Ээрик Хелдна: "В лихие 90-е мы точно не вернемся"
Ээрик Хелдна сразу переходит на русский язык, хотя договоренности такой не было. Говорит чистейше — почти не делает ошибок, акцент едва уловим. "А как вы себе представляете работу в столичном уголовном розыске без знания русского языка? По-другому просто нереально", — отвечает он на мои наблюдения.
Оперативник — это стиль жизни
- Вы недавно на этой должности. Уже привыкли?
- За две недели очень трудно сказать, привык или нет. Скажем так, что этот дом и этот коллектив никогда не был для меня чужим. Работая последние 10 лет в столичном уголовном розыске, я соприкасался с Центральной криминальной полицией почти каждый день. Тем более что сфера наркопреступлений, в которой я больше всего работал, очень тесно связана с ЦеКриПо. В 2000-2001 годах я также работал в совместной группе FinEsto, которая занималась расследованием наркопреступлений в Эстонии и Финляндии. От Эстонии в группу входил я со стороны Таллиннской префектуры и двое сотрудников ЦеКриПо. Работали в одном кабинете, и нездоровой конкуренции между двумя организациями не было. Да и сейчас не вижу таких опасных тенденций.
- Насколько неожиданным было ваше назначение? Ведь изначально назывались совсем другие кандидатуры.
- В таких ситуациях всегда учитываются несколько кандидатур. Это нормально, ведь любой может отказаться на основании каких-то мотивов. Конечно, еще месяц-два назад я об этом совершенно не думал. Но в команде с нынешним гендиректором полиции Райво Кюйтом всегда хорошо работать. Так что я рад такому предложению и надеюсь, что смогу принести пользу.
- Я смотрю, что даже полицейский мундир у вас висит на вешалке, вы одеты в гражданское. Сейчас, наверное, больше приходится заниматься административной работой? Кто вы сейчас больше — полицейский или чиновник?
- Я бы не хотел проводить столь четкую грань. Быть оперативником — это не столько профессия, сколько стиль жизни. И это никуда не уйдет. Да, конечно, 99% работы — это другой профиль. Но терять знания о том, что творится на передовой, ни в коем случае нельзя, иначе ты просто не будешь ориентироваться в ситуации. Чтобы принимать решения на самом верху, ты должен иметь хорошую команду, вместе с которой ты сможешь прекрасно ориентироваться на всех уровнях. А мундир, кстати, остался с прежней должности, просто взял его с собой. Надевать его придется, может быть, всего несколько раз в году.
- Какие у вас вообще карьерные устремления? Что будет считаться верхом — должность директора полиции, министра внутренних дел?
- Ну, министр внутренних дел — это политическая должность, она никак не может быть пиком карьеры в полицейском плане. Конечно, среди бывших министров есть и те, у кого имеется опыт работы в правоохранительных структурах, но большинство все-таки политики. Но я не задумываюсь об этом в данный момент. Сейчас я думаю о том, что надо претворить в жизнь те идеи, которые у нашей организации есть. Предыдущий директор ЦеКриПо Эльмар Вахер, который является моим другом, оставил после себя очень хорошую команду, но еще многое надо сделать. Особенно в том, что касается международной преступности, той специфики, которая связана с отмыванием денег, и преступлений в области интернета. Да, сегодня мы можем даже гордиться. Наши коллеги из других стран отмечали, что у нас одна из лучших команд по борьбе с преступлениями в инфотехнологической сфере. У нас были задержаны и международные группы, которые совершали мошенничества с помощью интернета в Эстонии и в других странах. Только несколько дней назад в прокуратуру ушло дело, по которому выявлено более 50 таких доказанных фактов!
Современная организованная преступность — это, знаете ли, как проект: сегодня вот мы занимаемся наркотиками, завтра есть возможность найти хороших специалистов в сфере инфотехнологий и заставить их работать на себя. То есть сегодня те вызовы, которые стоят перед нами, совсем другие, нежели 15 лет назад, когда ЦеКриПо была создана. Тогда были классические виды — вымогательство, брутальные нападения, избиения, убийства, которых было более 300 в год, например.
Под грифом "секретно"
- В последнее время в прессе появлялись опасения, что из-за сложной экономической ситуации мы можем в плане преступности вернуться в "лихие 90-е". Что думаете?
- В те самые "лихие 90-е" мы точно не вернемся. Опасность того, что преступность в связи с экономической ситуацией может принять иные формы, всегда существует. Но для этого криминальная полиция и существует, чтобы анализировать ситуацию. Любой удар по преступности должен быть хорошо скоординирован. Минимальный ресурс всегда должен быть максимально использован. Самый дорогой ресурс — это человеческий ресурс.
