"Бьют, издеваются, но у меня все хорошо". Что рассказывают вернувшиеся из азербайджанских тюрем армянские военные
(28)Война в Нагорном Карабахе закончилась, но несколько десятков или даже сотен — точно никто не знает — армянских военнослужащих уже несколько месяцев находятся за решеткой в Баку. Они пишут домой, что с ними все хорошо, но те, кому посчастливилось вернуться, рассказывают о постоянных избиениях и нечеловеческом обращении. Родные военных просят только одного — вернуть мужей, сыновей и братьев на родину. Но ситуация неочевидная - в Азербайджане задержанных не считают военнопленными, обвиняя в различных преступлениях, якобы совершенных уже после подписания соглашения о прекращении огня.
"У меня всего два сына — больше нет"
"Здравствуй, моя любимая и дорогая семья. Письма получил и очень обрадовался, что у вас все хорошо. У меня все в порядке, дорогие мои. Папа джан, драгоценный мой, не падай духом. Твой сын чувствует себя хорошо. Береги себя, следи за своим здоровьем. Мама джан, любимая моя, драгоценная мамочка, береги себя, ни на секунду не отчаивайся и слишком не переживай".
Письмо на аккуратно разлинованной стороне листа А4 написано на армянском 25 мая 2021 года. Отправитель — Седрак Согомонян. Поля "почтовый адрес" и "телефон" пусты — отправитель находится за решеткой. Получатель: Самвел Согомонян.
В верхней части листа — эмблема — семь схематично нарисованных человечков держатся за руки. И подпись по-русски: "Красный Крест. Восстановление семейных связей".
"Папа джан, прошу, сходи в нашу церковь обязательно, поставь свечку, дорогой", — просит под конец письма Седрак.
Его мать Термине ставит свечу за сына каждый день и читает молитву в церкви Святой Богородицы маленького села Ланджик, в 35 километрах от Гюмри.
26-летний Седрак Согомонян был дома, когда Армения и Азербайджан подписали заявление о прекращении огня. Помогал отцу с бытом — в селе всегда найдется работа.
"А потом позвонили — пересменка на посту. Там на границе каждый смотрит за своей территорией, — говорит отец Седрака, Самвел. — Младшего сына тоже хотели забрать, но я письмо написал, что нельзя двоих одновременно забирать из дома. У меня всего два сына — больше нет. Так они одного оставили, а старшего забрали".
В последний раз отец с сыном поговорили по телефону около 16 часов вечера 13 декабря. Седрак рассказал, что его сменяют и он скоро вернется домой. После этого связь пропала.
"Уже утром узнали, что сын попал в плен. Азербайджанцы их окружили. Сказали: ребята, оружие сложите и выходите, мы вас сдадим русским, которые неподалеку стоят. Но их не передали, обманули", — рассказывает Самвел Согомонян.
Седрак Согомонян и другие военные стояли в селе Хинтаглар (Хин Тахер) в Гадрутском районе Нагорного Карабаха. Телефонная связь там часто барахлит, местность — труднопроходимая. К окончанию войны село находилось практически на линии фронта.
По договору на этом участке новая линия разграничения должна была пройти по фактической линии фронта, а на контролируемую армянами территорию должны были войти российские миротворцы. Но в момент подписания соглашения и в последующие несколько дней было довольно много неразберихи. Российские миротворцы на своих картах отметили — село отошло Азербайджану, и встали в 15 километрах от Хинтаглара. Так же считали азербайджанцы. Армяне же продолжали сменять своих бойцов на посту близ села.
В непризнанной Нагорно-Карабахской республике события 12 декабря описывают так: армянские военные стояли в Хинтагларе, когда к селу подошли азербайджанцы и указали, что территория принадлежит им. Армяне не согласились. Началась перестрелка.
На прямой вопрос, кто фактически контролировал эту территорию в тот момент, не смог ответить сейчас и армянский омбудсмен Арман Татоян: "Мне кажется, что эта территория контролировалась Арменией, но я должен перепроверить".
