76-летняя художница Елена Осипова 20 лет протестует против российской власти. Ее задерживают на митингах, но она выходит на них снова и снова

Елену Осипову называют ”совестью Петербурга”. На протяжении 20 лет она протестует против войн и российской власти. 76-летняя Елена Андреевна по образованию художник и педагог, до самой пенсии она учила детей рисовать, а сейчас выходит на центральные улицы города с антивоенными плакатами, пишет "Медуза".

В марте 2022 года ее несколько раз задерживали на митингах: кадры с Осиповой и бойцами ОМОНа, сделанные 2 марта, вызвали большой резонанс в соцсетях. ”Медуза” поговорила с художницей о протестных акциях, искусстве, власти и будущем России. Вот ее рассказ.

”Я выходила с ощущением полной безнадежности, но меня ободрили и вдохновили люди”

Двадцать четвертого февраля среди ночи мне позвонила какая-то женщина, наверное журналистка, и спросила, как я отношусь к тому, что произошло. Мне периодически звонят, спрашивают мнение по поводу тех или иных событий. Я ответила, что русский фюрер пошел в аншлюс и я давно была к этому готова. Мне уже в 2014 году было ясно, к чему все [политика Владимира Путина в отношении Украины] идет. Большая часть моих антивоенных плакатов была сделана тогда. Но никто не верил, что такое может случиться.

В тот же день [24 февраля] я вышла [в центр Петербурга] с плакатом, на котором было написано: ”О мания, О мумия войны! Сгоришь, Россия! Безумие, безумие творишь!” Это стихи Марины Цветаевой. Она, правда, писала про Германию, а я написала про Россию. Этот плакат я нарисовала после убийства Бориса Немцова [27 февраля 2015 года].

Двадцать четвертого я выходила [на пикет] с ощущением полной безнадежности, но меня ободрили и вдохновили люди. Их в тот день на улице было очень много. Я стояла возле памятника Екатерине II [на площади Островского], а они бежали по Невскому проспекту, спасаясь от полиции, и кричали: ”Нет войне!” Кто-то успевал подбежать ко мне, благодарил, поддерживал. Некоторые мужчины подходили, плакали и спрашивали: ”Что мы можем сделать? Как нам помочь Украине?” Это все меня здорово обнадежило. Я увидела, что очень многие не согласны [с действиями России в Украине].

Сначала я хотела пойти к Гостиному Двору, но там было много полиции, меня бы сразу забрали. А так мне удалось довольно долго простоять. Но полиция в итоге появилась. Какие-то корреспонденты успели подбежать и снять, как меня забирают. Люди пытались помешать, но я сама говорила, чтобы они не беспокоились, уговаривала не вмешиваться — боялась, что их тоже могут забрать. Меня посадили в полицейскую машину и отвезли домой. Напоследок сказали, чтобы на улице я больше не появлялась.

Я стараюсь выходить [на антивоенные акции] по мере возможности. Здоровье не всегда позволяет, я сейчас только на лекарствах держусь. В другой день [27 февраля] я вышла с плакатом, на котором нарисован солдат с завязанными глазами. Мать отбирает у него оружие и просит: ”Не ходи, сынок, на эту войну”. Я еще приписала: ”Солдат, бросай оружие, не стреляй — и будешь настоящий герой”. Это ведь действительно в такой ситуации настоящее геройство. Лучше уж пойти под трибунал, чем убивать мирных украинцев.

Потом узнала, что люди хотят собраться на большой митинг у Гостиного [2 марта]. Я тогда тоже решила вместе со всеми пойти. Взяла плакат на тему ядерного оружия — он тоже у меня давно был нарисован. Несколькими днями ранее я услышала, как [президент Украины Владимир] Зеленский грозится начать разрабатывать ядерное оружие. Это меня очень насторожило. На своем плакате я, наоборот, говорю, что нужно ставить вопрос о массовом разоружении и немедленном запрещении ядерного оружия. Это же огромная опасность.

У меня дома до сих пор стоит елка. Обычно я всегда убираю ее к Восьмому марта, но, когда началась война, время остановилось и стало не до елки. Помимо плакатов, я и картины рисую, у меня лежит много незаконченных работ, выставку собирались делать. Но сейчас я ничем другим не могу заниматься.

”Если бы люди сразу начали выходить и протестовать, может, все по-другому бы сложилось”

В первый раз я вышла с плакатом в 2002 году. Тогда шла вторая чеченская война и случился ”Норд-Ост”. Я, как и все, следила за событиями на Дубровке в прямом эфире. У меня в памяти до сих пор кадры, как после применения неизвестного газа выносят девушку — без сознания, с огромной косой. Ее несли, как дрова, а коса болталась сзади.

Я тогда поняла, что не смогу больше молчать. От руки на листе ватмана написала: ”Господин президент, срочно меняйте курс!” Вышла с таким простым шрифтовым плакатом и встала возле Мариинского дворца. Никто тогда не протестовал, никто не присоединился ко мне. Я одна стояла. Стояла долго — тогда еще за такие акции не было принято задерживать. Но никакой реакции и поддержки не было.