- И как у вас с ним, ведь довольно много говорилось о нехватке кадров, о низких зарплатах полицейских?
- Наоборот! Я бы сказал, что ситуация в ЦеКриПо сегодня в материально-техническом и человеческом плане очень хорошая. Конечно, всегда хочется, чтобы было еще лучше. Но это ведь не значит, что мы должны по воробьям из пушки стрелять. Надо думать, как быть максимально полезными налогоплательщику. Мы сегодня даже должны некоторым желающим работать у нас отказывать.
- И зарплаты тут конкурентоспособные?
- Если есть хорошие специалисты, желающие прийти к нам, значит, на рынке мы выглядим конкурентоспособными. В любом случае, тут зарплата выше средней по Эстонии.
- Сколько всего человек работает в вашем подчинении?
- Всего в ЦеКриПо работает более 250 человек. Конкретную цифру (насколько она больше 250) я бы не хотел называть по очень простой причине. Криминальная полиция занимается не только расследованиями. Это лишь та малая часть, которая бросается в глаза в газетах, на ТВ. У нас еще и очень много вспомогательных функций. Мы помогаем и префектурам, и подразделениям нашей же организации. Это розыскная деятельность, защита свидетелей, международные обязательства. Вся связь с Интерполом, например, в том числе каналы с очень конфиденциальной информацией — это ведь все идет через нас. Но это остается в тени.
- То есть и в Эстонии есть случаи, которые можно увидеть в голливудских боевиках? Когда важному свидетелю делают новую биографию, переселяют в другой город, может, даже меняют внешность с помощью пластической хирургии…
- Я отвечу так: мы в состоянии осуществлять все методы, которые упомянуты в эстонском законодательстве. Но все, что касается конкретных примеров… Увы, тут на всем стоит гриф секретности. И это понятно, это ведь человеческие жизни, так что разглашать подробности я не могу. Но мы способны выполнять все задачи на самом высоком уровне.
- За последнее время было несколько случаев, когда в прессу попадали факты, которые правоохранительные структуры не хотели бы предавать огласке. Насколько, на ваш взгляд, большой проблемой является утечка информации?
- Для Центральной криминальной полиции это не является проблемой по той простой причине, что каждый сотрудник знает, что эта информация значит. Был один случай с нашим сотрудником, там судебное расследование еще продолжается. Но это никак нельзя назвать проблемой для ЦеКриПо. Криминальная полиция — надежный партнер. Тут работают люди, которым можно доверять самую важную информацию, какая только может быть в стране. Я за своих коллег спокоен.
Не апрелем единым
- Недавно подсчитали, что у эстонской полиции — женское лицо. Если в среднем по Европе женщины-полицейские составляют 10-20 процентов от общего числа стражей порядка, то в Эстонии этот показатель около 30%. Насколько важной составляющей прекрасный пол является для ЦеКриПо?
- Я вообще в этом проблемы не вижу, потому что нет ничего плохого в хорошей следовательнице. Важен не пол человека, а его способности. Да, понятно, что прыгать с парашютом в полном обмундировании в составе "Команды К", по всей видимости, женщина не будет. Таких примеров у нас нет. Но в какой-то сложной аналитической ситуации женщина может оказаться незаменимым коллегой.
- Сколько в Эстонии сейчас организованных преступных группировок, за которыми вы пристально наблюдаете?
- То, сколько есть человек, за которыми мы следим, в каком объеме, говорить нельзя. Если же спросить, есть ли в Эстонии организованная преступность в классическом понимании, то я отвечу, что она есть. Но еще раз замечу: организованная преступность сегодня, в 2008 году, это не середина 90-х, когда говорили о громких именах, называли их бригадами, мафиозными группировками. Это миф, лжеореол, потому что это обычные преступники. Может быть, они способны совершать более изощренные преступления, но все чаще мы видим, что это, как я уже сказал, проект. Ведь нередко пытаются, например, заняться наркобизнесом люди, у которых вообще нет уголовного прошлого. Ну, считают, что это быстрый способ заработать денег. Опять же — люди, связанные с преступностью в сфере интернета… Про них нельзя сказать, что это такие классические бандиты.
- Какие виды преступлений на сегодня представляют наибольшую опасность для Эстонии?
- Чисто с эмоциональной точки зрения, если смотреть в будущее, я бы назвал все преступления со стороны несовершеннолетних и против несовершеннолетних. И неважно, что именно — использование несовершеннолетнего лица для производства порнофильма, проституция или физическое насилие. Это очень важная сфера. Далее я бы назвал наркопреступность, особенно если она идет на высоком международном уровне. И, конечно, вся сфера интернет-преступности. И еще: для преступников всегда важно не только заработать деньги, но и легализовать их, отмыть. И мы должны очень четко за этим следить.