Азербайджан называет произошедшее антитеррористической операцией, проведенной в своей зоне контроля.
Российские миротворцы после произошедшего быстро поправили свою карту — они добавили в свою зону ответственности то самое село Хинтаглар (Хин Тахер).
Теперь Баку называет задержанных членами "вооруженной группировки, состоящей из граждан Армении". Быстро возбудив и расследовав уголовное дело, азербайджанские следователи решили, что армяне "незаконно пересекли государственную границу, совершив взрывы, пожары и другие террористические акты".
На вопрос Би-би-си, сколько граждан Армении задержаны по аналогичным обвинениям, в Баку не ответили.
"Позвольте обратить ваше внимание на то, что армянская сторона до сих пор не выполняет свои обязательства по международному гуманитарному праву, а также свои обязательства по трехсторонним заявлениям", — ответила официальный представитель МИД Азербайджана Лейла Абдуллаева. Она имеет в виду тот факт, что Армения не предоставила Баку карты минных полей на перешедших Азербайджану территориях.
Побои по графику
История Седрака и его сослуживцев, судя по всему, не уникальная.
"Проблема в том, что мы не знаем, сколько военнопленных находится в Азербайджане, — говорит омбудсмен Армении Арман Татоян. — Только представьте глубину страданий семей военнопленных, а также родственников тех, кто пропал без вести. Ведь некоторые люди до сих пор надеются, что их сыновья и братья [живы и] находятся в плену в Азербайджане. Но точных цифр никто не знает. По моим личным подсчетам, там минимум 300 человек".
В основном это военные, но есть и гражданские, считает Татоян. В Армении азербайджанских военнопленных, по данным обеих сторон, нет.
Полтора месяца продолжались бои в Нагорном Карабахе. Территории постепенно переходили под контроль азербайджанских сил. Кто-то отказывался уезжать или не мог этого сделать по состоянию здоровья — в основном, это были люди старшего возраста.
Правозащитники Human Rights Watch в марте описывали случаи захвата и пыток гражданского населения на территориях, перешедших под контроль Баку. Как минимум двое захваченных умерли, находясь в Азербайджане.
Азербайджан уверяет, что эти и другие утверждения не соответствуют действительности.
"Утверждения, что над задержанными армянами издеваются, абсолютно безосновательны, — заявила Би-би-си официальный представитель МИД Азербайджана Лейла Абдуллаева. — Азербайджан полностью удовлетворил все просьбы, касающиеся благополучия этих людей. Мы допускаем к ним представителей Международного комитета Красного Креста, а также уполномоченного по правам человека, предоставляем документы о состоянии здоровья всех задержанных граждан Армении. Кроме того, фото недавно вернувшихся в Армению задержанных свидетельствуют об их физическом благополучии”.
За 30 лет противостояния в Карабахе, две полноценные войны и множество локальных обострений обе стороны не раз давали повод обвинить друг друга в разного рода преступлениях, усиливая взаимную ненависть. В прошлом — особенно после выигранной армянами первой войны — о жестоком обращении с пленными и гражданским населением много писали и заявляли азербайджанские беженцы и официальные власти в Баку. Например, о массовом убийстве гражданского населения поселка Ходжалы.
Сейчас о жестоком обращении с удерживаемыми Азербайджаном армянскими военнослужащими рассказывают вернувшиеся на родину армянские солдаты. Акоп Ованнисян — худенький парень с широкой улыбкой на лице — сразу просит не называть своего настоящего имени и предупреждает: "Если чем-то сказанным я могу навредить находящимся там парням, я бы предпочел не говорить…"
Акоп с сослуживцами попал в окружение 2 октября прошлого года в районе Суговушана (армяне называют поселок Матагис) — больше чем за месяц до подписания мирного соглашения между премьер-министром Армении Николом Пашиняном и президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым при посредничестве российского президента Владимира Путина.
