ФОТО и ВИДЕО DELFI: Черная быль о Чернобыле. Вперед в прошлое
В 01:23 ночи 26 апреля 1986 года над громадой Чернобыльской атомной электростанции встало радужное зарево, трагичные последствия которого нам всем хорошо известны. Припять была самый молодым городом СССР на момент аварии. Почти треть ее жителей составляли дети, чьи обезображенные игрушки уже три десятка лет валяются на полу детского сада. Какова она — Припять-2016? Что с ней сделало время?
Представляем вашему вниманию вторую часть репортажа Delfi из Зоны отчуждения Чернобыльской АЭС. Первую часть читайте тут.
”Видите, здесь земля местами перерыта? Это дикий кабан!” — поведал наш гид по Зоне Максим Крыгин.
Въезд в Припять символизируют очередной ручной шлагбаум, охранник в косой будке и дворняжка у ворот. Краски — стерты, серо все. Все, кроме красно-желтого знака радиационной опасности на тонкой, как у поганки, ножке.
”Весна на радость не похожа”
Центральная улица, разумеется, Ленина. И сама ЧАЭС в то время носила имя вождя мировой революции.
”Мы сейчас едем по-английски — по левой полосе, так как правая полоса блокирована упавшими деревьями, — объяснил Максим. — Тут вообще уже экосистема характерна больше для леса, чем для города: деревья, которые культивировались людьми, постепенно замещаются дикорастущими видами”. До аварии было две полосы в обе стороны, итого — четырехполосное шоссе. Сейчас — одна.
Справа виднеется магазин. Обычный такой, ничем не примечательный советский магазин, какие до сих пор остались во многих городах бывшего союза. С одним только но: в этом магазине не затариться уже 30 лет. И дорогу к нему перекрывают еще голые пирамидальные тополя. А также порядка 30 микрорентген в час.
”Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить”, — полагал один из героев ”Пикника на обочине” братьев Стругацких. Мы стоим в самом сердце Припяти, которое замерло в апреле 1986 года. Слова из ”Пикника” кажутся весьма спорными. Природа медленно, но настойчиво стирает следы вторжения человека.
”На момент аварии Припять была образцово-показательным советским городом. Работавшие тут люди имели прекрасные условия труда и жизни. Инфраструктура города была безупречной, — рассказывает нам Максим о жизни до катастрофы. — Тут было все! Был построен ДК с большим театрально-концертным залом, оборудованным по последнему слову техники. Новый кинотеатр был… Универсам был, хотя в таких маленьких городах универсамов не строилось. А тут — построили, чтобы поднять инфраструктуру. Бассейны: большой и маленький. Пять школ, оборудованных всем необходимым. Гостиница ”Полесье”.
”Хай буде атом робiтником, а не солдатом” — это косое от силы времени и стихии наставление пока еще бросается в глаза многочисленным ядерным туристам с крыши дырявой коробки, которая когда-то была чьим-то домом.
Внуки Октября вышли на перемену?
Известный всем, кто хоть раз видел обезлюдевшую Припять, постапокалиптический пейзаж: колесо обозрения на ржавых ногах, но с жизнеутверждающе-желтыми кабинками, качели-лодочки, какие были в каждом приличном городе СССР, в том числе и в Нарве, карусели, машинки… Что еще нужно было нормальному советскому ребенку?
К стене дома прижалась красно-желтая (совпадение?) телефонная будка, из которой уже никто никому и никогда не позвонит. Около оббитого красной тканью кресла, кем-то вытащенного на ступеньки, стоит початая бутылка коньяка ”Крымский”. Табличка магазина №1 ”Радуга” оповещает о том, что нас там рады обслужить с 11 до 20 с часовым перерывом на обед. Только он затянулся… Кривые и серые ветви деревьев тянутся к такому же кривому и серому Серпу и Молоту, торчащему из некогда фонарного столба. Из земли растет синий почтовый ящик, куда некому опустить письма.
В бассейне ”Лазурном” глаз цепляется не за лазурь, а за зелень пивных бутылок.
”Как поступают октябрята? Они играют с малышами. Они любят труд”, — старательно выведено детской рукой в тетради в линеечку со вспомогательной линией — держи верный угол наклона букв! А вы застали такие?