Потом случился еще более страшный Беслан [1 сентября 2004 года]. На одном из плакатов я тогда написала: ”Мамы мира, рожайте маленьких принцев, они спасут мир!” И тоже почти никакой реакции. Только родители погибших детей вышли на улицу. А страна спала.

Вот это равнодушие — в нем все дело. Мы опоздали. Если бы люди сразу начали выходить и протестовать, может, все по-другому бы сложилось. Такое послушание меня удивляет. Сейчас же не то время, когда по любому доносу в затылок стреляют. Помню, моя преподавательница живописи в училище имени Рериха, когда кто-то из учеников не мог расхрабриться в работе, любила повторять: ”И чего же бояться в своем отечестве?” А она ведь прошла весь ужас сталинского времени. И все равно так говорила.

Людей много хороших, много тех, кто все понимает. Но в них сидит страх. И я не могу их осуждать, конечно. Понимаю, что [они] боятся потерять работу, деньги, свободу наконец. Это мне уже терять нечего. Я в любой момент могу умереть.

”Я „политику” не продаю. Иначе мне никто верить не будет”

Я рисую практически всю жизнь. Моя бабушка работала в охране Русского музея и, когда я была маленькой, часто брала меня с собой. Мама тогда днем и ночью работала, оставить меня было не с кем. С трех лет я бегала по Русскому музею и изучала картины. Особенно мне нравилось ”Явление Христа народу” Александра Иванова. Я ложилась перед этой картиной на пол и подолгу рассматривала.

Потом отучилась в художественном училище имени Рериха, раньше оно называлось Таврическим. Долго преподавала, помогла с нуля три художественные школы создать. Учила детей рисовать до самой пенсии. В 2009-м умер мой единственный сын, тогда же я и закончила преподавать: детям надо улыбаться, а я уже не могла.

Все свои плакаты я храню. Мне много раз предлагали их продать, но я сразу сказала нет. Я ”политику” не продаю. Иначе мне никто верить не будет. И так постоянно обвиняют, что мне кто-то платит за акции. Я только живопись свою имею право продать, а плакаты — никогда. Мне, правда, рассказывали, что нашлись люди, которые фотографируют мои работы и продают, но сама я ни один плакат не продала и не продам. Все они со мной — кроме тех, что не удалось вызволить из полиции. Их у меня дома больше сотни, но я не пересчитывала.

Я 20 лет выхожу с плакатами. Всякое бывало: и забирали, и на ночь оставляли, и суды были, и штрафы. Сейчас с меня взять уже нечего. Пенсия моя — всего шесть тысяч рублей. Очень многие прямо на улице подходят и предлагают деньги, но их я тоже взять не могу. Несколько лет назад мне собрали пять тысяч рублей — штраф за участие в митинге, я эти деньги отправила ребятам, осужденным по ”болотному делу”. Не могу я никакие деньги принять. Только материалы для плакатов. Люди мне сейчас приносят краски и картон — тот, в который мебель пакуют, он лучше всего подходит: большой и складывается хорошо. Магазинный ломается. Только такую помощь могу принять.

”Любимая, несчастная моя Россия”

Мне все было ясно с самого начала, когда только [Борисом Ельциным] был назначен преемник. Первые его слова про ”мочить в сортирах” и все последующие речи — я сразу все поняла про эту власть. Сотрудники силовых структур не должны занимать такие должности.

Я многих советских правителей застала, но те были совершенно другие. Со своими недостатками, да, но в методах нынешним уступали. Эти люди построили для себя целую систему, набрали денег и пускают их только на оружие. Милитаризм сейчас даже у младшего поколения воспитывают. Детей ведут в пилотках, а голубя редко у кого в руках увидишь. Как будто не было страшных войн до этого, как будто все забыли. И кругом теперь адепты этой власти. Я и их тоже виню: они эту власть поддерживают и людей настраивают против мира. Хвастаются, что убивают!

Я по телевизору в основном только ”Культуру” смотрела, но сейчас и там все заняли идеологи русского мира. Радио я уже даже включать боюсь. Раньше ”Эхо [Москвы]” слушала, а теперь вместо него вещает ”Спутник” — там такое можно услышать, что просто кошмар. Я не включаю, чтобы не расстраиваться. В интернете только еще получается что-то находить. Мне после одной из выставок подарили компьютер, пришлось освоить, теперь там стараюсь информацию искать и делиться с молодежью — фильмами, видео, статьями и прочим. Например, фильм ”Обыкновенный фашизм”. Всем бы его дать посмотреть.

Я всегда представляла Россию птицей. Птицей, которая хочет быть мирной и свободной. Любимая, несчастная моя Россия, никак у нее это не получается. Я все-таки люблю эту страну, столько талантливых людей в ней выросло, столько идей мировому искусству она дала. Никогда у меня не было желания отсюда уехать. Хотя мне даже предлагали помочь. Теперь-то идеи совсем другие: владеть всем, подчинить всех, присоединить побольше.

Сейчас решается вопрос, сколько осталось действующей российской власти. Решается судьба России — и всего мира тоже. Может, тот ужас, что случился, позволит повернуть что-то. Стараюсь верить и людям надежду давать. Как иначе жить-то?