— Я 1999 г.р., мне сейчас 22. Я студент. Все началось с того, что у нас вышел приказ о мобилизации. До этого я проживал в центре Донецка. Но тут мне позвонили родственники и сказали: приезжай к нам, в село. Здесь я сейчас и нахожусь.

У меня есть уже белый билет, я негоден в принципе, у меня серьезные проблемы со здоровьем, служба в армии — не для меня. Если я подниму что-то тяжелое, то потом лежу неделю. У меня межпозвоночные грыжи, укорочение ноги и плохое зрение. Поэтому я и не думал, что меня это как-то может коснуться. Но с каждым днем становилось понятно, что гребут всех подряд. Есть подтвержденная история (это не миф и легенда), что в моем районе военкомат забрал человека без руки. Его потом отпустили, но сказали: ”Ты, это, далеко не теряйся, ты нам еще пригодишься”. Его не сразу отпустили, сначала его в распределитель забрали. Вот такой у нас уровень абсурда.

И вот я сидел-сидел у себя в селе. Но начала появляться информация, что тех, кто не идет в военкомат сам, ждет уголовная ответственность. Даже не важно, пришла тебе повестка или нет, ты должен сам явиться. С 1995 по 2004 год рождения — все должны явиться, такой был указ главы республики. Я думал долго, неделю думал, жил в этом стрессе. Наконец понял: нужно просто пойти. ”Спецоперация” — это страшно, но и тюрьма тоже довольно-таки жутко. И я решил это сделать.

Это было 27-е число.

Шел я не один, к счастью, а с товарищами, даже родственник один шел с нами. У нас у всех не было повесток, мы решили пойти, потому что нас просто напугали. Один был парень помладше меня, другой чуть постарше, а один — вообще взрослый мужчина, у него уже двое детей. Четверо нас было.

На самом приемном пункте (это еще не военкомат) даешь паспорт, тебя записывают и тут же ждут автобусы — везти на распределительные пункты. Я пришел со своим белым билетом. Показываю его. Эта тетенька, которая принимает, шутит: ”Ха-ха, да у тебя, наверное, плоскостопие”. Я говорю: нет. Но она сказала: ”Военнообязанный, значит идешь”. И все.

Нас привезли в распределительный пункт. Это не казарма, не помещение, а какая-то территория либо бывшей шахты, либо чего-то похожего. Все там разбито, кроме административного здания, в котором сидит персонал. Нам выдали форму, противогаз, каску. Мы сидели долго. Потом стали искать место, где приткнуться. Но там нет вообще условий для размещения.

Спать ложиться надо было на бетоне — других вариантов не было. Либо в каком-то разбитом здании на мусоре лежать, либо на бетоне. Февраль месяц. Под открытым небом.

Я пробыл, к счастью, всего чуть более суток там. В моем взводе был мужчина, лет 45–50, он сказал, что он там уже четыре дня, просто сидел там в таких условиях, под открытым небом. Все это окружено забором, колючей проволокой, и постоянно там ходит вооруженный патруль.

Там у нас были полевые кухни и даже кипяток. Большой плюс. На следующий день начали раздавать должности — совершенно случайно расписывали, кто будет пулеметчиком, кто снайпером, кто связистом, кто минометчиком. Из всех нас там было всего процентов 20–30% служивших.

Потом сказали: давайте паспорта, мы их отфотографируем, потом деньги получите за это все. Тут я сразу понял, что это не военные сборы, как нам обещали в университете. А там нам говорили: все должны явиться в военкомат по месту жительства, там будут военные сборы дня на четыре, и вас отпустят. Но тут, когда собрали паспорта, я понял, что все серьезно.

По счастливому стечению обстоятельств моя мама узнала, где я и что нужно туда успеть приехать, пока я там, пока меня не забрали в часть, привезти все мои справки медицинские. Так что меня отпустили, мы приехали в военкомат и там нам дали справку, что я у них был, но по состоянию здоровья отпущен. Мне повезло. Не всем тут так везет. Дело не только в здоровье, есть же еще бронь — ее дают мужчинам на работе, потому что без них предприятие работать не сможет. Но и их забирают. Такая бесправная штука.

Свободно ходить я все равно не могу сейчас. У меня есть эта справка — что я был в распределителе, что я не скрывался, а пришел сам. И все, она больше ничего не значит. А по факту, если меня вдруг сейчас на улице забирают — а у нас это нормальная практика, — то могут и опять отправить куда-то служить.

По поводу моих товарищей. Я с ними поддерживаю связь. Они находятся в частях и даже в Украине, как оказалось.

Распределяют — куда кому повезет. Есть охранный батальон, есть населенный пункт, его как бы освободили, и тебя ставят на какой-то объект — блокпост, нефтебаза… Условно, это просто караул. Так везет не всем. Некоторых моих товарищей определили, не знаю, как он официально называется, но по сути как штурмовой батальон.

Там, где я провел более суток, у меня во взводе было 22 человека, в основном мужики сорокалетние. Все пришли туда насильно: кому-то пришла повестка, кого-то поймали, кто-то испугался уголовного преследования. Я и с другими там пообщался, под сотню мнений точно услышал за это время — никто добровольно туда не пошел.

И вот этих простых мужиков, которые никогда не служили, не стреляли, там пускают.

Какие тут могут быть у людей настроения? Если в 2014 году была хоть какая-то идея, то сейчас это вообще не то, вообще другое. Сейчас [”спецоперация”] непонятно за что и за кого. Непонятно, почему она началась.

Мобилизация — это рабство. Людей берут в рабство. Мужчин почти не осталось. Экономика парализована. Даже поставки питьевой воды к нам в село прекращены — этим занимались мужчины.

Все главные события войны России и Украины в нашем онлайне.

Все новости о войне в Украине ЗДЕСЬ.
Читайте RusDelfi там, где вам удобно. Подписывайтесь на нас в Facebook, Telegram, Instagram, ”ВКонтакте”, ”Одноклассниках” или Twitter.

Какое впечатление оставил у вас этот материал?

Позитивно
Удивительно
Информативно
Безразлично
Печально
Возмутительно
Поделиться
Комментарии