Пол средней школы выстлан гнилыми противогазами с хоботами-трубками. Тысячи их! Поверх брошена неряшливая кукла с дырой в голове, через которую виднеются механизмы, закрывавшие и открывавшие ее пластмассовые глаза. Содранный со стены плакат напоминает нам, что у советских граждан было право на образование, на работу и на отдых. А другой плакат, еще пока не сдавшийся, объясняет, что ”Государственное — значит мое!”. На заметенных многолетней сухой листвой партах с выемками для перьев аккуратно разложены книги. Как будто ”внуки Октября” просто вышли на перемену.
”Ребята работают в саду” — обманывает нас растоптанный плакат из кабинета русского языка. Стены облезают голубой крокодильей шкурой. Воздух стоит. Время тоже.
Очень сложная система ловушек
По словам нашего сопровождающего Максима, Чернобыльская авария со всеми вытекающими стоила около десяти годовых бюджетов СССР. И продолжает стоить до сих пор. Во время прогулки по Киеву нами был замечен митинг протеста неподалеку от Верховной Рады Украины: ликвидаторы Чернобыля высказывали недовольство величиной своих пенсий.
Тогда, в конце 80-х, рассказывает Максим, ликвидаторам ЧАЭС и всем, кто был непосредственно связан с решением внезапно возникшей проблемы, платили пятерную зарплату: если, например, у водителя в Киеве получка была 150 рублей в месяц, то в Зоне — 750 рублей и бесплатный обед.
- Справа — пожарная часть. Отсюда прибыли на объект одни из первых пожарных. Буквально через 10 минут после взрыва они уже были на месте. ”Пожарка” здесь работала до 2000 года. Слева — отделение милиции. Оно тоже тут действовало до 2000.
Подъезжаем к светофору. Но он нам не в указ — нет ни пешеходов, ни автомобилистов, ни ГАИ.
- То есть основной способ распространения радиации — ветер?
- Тогда — да. Сейчас никакого распространения нет, она ”зафиксирована”. Распространить ее можно только искусственно. Существует, конечно, минимальный естественный перенос: птица что-то съела и принесла в Северную Африку цезий. Но это настолько малый перенос, что им можно пренебречь.
Датчик на выезде из города-призрака оповестил о 32 микрорентгенах в час. Совсем скоро наш путь пересечется с путем первого облака выбросов. ”И там активность резко взметнется ввысь”, — предупредил наш гид. Радиационное загрязнение — оно неоднородно. В целом и общем некоторая территория может быть сравнительно чиста, но локально — изрядно фонить.
По обе стороны от дороги в Зоне мертвая от зимы трава, над которой тянутся километры ЛЭП, подпираемые вышками, серыми, как и все вокруг. Высунутый из окна автомобиля радиометр непрерывно трещит, переходя на истеричный писк.
”Если перейден определенный верхний порог — радиометр издает такой сигнал”, — объяснил Максим. Пороговый уровень был 330 мкР/ч. А у нас — 834! Мы пересекли одно из самых грязных мест в Зоне отчуждения ЧАЭС — след от первого облака выброса из жерла реактора, именуемого Западным следом. Цифры падают так же стремительно, как и взлетели.
”Зона — это очень сложная система… ловушек, что ли. И все они смертельны!” Вспоминаются слова Сталкера из фильма Тарковского.
Обед по-чернобыльски
Счетчик успокоился.
- Максим, станцию нельзя накрыть крышкой и уйти. Сейчас она находится в процессе вывода из эксплуатации. Когда можно будет сказать, что все: Чернобыльская АЭС остановилась? Ее больше нет.
- Если все пойдет по плану — в 2050 году. Когда все радиоактивное — демонтировано, а та вода — выкачана, можно сказать: все.
Один из важнейших объектов, который предстоит посетить — станционная столовая. Когда-то в ней питались рабочие пятого и шестого энергоблоков, а сейчас там обедают ”станционники” и ядерные туристы. Есть и пить на открытом воздухе тут чревато.
Первое, что необходимо сделать перед принятием пищи в чернобыльской столовой (впрочем, этим правилом радиационной безопасности не следует пренебрегать и вне Зоны) — тщательно вымыть руки с мылом. На этом мероприятия по предотвращению радиационных неприятностей не заканчиваются: далее следует зайти в специальный железный ”шкаф”, помнящий Сталина, положить руки на датчики и надеяться, что загорится зеленое слово ”ЧИСТО”.