- Если посмотреть на прошлый год, то создавалось впечатление, что больше всего внимания у нас уделялось тому, что связано с Бронзовым солдатом…
- Наверное, такое впечатление осталось из-за того, что много полиции было видно на улицах. Но еще раз повторю: большая часть полицейской работы всегда остается в тени. Так что впечатление ваше ошибочно. Конечно, те проблемы, которые были связаны с массовыми беспорядками, надо было решить. Что касается уголовных дел, которые были заведены, то я считаю, что полиция справилась с этим очень хорошо. В декабре 2007 года этих дел в производстве больше не оставалось. В ЦеКриПо на данный момент еще расследуется дело об убийстве Дмитрия Ганина.
- И на какой оно стадии?
- Конкретную стадию не хотелось бы комментировать. Такие случаи нередки, это долгая и кропотливая работа, но я оптимистично настроен в этом плане.
- После вступления в Шенген ситуация с контрабандой наркотиков не ухудшилась?
- Давайте смотреть на вещи реально. Ведь пограничный контроль между Эстонией и Латвией, например, все равно не мог быть стопроцентным даже 3-4 года назад. Я не вижу, чтобы произошло какое-то ухудшение. Хотя, конечно, мы должны понимать, что ситуация изменилась, но для этого Центральная криминальная полиция и существует. И на сегодня международное сотрудничество является для нас приоритетом номер один.
- Вы уже упомянули финнов, а как развивается сотрудничество с российскими коллегами?
- Точно так же. Есть совместная группа FER (Finland-Estonia-Russia), операции с российскими коллегами проводились, проводятся и будут проводиться. В нашем регионе сотрудничество, скажем так, всегда можно улучшать, но никаких проблем с контактами и обменом информацией у нас нет.
Академия ФБР и розовые очки
- У нас любят играть со статистикой. Причем, в зависимости от поставленной цели, цифры могут показать как хорошую работу полиции, так и ее полную немощность. Как вы относитесь к статистике?
- Мне кажется, что статистика в Эстонии очень правдивая. И это мне нравится. Не пытаются закрывать глаза на то, что существует. Например, та же наркосфера. Да, для маленькой страны у нас очень большое число наркоманов. И мы говорим: да, такая проблема есть, с этим связаны вот эти и эти преступления. Ведь очень многие страны дают статистику только на основании тех наркоманов, которые обратились в лечебные учреждения. Но это же очень маленькая часть! Никогда ни в одном обществе нельзя сделать так, что все преступления будут раскрыты, а все преступники — пойманы. Это просто нереально. Но всегда возможно с помощью профессионалов и хорошей оперативной работы поставить такие рамки, когда это не будет угрожать нормальной повседневной жизни. К идеалу надо стремиться, хотя его невозможно достичь.
- Насколько важным этапом в вашей биографии было обучение в академии ФБР?
- Это была очень хорошая практика, возможность посмотреть мир и на то, как работают другие. Это довольно большой курс — всего где-то 250 человек. Из них 10%, то есть 25 человек — это иностранцы, а остальные — представители разных американских структур. Я очень ценю, что у меня была такая возможность. Кстати, из американских правоохранительных органов только 1% всего состава может пройти через подобные курсы. А из Эстонии в академии ФБР за эти годы учились всего 15 человек. Но еще, что я понял, — нам совершенно нечего стыдиться, мы вполне хороший партнер на международном уровне. Есть даже сферы, в которых мы превосходим других.
- А чему американцы могли бы научиться у Эстонии?
- Например, сотрудничеству между разными полицейскими структурами.
- Вот это то, что можно часто увидеть в американском кино: когда полиция не любит сотрудников ФБР, те, в свою очередь, презирают полицейских, и все вместе ненавидят, когда еще и ЦРУ начинает влезать. А у нас есть похожая нездоровая конкуренция между, например, ЦеКриПо и КАПО?
- В моей личной практике ничего подобного не было. Могу наоборот привести пример очень хорошего сотрудничества. На личном уровне некие трения возможны, но, мне кажется, это все идет от недостаточного общения. И если такие проблемы и были, то они остались где-то в середине 90-х. В маленькой стране это, конечно, проще, чем в США, где разных полицейских структур, наверное, около 20 тысяч — в каждом штате, в каждом городе.
- Зачем люди вообще идут в полицию? Почему вы выбрали эту профессию?
- Потому что мне нравится эта работа. И я до сих пор на голубом глазу могу сказать: добро побеждает зло. Все равно, как это звучит. Мне эта идея нравится, и я считаю, что тут очень много хорошего можно сделать для людей.