Выйти из окружения не удалось — спустя 20 дней военнослужащих взяли в плен.
"Мы были уверены, что нас построят и убьют. На этот случай у нас было по гранате, чтобы взорваться, — вспоминает Акоп. — Но мы не смогли умереть по-геройски. Когда нас брали в плен, мы даже удивились, что ничего с нами не сделали. Наоборот — дали воды, угостили сигаретами. Но когда нас привезли в Баку, там прямо на выходе из машины нас начали избивать".
Сначала Акоп оказался в отделении военной полиции в азербайджанской столице.
"Камера была большая. Там стояли нары, но нас приковали наручниками к батарее — я был прикован все время. Поначалу в камере был еще один заключенный, но вскоре его увели, и я остался один. Побои продолжались четыре дня — каждые два часа, будто по графику. В туалет сходить не было возможности. Я не ел и не пил три дня, так что на 90% эта необходимость отпала".
На пятые сутки Акопа перевели в отделение Службы государственной безопасности Азербайджана. Избиения продолжились.
"Каждый день нас допрашивали и снова били, но уже сильнее, чем в военной полиции. А 29 октября нас 40 минут транспортировали в тюрьму — и всю дорогу били особенно жестоко".
На допросах следователей интересовало расположение танков и отдельно — местонахождение бункера Араика Арутюняна — президента непризнанной Нагорно-Карабахской республики.
"Но в целом они понимали: где я, а где Араик Арутюнян… откуда мне знать! Следователи нам говорили: "Мы будем вас судить и посадим на 25 лет". Мы спрашивали: "За что? Мы просто военнопленные".
Еще осенью отдельные видео с жестоким обращением с армянскими военнослужащими, захваченными в период боевых действий, начали утекать в интернет. Правозащитная организация Human Rights Watch посмотрела все эти видео, осудив происходящее и призвав Баку соблюдать международные конвенции.
"Насилию и унижениям в обращении с военнопленными не может быть оправдания, — говорит Хью Уильямсон, директор Human Rights Watch по Европе и Центральной Азии. — Международное гуманитарное право не допускает никаких исключений из обязательства ограждать военнопленных от недозволенного обращения, и власти Азербайджана должны немедленно положить этому конец".
Правозащитники также заметили, что некоторые люди, попавшие на видео, впоследствии писали своим родственникам, что с ними хорошо обращаются.
"Мне вдруг стало пофиг"
Услышав про письмо Седрака Согомоняна, в котором военный рассказывает, что у него все хорошо, Акоп качает головой: "Оттуда невозможно никакой знак отправить. Нам говорили, что если будет написано что-то лишнее, письмо не дойдет. Письма же не сразу Красный Крест забирает, сначала их читает азербайджанское начальство, а среди них есть люди, хорошо владеющие армянским. Поэтому стараешься писать только: все хорошо, вернусь домой. И я так же писал”.
Акоп Ованнисян рассказывает свою историю спокойно, с неизменной скромной улыбкой на лице, но иногда нервно сжимает руки.
"Я знаю, это странно, но я и там все время улыбался, даже когда меня избивали. Если бы я задумался и по-настоящему понял, где я, мог там бы и остаться, сгинуть. В камере нас было шесть человек, и мы улыбались. И сейчас тоже улыбаемся. Там я был сильным, потому что надеялся вернуться домой, увидеть членов семьи. Мы постоянно говорили себе: мы выдержим. Слава богу, то, чего мы опасались, не случилось. То, что мы думали, что они могли с нами сделать, — этого они не сделали…" — говорит вернувшийся военнопленный.
Карина Саркисян улыбаться не может. По ее ярко накрашенному лицу текут крупные слезы. Перед началом разговора она просит закурить, аккуратно смахивает пепел, вытирает слезы рукой. Она сидит на диване в кабинете своих адвокатов, которые составляют жалобу в Европейский суд по правам человека. Ее настоящее имя многим известно, но она просит его не воспроизводить — не хочет, чтобы ее историю снова вспомнили армянские СМИ. В свое время ее история обсуждалась и за пределами Армении.