Обед, который обойдется вам в три евро, является символом украинского радушия. Суп картофельный — на первое, отбивная с вареным картофелем и два вида салата — на второе, блинчики со сметаной и с творогом — на десерт. И компот! Целых два компота! ”Экологическая чистота продуктов гарантируется”.
Тихий час длиною в 30 лет
Сзади — утыканная яркими треугольниками фонящая силосная яма с трупами рогатого скота: животных с фермы расстреляли, чтобы предотвратить распространение грязного мяса по территории Союза. Впереди — крашенный все той же, что и вождь мирового пролетариата, серебрянкой памятник ”Спасшим Отечество от фашизма”. Алеши, как этот, остались еще во многих городах уже несуществующей страны. Этот памятник отличается от остальных лишь микрорентгенами. Даже тут к его подножью возложены цветы.
От спины неизвестного солдата вытоптана тропа к одноэтажному детскому саду. Вдоль нее три десятка лет лежат обезглавленные куклы и ржавые кузова детских грузовиков — любимые игрушки, впитавшие смерть, маленьким ”невозвращенцам” никак нельзя было забрать с собой.
В выстроенном к 50-летию Великого Октября здании из красного кирпича и с привычно-синими оконными рамами частично обвалились пол и крыша. Возле типового ряда шкафчиков, где переодевались будущие октябрята, зачем-то валяется огромный похоронный венок. Тихий час после обеда тут затянулся: ни детского смеха, ни плача, ни шепота нянечек.
На выстроенных в ряд детских железных кроватках с сеткой валяются наполовину выпотрошенные перьевые подушки, оброненные в спешке чешки без пары, листья клена, чумазые куклы. По полу раскиданы тяжелые ночные горшки. Их осыпали яблоневым цветом куски побелки с потолка. С полок чья-то рука смахнула на пол детские книги.
”Неужели вы верите в эти сказки?” — спрашивает один из героев ”Сталкера”.
”В страшные — да… В добрые — нет, а в страшные — сколько угодно”.
Заглянуть за горизонт
- O! Косуля!
- И не одна — три!
”Сейчас мы с вами на Чернобыль-2 повернем — там тоже много животных: олени, косули… — рассказывает Максим. — Сейчас, ранней весной, для оленя самое голодное время: свежей зелени еще нет, а все старое уже обглодано”. Щедро сдобренная кучами обочина дороги указывает на присутствие еще одного вида животных в Зоне — лошадей Пржвальского.
- Максим, все же про две головы — это преувеличение…
- Конечно!
- Ну, а все же: какие-то незначительные мутации происходили?
- Да. Например, у мыши поменялась длина хвоста. У одной — на сто тысяч. Но без радиации мутации тоже ведь происходят. Мутации — это двигатели эволюции.
15:30, и мы держим курс на военный объект Чернобыль-2. Там расположена советская загоризонтная радиолокационная станция ”Дуга № 1” для системы раннего обнаружения пусков межконтинентальных баллистических ракет (РЛС ”Дуга”). До середины 1980-х годов это был совершенно секретный объект, позволявший отслеживать высоколетящие цели на дистанции от 900 до 3 000 километров в приполярной области. С помощью мощнейших и ультрасовременных на то время радаров военные смогли, в прямом смысле слова, заглянуть за горизонт. Благодаря таким способностям этот комплекс получил название ”Дуга-1”.
Об этом военном объекте у нас до сих пор нет официальной информации — она под грифом ”Совершенно секретно”, поведал наш сопровождающий.
- А есть какие-то сроки?
- 50 лет с момента засекречивания. Все технические детали мы сможем узнать только в начале 2020-х годов.
К объекту сквозь густой лес ведет совершенно прямая дорога в 7,5 км, построенная из аэродромных плит. Их перекорежило от времени и непогоды.
В свое время по этим дремучим лесам гуляли сотрудники КГБ, в чьи задачи входил отлов случайно зашедших сюда грибников и лыжников. Гражданам настоятельно рекомендовали покинуть территорию. На карте объект отмечался как пионерлагерь.
Путь к РЛС перекрывают ржавые ворота с крупными серебряными звездами и не менее ржавая табличка ”Стой! Стреляют!”. По словам Максима, несмотря на коррозию, табличка не потеряла своей актуальности.
