Участница группы Pussy Riot Мария Алехина этой осенью услышала второй в своей жизни приговор. Суд приговорил ее к одному году ограничения свободы за нарушение антиковидных норм на акции в поддержку Алексея Навального. Программе "вТРЕНde"Мария Алехина рассказала о том, что такое на самом деле рабский труд на зоне и почему в женских колониях России не бывает бунтов.

Константин Эггерт: Я хотел бы начать с приговора, который вам вынесли по так называемому санитарному делу, связанному с демонстрацией в поддержку Алексея Навального.

Мария Алехина: У нас теперь очень много разных, так называемых мягких мер. Вот одна из них: ограничение свободы. Оно предусматривает, что я не имею права участвовать в любых публичных мероприятиях, включая, например, церковные службы. Я должна находиться в ночное время, то есть с десяти часов вечера до шести утра, в квартире, которая по приговору является моим жилищем, и не могу покидать пределы города.

- Но вы уже отбыли какую-то часть этого срока?

- С конца января по середину сентября я просидела на самом строгом домашнем аресте, то есть мне были запрещены даже прогулки. Я даже мусор не могла вынести. Но, поскольку это уже второе уголовное дело моей жизни, в этот раз я решила не слишком сильно соблюдать их тупые правила. У меня пять или шесть нарушений.

Из этих семи с половиной месяцев, что я провела под домашним арестом, месяц я находилась в спецприемнике N2.То есть у меня был такой двойной арест. У товарища майора почему-то случился приступ паранойи, и по совершенно необъяснимым причинам практически всех участников PussyRiot стали хватать на улице. И вот, когда задержали мою девушку, когда задержали вообще всех моих друзей, я решила, что просто выйду и поеду в суд, где им должны были выписать очередные 15 суток.

А дальше было очень смешно. Я вышла с двумя друзьями из подъезда, мы сели в такси, и буквально в тот же момент все, кто были у моего дома — какие-то старушки, какие-то бомжи — оказались из наружного наблюдения. Человек десять без формы, просто как магнитом притянуло к этому такси, две тачки блокировали машину спереди и сзади. Нас выудили из такси и проводили в автозак, который, оказывается, стоял у дома.

- Скажите, что-то новое психологически вы для себя вынесли из нынешних проблем с властью в сравнении с тем, что было раньше?

- Я написала книжку про дело Pussy Riot. Она хронологически начинается с первой акции, в которой я поучаствовала в жизни: на Красной площади с песней "Путин зассал" вянваре 2012 года.

Спустя девять лет я прохожу опять через уголовное дело, и все, что мне выпадает, по таким человеческим меркам кажется более мягким. Домашний арест мягче, чем СИЗО, год ограничения свободы кажется мягче, чем два года лишения свободы.

- А на самом деле?

- Ты живешь в стране которая катится прямо в ад. И твое дело становится одним из тысяч, а может быть нескольких тысяч уголовных дел против политиков, художников, активистов, просто людей, которые написали какой-нибудь пост в соцсетях и отправились в колонию на два-три года.

- Вас, наверное, не очень удивили разоблачения по поводу пыток в российской тюремной системе.Когда вы были в колонии, сами с чем-то подобным сталкивались?

- Пытали ли физически людей, вырывали ли ногти при мне? Нет. Но сама по себе система устроена таким образом, что является пыткой. По закону Российской Федерации каждый осужденный обязан трудиться. И это рабский труд: шестидневная рабочая неделя по 12-14 часов в день. Осужденные шьют полицейскую форму за 100-150 рублей в месяц. При отсутствии нормальной еды, нормальной медицины, специализированной терапии для ВИЧ-инфицированных, которых, извините, там больше половины — это само по себе пытки. В женских колониях непосредственно избиений и убийств меньше, чем в мужских, но там людей также, в принципе, бьют. Я была просто в условиях, когда администрация делала все возможное, чтобы я видела колонию, типа действующую по закону.

- Потому что вы публичная фигура?

- Потому что у меня были такие суперпривилегии, как адвокат или возможность написать письмо, которое опубликуют?