Несколько месяцев назад Карина стала героиней разошедшегося в соцсетях видео, которое в очередной раз поссорило стороны конфликта.
На видео женщина, закутанная в одеяло, стоит на пороге дома, когда к ней приближаются двое военных: "Мы азербайджанские солдаты, пришли на свою родину”. ”Добро пожаловать к себе домой”, — отвечает армянка.
В Ереване видео немедленно назвали подставным, сомневались даже, что героиня ролика в принципе существует. Но позже выяснилось, что это реальный человек.
"Когда меня взяли в плен, мне сказали: надо сообщить вашим, что ты у нас, — рассказывает женщина. — Но надо прочитать этот текст: "Добро пожаловать к себе домой". Они нашли какой-то сарай, там нашли одеяло, нацепили на меня. Я уже еле-еле стояла. Они дали мне валерьянки выпить. Хотя я подозреваю, что это не валерьянка была, потому что мне вдруг стало пофиг. Просто пофиг".
7 октября Азербайджан заявил, что "эвакуировал из зоны боевых действий продавщицу магазина в одном из сел, освобожденных азербайджанскими военными в Карабахе". Но продавщицей местного магазина Карина не была.
Незадолго до этого вместе с группой армянских военнослужащих она приехала в Джебраил. До первой войны городок был центром одного из семи азербайджанских районов, но в 1993 году азербайджанское население было вынуждено покинуть район, и фактически здесь остались лишь руины и боевые позиции армянских сил. Осенью прошлого года за эти места шли ожесточенные бои, пока 4 октября Ильхам Алиев не объявил, что город взят азербайджанцами. Взятие Джебраила стало переломным моментом в военном конфликте и дало значительное преимущество Баку.
Когда Карина Саркисян — она называет себя медсестрой — 2 октября приехала в Джебраил, бои шли полным ходом.
"Я военный человек, для меня это третья война. Когда я приехала, там было очень много раненых, очень много трупов. И надо было оказывать первую помощь, чтобы потом переправить ребят в госпиталь. Там же я умудрилась заболеть воспалением легких. И когда пришло время отходить, я поняла, что из-за своего большого веса, отеков и болезни просто не могу идти в гору". Саркисян осталась одна.
Издевательства, допросы и "пресс-конференция"
Трое суток Карина Саркисян провела в окружении. Потом выбралась на дорогу — более-менее ровную — и пошла вперед. Через несколько километров за поворотом горной тропы услышала голоса. Азербайджанцы. Женщина спряталась в овраге, и ее не заметили. Она знала, что в трех километрах от оврага располагается армянский госпиталь. По ложбинам, минуя азербайджанских военных, она добралась до нужного здания. Но там уже было пусто. Территория перешла под контроль азербайджанских сил.
Недалеко от бывшего госпиталя стоял заброшенный магазин. Всего два небольших помещения: одно — с прилавками, другое — подсобка. Карина укрылась в подсобке. Несколько раз в магазин заходили военные, забирали чай, кофе, сигареты, печенье и воду.
"Но в какой-то момент я, видимо, уснула. И они по моему храпу поняли, что в подсобке кто-то есть. Меня сначала шваброй побили. Потом, когда я сказала, что сдаюсь, они вытащили меня, схватили за волосы, начали таскать туда-сюда, рвать на мне одежду, лапать меня. И в полуголом состоянии меня метров 800 пинали. Вы себе не представляете: когда к тебе тянутся все эти вонючие руки, и ты не можешь ничего сделать", — рассказывает женщина.
Потом пришел "главный" — Ибрагим. Звания и фамилии Карина не помнит. Он запретил военным трогать женщину. После этого и было записано знаменитое видео, на котором Карина приветствует азербайджанских военных у себя дома.