125 м вверх, 25 м — вниз, аж 750 м в длину и десятки тысяч тонн весом. ”Дуга” просто поражает воображение своим поистине необъятным размахом и математически идеальной красотой. Стоишь под ней, и возникает чувство собственной мизерности. Подобное испытывает человек, смотрящий на усыпанный звездами купол неба. Неимоверности этому гигантскому шедевру инженерной мысли придает и то, что он был спроектирован без компьютера, без какого-либо программного обеспечения — лишь грифельный карандаш, логарифмическая линейка и белый лист ватмана.
”Горький. ДМБ. 83” — намалевано желтой краской на серой ноге станции. ”Это, пожалуй, единственная надпись, за которую тогда не наказывали. Потому что это была традиция”, — поведал наш гид по Зоне.
Сейчас ”Дуга № 1” — склад металлолома, имеющий лишь историческую и в некоторой степени эстетическую ценность.
Как поведал Максим, в России подобные строения уже пустили на металл, а тут благодаря Зоне эту РЛС не демонтируют. Взорвать? Могут случиться две неприятных вещи. Во-первых, локальное землетрясение, воздействие которого неясно. Во-вторых, поднимется радиоактивная пыль. А доверить демонтаж альпинистам — дорого: металл столько денег не стоит… Вот и ржавеет ”Дуга № 1”, некогда способная заглянуть за горизонт, посреди глухих украинских лесов.
Идеальная симметрия со всех сторон. И тишина. Таких в союзе было всего три.
Иван Иванович и Мария
”Cамый героический поступок человечества — это то, что оно выжило и намерено выжить дальше”, — сказано у Стругацких. Мы едем в гости к самоселам — Ивану Ивановичу и его супруге Марии. Им по 80 лет. ”И они вполне счастливы жить той жизнью, которой живут. Счастливы тем, что имеют”, — высказал Максим мысль, которая многим может показаться невероятной.
На выезде из 10-километровой зоны на КПП ”Лелёв” по колесам автомобиля проводят радиометром. Мы вернулись в 30-километровое кольцо, и первый, кто нас в нем встречает — вольно разгуливающий по полям лось.
Года три назад к самоселам перестала приезжать передвижная лавка — невыгодно. Вся надежда на лесников и туристов. ”У самоселов вообще интересное видение мира в целом и этой ситуации в частности. Люди живут еще теми временами, будто вокруг Советский Союз. Ну и самогона дед вам нальет. Он экологически безопасный”, — улыбается Максим.
В собранный из чего попало забор патриотично воткнут украинский флаг. В сенях нас встречает хозяин дома: в пиджаке, ушанке и валенках. Это Иван Иванович. А в кухне сидит его супруга Мария. Они как познакомились 60 лет назад — так всю жизнь вместе. И никакие катастрофы Ивану Ивановичу и Марии нипочем.
”Здравствуйте, Иван Иванович! Мы к вам в гости из Эстонии. А это вот вам — самое необходимое”, — передаем мы хозяину дома пакет с гостинцами.
”Здравствуйте-здравствуйте! О, а вот за это спасибо!” — обрадовался Иван Иванович. Ближайший магазин — за много километров. Вся надежда на добрых людей.
”Эстония… — вздохнул Иван Иванович. — Коли був Советский Союз — ми всі вместе були”. Иван Иванович говорит на своеобразной смеси русского и украинского языков.
В Зоне наступает вечер, и небо стало синее, как окна хаты. В ее скромном убранстве столкнулись несколько эпох: тут рушники и образа — по одну сторону стола, магнитофон и мобильный телефон — по другую. Под коллажем из фотографий молодости — корявый детский рисунок фломастерами. Стены украшают рекламный плакат известной марки перцовки и календарь на 2009 год.
Иван Иванович поведал нам многое о своей жизни: до аварии, во время и после. Он искренне верит, что тут когда-нибудь будут жить люди. Смотрите видеоинтервью Delfi с самым общительным самоселом Чернобыльской Зоны отчуждения!
И таких людей, как Иван Иванович и Мария, здесь осталось около сотни. Вопрос времени?
На этом наше путешествие в Зону отчуждения и обязательного отселения подошло к своему завершению. Братья Стругацкие, к творчеству которых мы ни раз обращались в этом репортаже, писали в одном из своих произведений: ”Не в громе космической катастрофы, не в пламени атомной войны и даже не в тисках перенаселения, а в сытой, спокойной тишине кончается история человечества”. Заблуждение? Дурацкая шутка? Или пророчество?
Больше фотографий из Зоны — в нашей фотогалерее!
