниматься политикой — там действуют символические механизмы. Быть политиком — это означает, что я не смогу больше говорить вещи, которые хочу, или не смогу быть настолько резкой, насколько хочу. Мне кажется, что сейчас я могу писать так, как хочу и быть в своих текстах политически некорректной", — говорит она.
"Но если дела пойдут настолько плохо, что я больше не смогу заниматься искусством, то тогда дорога, конечно, в политику — у меня не останется другого варианта. А до тех пор мне нравится быть вот таким подозрительным элементом", — улыбается Света.