Военной формы на женщине не было, и Ибрагим поверил, что она местная жительница. Карину доставили в Баку, положили в больницу на обследование, даже зафиксировали следы побоев. В больницу навестить Карину приехали какие-то женщины из азербайджанского правозащитного комитета. Пленную посадили в машину, прокатили по городу, показали набережную, накормили кутабами и пахлавой в местном кафе.
"А потом они сказали, что нужно выступить на пресс-конференции. Они дали мне текст, который нужно было прочитать. В этом тексте я обвиняла Армению в агрессии и во всех возможных грехах. А в конце должна была сказать, что мы никакой войны не хотим, а это все Пашинян дал приказ собрать мужчин и отправиться на войну", — продолжает она.
После пресс-конференции Карину доставили обратно в больницу. Вечером того же дня азербайджанцы выяснили, что женщина — не просто мирная жительница. С того момента Карину перевели в СИЗО. Начались допросы.
На одном из допросов женщина отказалась признаваться, что знакома с одним из представителей армянских спецслужб. "За это я получила оплеухи. Я их спокойно приняла, не закричала, потому что знала, что в соседних камерах сидят наши ребята".
Камера, где держали Карину, — четыре на четыре метра. Две кровати. В первый же день кровать под весом женщины провалилось, и несколько суток она спала на полу. Кормили, но "едой это назвать нельзя".
Соседкой по камере была пожилая армянская женщина, которая вздрагивала от любого шороха, а когда открывалась дверь, думала, что ее пришли убивать. Старушке повезло — ее отдали Еревану намного раньше. Карина говорит, что когда бабушку увели, она почувствовала свободу: "С ней мне было очень трудно. И так ты на нервах сидишь. А тут еще рядом с тобой кто-то все время: "Ой-ой-ой!" Ты пытаешься эту мысль отогнать, а тебе постоянно об этом напоминают".
В декабре Карину передали Армении. В родной деревне ее встретил Пушок — единственное живое существо в семейном доме. Вспомнив о любимом коте, Карина впервые улыбается.
В обмен на карты и признание
В феврале Никол Пашинян рассказывал, что Азербайджан вернул в Ереван 69 военнопленных и захваченных гражданских лиц. Тогда же Ильхам Алиев тогда заявил, что больше военнопленных на территории Азербайджана нет.
"По нашей информации, уже после окончания боевых действий, 20 ноября из Ширакской области Армении, города Гюмри и окрестностей была отправлена группа более 60 человек. Непонятно, как эта группа прошла через Лачинский коридор [его охраняют российские миротворцы — Би-би-си] и как попала на территории, контролируемые азербайджанской армией. […] Оказалось, что это группа, которая нападает как на наших военнослужащих, так и на мирных жителей. В результате этих провокаций и террористических актов погибли четверо наших военнослужащих и одно гражданское лицо”, — утверждал Алиев.
"Ну, предположим, эти карты минных полей останутся у нас. И там будут умирать по сто человек в день. Что мы с этого получим? — размышляет Акоп Ованнисян. — Так что если в обмен на карты можно вернуть людей… А кроме того, если ты не отдаешь карты, значит, ожидаешь возобновления боевых действий? Не думаю, что это возможно в ближайшем будущем".
"Это очень подло [со стороны Азербайджана], — считает Карина Саркисян. — Но если этим можно спасти жизни людей, я согласна. Я одобряю на сто процентов".
"Это бизнес: "Дайте карты, дайте карты". Азербайджанцы любят бизнес. Эти карты, эти заминированные дороги… я не могу сказать, это не мое решение. Это решают большие шишки”, — вздыхает Самвел Согомонян.
У проигравшей войну Армении не так много вариантов на переговорах с Баку.
Бывший президент Армении Серж Саргсян был так возмущен словами Пашиняна о том, что армяне простят властям несколько месяцев нахождения сограждан в заключении, что публично заявил: "Пашинян понимает вообще, в каком состоянии находятся эти люди? Пусть своего Ашотика [сына — Би-би-си] обменяет на 20-25 человек, удерживаемых в Азербайджане".