- Адвокат — это привилегия?

- Адвокат — это привилегия. Из тысячи человек в колонии адвокаты были у пяти процентов. Люди не могут позволить себе адвоката, люди не могут позволить себе какие либо высказывания о том, что на самом деле там происходит, поэтому наружу выходит только очень маленькое количество информации. Администрация боится публичности. Они боятся, в принципе, что какой либо свет будет направлен на весь тот ужас, который они творят.

- Ну, вот сейчас свет направили. Показали много часов видео с пытками. И что? Каких-то уволили людей, конечно, но система осталась…

- Система осталась. Для того, чтобы изменилась система, нужна политическая воля. А для этого нужна смена власти. Но неправильно говорить о том, что каких-то людей уволили — и это ничто. Это спасенные жизни. Это значит, что конкретных заключенных в конкретной колонии вот эти конкретные маньяки больше не будут пытать.

- А как воспринимают правозащитников в тюрьме?

- Как геморрой в заднице.

- Я понимаю, что начальство их так воспринимает. А заключенные?

- Когда ты рассказываешь правду правозащитникам, готовься к тому, что будет хуже. И не все понимают, что дорога к улучшению ситуация — это не однодневная история. Но на этом пути есть такое выражение "будут крепить".

- Что это значит?

- "Крепить режим" — это обыски, помещение в штрафной изолятор, лишение условно досрочного освобождения. В российских женских колониях нет культуры протеста.

- А почему, кстати?

- Тюрьма не существует в вакууме. В этой стране женщину с детства приучают к подчиненному положению. Главный аргумент, который используют администрация учреждения: если вы, дорогие мои, хотите увидеть своих детей, будете молчать. Для женщины это сильный аргумент, особенно если ты не политический заключенный, а, например, у тебя были проблемы с наркотиками. Это же самый большой процент женщин, которые попадают туда. Человек входит в эту систему уже с чувством вины и на этом играет администрация, превращая заключенного в раба.

- Вы по прежнему участница Pussy Riot? Что такое Pussy Riot сегодня?

- Для меня лично и для всех моих товарищей это — коллектив, который занимается политическим искусством. То есть мы делаем акции, работаем с разными другими формами протестного искусства. Это может быть музыкальное видео, тексты, мини-фильмы.

- Глядя назад, в 2012-й год, вы не жалеете об акции в Храме Христа Спасителя?

- А почему я должна жалеть?

- Последствием этого, может быть невольно, стало то, что для очень многих в России образ оппозиции стал ассоциироваться с людьми, пляшущими в храмах. Возможно, многих это просто отвратило…

- Продолжая ваш ход мысли, можно ли обвинить Pussy Riot в том, что Госдума приняла закон об оскорблении чувств верующих или закон о гей-пропаганде. Это все равно что сказать, что человек, который после выборов в Беларуси вышел на протест и был застрелен, виноват в том, что он был застрелен.

- На мой взгляд, ваша акция была настолько, ну, скажем, выламывающейся из стандартного представления о протесте, что…

- Вообще, искусство — оно про то, чтобы как раз ломать стандарты. Мне потом писали очень многие люди, что после нашей акции стали интересоваться сцепкой церкви и государства, стали больше понимать, что олигархат церкви в нашем случае показал свое реальное лицо. Которое совершенно не имеет ничего общего с любовью и прощением, но с теми, кто преследует за правду.

- Как вы объясните, куда делись все люди, которые в 2012 году выходили в вашу поддержку?

- Уехало колоссальное количество людей. Суперотток был в 2015 году, был даже термин "эмиграция разочарования". Волна эмиграции началась после аннексии Крыма, военного конфликта на востоке Украины, убийства Немцова. Следующая такая волна — сейчас, в 2021 году.

- Вы сами не думаете уезжать?

- Нет, уезжать в один конец я не думаю.

- Некоторые считают, что надо строить новую Россию, находясь в свободных странах. Создавать университеты, создавать медиа…

- Самое главное, чтобы человек оставался живым и делал то, в чем он чувствует необходимость, не терял себя и возможность самовыражения.

Поделиться
Комментарии