МНЕНИЕ | Что на самом деле стоит за “феминистской внешней политикой”?
(25)
Пост Раймонда Кальюлайда озадачил меня с первых строк. ”Феминистская внешняя политика нам не нужна ни сейчас, ни в будущем”, — пишет Раймонд, и уже в следующем абзаце включает whataboutism* — как можно думать о феминизме, когда на пороге война?
*whataboutism (”какнасчётизм”) — пропагандистский приём, основанный на подмене тезиса. Иными словами, вместо того, чтобы держать ответ или поддерживать дискуссию на заданную тему, оппонент, как говорится, переводит стрелки:
- Почему вы оправдываете насилие?
- А вы почему молчали 8 лет?
Во-первых, хотелось бы узнать, таки никогда или просто сейчас другие заботы?
Как метко заметила комментаторша на просторах сети:
”Наверное, проблема в том, что не хватает у него умственного ресурса на всё одновременно. Что уж тут поделать. По той же логике нужно либо посуду дома мыть, либо пылесосить, либо смывать за собой. Всё вместе не получится.”
Удивительно, как опытный политический деятель не замечает бревна в своём глазу. Или замечает, но надеется, что не заметим мы? В призыве к феминистскому направлению во внешней политике он видит сиюминутную демилитаризацию, а посему с пеной у рта ратует за укрепление военной мощи Эстонии, хотя никто и не посягал на эту мощь.
А во-вторых, Раймонд, сдаётся мне, толком не разобрался, чем занимается феминизм и что может значить это ”феминистическое направление” внешней политики. Феминизм в любых своих проявлениях часто попадает в эту ловушку. ”Дадим права женщинам” почему-то читают как ”отберём права у мужчин”; ”защитим меньшинства” становится ”нападём на большинство”. Так и Раймонд, по всей видимости, переворачивает вопрос с ног на голову, выступая не против самой идеи, а против собственной интерпретации этой идеи. Я не буду спорить с Раймондом, ибо невозможно вести конструктивный диалог с человеком, так легко переводящим тему и не вникнувшим в суть вопроса. Я просто расскажу, что кроется под ”феминистской внешней политикой”, и почему об этом стоит задуматься именно сейчас.
Основа феминистского направления внешней политики заключается в стремлении к учёту интересов всех членов общества по средствам равного гендерного представительства и уделения особого внимания вопросам гендерного, социального и экономического равенства. Это значит, что для сохранения и воспроизводства мирной межгосударственной обстановки предполагается обеспечить равный доступ к решениям внешне- и внутриполитических вопросов представителям различных социальных групп, что позволит им принимать прямое участие и иметь право голоса в касающихся их решениях. Учитывая интересы большего круга социальных групп на государственном уровне, мы приближаемся к более сплочённому и более удовлетворённому обществу; учитывая интересы большего круга социальных групп на межгосударственном уровне, мы приближаемся к более мирным отношениям.
Безусловно, нельзя говорить о ”поддержании” мира в военное время — какие бы равные условия мы ни создавали, это не остановит уже начавшуюся войну. Но создавая благоприятную обстановку для всех членов общества, мы облегчаем работу гуманитарных служб, вычеркиваем из дискуссии о приёме беженцев недовольство местного населения: дескать, ”почему им, приехавшим, — всё, а нам ничего”. Мы воспитываем патриотизм и желание защищать свою землю, ведь куда охотнее солдат будет защищать государство, которое заботится не только о количестве танков, но и благополучии наших матерей и дочерей, детей и стариков; мы даём право голоса в международных переговорах группам, страдающим от течения и последствий войны, а потому имеющим особый интерес к принятию и поддержанию мирных соглашений.
Всё это можно считать спекулятивными домыслами, если бы не статистика:
Согласно исследованию мирных переговоров с 1900 по 2015 гг., участие женщин в мирных переговорах повышает шанс сохранения мира в течение двух лет на 20%, в течение трёх — на 30%.
Анализ 40 мировых переговоров после окончания Холодной Войны также показал, что активное участие женщин в переговорах и их большое влияние на ход этих почти всегда приводит к успешному мирному решению конфликтов, в то время как отсутствие подобного влияния чаще заканчивается недостигнутым мирным договором.