Пашинян популистскую дискуссию поддержал и согласился обменять своего сына на всех армянских пленных. Да и Ашот Пашинян заявил, что "всегда был готов".
Самвела Согомоняна, который ждет возвращения своего сына, эти заявления никак не трогают. Обсуждать он их отказывается.
Наира Зограбян, заседавшая в прошлом составе армянского парламента, в конце июня рассказала, что встречалась с руководителем азербайджанской делегации в Парламентской ассамблее Совета Европы Самедом Сеидовым.
"Сеидов сказал, что Азербайджан готов обсудить вопрос возвращения "террористов", если Армения согласится подписать мирный договор. То есть в письменном виде признать территориальную целостность Азербайджана, в том числе принадлежность ему 75% Арцаха. Тогда они в качестве "жеста доброй воли" готовы рассмотреть вопрос возвращения наших ребят", — заявила после встречи Зограбян.
Азербайджан потерял фактический контроль над Нагорным Карабахом и семью прилегающими районами, преимущественно населенными азербайджанцами, в 1994 году по результатам первой войны. Армянский Нагорный Карабах и новую де-факто границу не признала ни одна страна-член ООН. После войны 2020 года Азербайджан вернул семь районов и часть Нагорного Карабаха.
"Плохо"
Неасфальтированная пыльная дорога ведет через деревню Ланджик к дому Седрака Согомоняна. Прямо у калитки носится маленькая собачка — не дает и шагу ступить, но через минуту успокаивается на сорокоградусной жаре и ложится в тени.
На участке — пара деревьев, загон для кур — петух периодически выдает свои арии. На веревках сушатся банные полотенца. По траве бегает белый кролик.
Самвел ведет к дому — каменному одноэтажному строению с внушительной входной дверью. По дороге постоянно приговаривает: "Не знаю, что делать. Плохо…"
Дома их трое: он, его невестка — жена младшего сына — и внук. У пленного Седрака своей семьи не было.
Жена Термине, как обычно по утрам, ушла в церковь — молиться за возвращение старшего сына. Младший на работе — он единственный кормилец в семье.
Когда-то Самвел занимался строительством: ”С фундамента дом строил!” С исчезновением сына у Самвела новая работа — все время он тратит на встречи с чиновниками, правозащитниками, адвокатами — всеми, кто, по его мнению, может хоть как-то помочь. Встречался он и с Пашиняном, но никакой конкретики от премьера не услышал.
"До сих пор родители каждого, кто находится в плену, нигде не работают. То в Ереван ездим, там с кем-то встречаемся. Ищем слова, чтобы вернуть военнопленных. Времени у нас нет, чтобы работать", — объясняет он.
Сам Самвел несколько раз брал кредиты, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, но вернуть деньги не смог. Банки начали отказывать в кредитах. Младший сын денег приносит немного: "Ну, вот внуку годик — ну, хоть молока купит”. В это время просыпается внук — маленький Самвел, названный в честь деда. Сразу идет на руки к Самвелу-старшему. Они играют, сидя за столом. Самвел впервые улыбается: "Единственная моя отрада сейчас".
На стене висит икона. В ту же рамку вставлен портрет Седрака. На фото Седрак в красной футболке, сверху — китель армянской армии, на голове — уставная кепка.
"Я на днях в больнице был — у меня проблемы с желудком. Жена тоже все время в больнице — то давление, то сердце прихватит. Плохо вообще каждый день. Не можем понять, что делать. Ночью спать не можем. Днем хотим что-то сделать, а как будто рука сломана. Смотрим его фотки и плачем", — делится он.
Самвел пьет кофе, надевает черную кепку, выходит во двор. Он снова идет на свою новую работу — искать тех чиновников, которые знают ответ на его вопрос: когда сын вернется домой.
"Плохо", — снова повторяет он.