Гранд-дама эстонской науки: сланец нельзя ставить на одну доску с каменным углем

Подобно Марью Лауристин в Институте социальных наук Тартуского университета, в Центре компетенции по изучению сланца Вирумааского колледжа TalTech тоже есть своя душа: Хелла Рийсалу (73 года) занимается наукой о сланце почти 50 лет. Люди, которые помнят многое и сделали блестящую карьеру в науке, способны подойти к анализу сегодняшних проблем гораздо спокойнее и взглянуть на них шире, чем молодое поколение, жаждущее революции.

Как ученый, считаете ли вы, что сланец нужно оставить в земле?

Я не вижу для этого причин. Во-первых, административно закрыть шахту и затопить ее очень легко, а вы попробуйте потом добыть оттуда сланец. Восстановление затопленных шахт — задача практически невыполнимая. Во-вторых, вокруг сланца построена целая отрасль экономики. Закрыть ее не так просто, как в случае с ткачами. Когда закрыли Кренгольмскую мануфактуру, люди разошлись, ткацкие станки исчезли, а половина Кренгольма до сих пор в руинах. Мне кажется, нам не нужны новые руины в Ида-Вирумаа.

В каких странах еще занимаются наукой о сланце?

Наука о сланце — это сфера, которая развивается волнообразно. В один момент начинается спад, когда ничего не происходит, выходит не так уж много научных статей. Затем снова вырастает положительная волна. Я видела две такие волны. Одна из них случилась в начале 2000-х годов, когда сланец снова стал объектом исследований. В конференциях и симпозиумах принимали участие сотни человек. На симпозиум в Таллинн прибыли китайцы — почти полсамолета. Кстати, китайцы до сих пор очень серьезно относятся к сланцу. В этой стране довольно высоко развито обогащение сланца. Китайцы детально изучили опыт других стран, а также помогают своим соседям исследовать сланец.

В Соединенных Штатах, где находятся крупнейшие в мире запасы сланца, ведется активная разведка. Правда открытие метода добычи путем гидроразрыва и его активное применение снизило темпы исследований.

Исследования сланца на том или ином уровне ведутся в Иордании, Индии, Канаде, России, Австралии, Бразилии — т.е. сланец изучается в тех странах, где есть эти минералы.
На самом деле в мире интерес сохранился, поскольку существует множество стран, где добывают сланец. Через нашу лабораторию проходил сланец из как минимум 10–12 стран, его исследовали, чтобы узнать, что он собой представляет и подходит ли для использования. Не говоря уже об Иордании, где сейчас строится электростанция, естественно, с соответствующей шахтой. Страны, которые серьезно относятся к потребности в энергетической независимости, также внимательно следят за возможностями использования сланца. Конечно, следует честно признать, что в настоящее время нет научного бума, но многими вопросами продолжают заниматься.

Во многих странах изучаются свойства сланца, потому что любое его применение по-прежнему зависит от качества сырья. Если в ходе исследования запасов пришли к выводу, что в данных обстоятельствах их использование выгодно, изучается возможность его обогащения. В свое время ​этим очень серьезно занимались в Канаде, Австралии, США, Бразилии и Китае.

Как обогащают сланец в других странах?

В основном это делается за счет производства масла, за исключением Эстонии и Иордании, где сланец используется и на электростанциях. В конце концов, сланец — это предшественник нефти. Сначала где-то на дне моря или озера образуется несколько слоев горючего сланца, которые в результате геологических процессов погружаются под землю, а когда там становится достаточно жарко, образуются нефть и газ. То, что мы делаем в наших генераторах, просто ускоряет этот процесс.

Сланец значительно отличаются от каменного и бурого угля, вокруг которых ведутся серьезные экологические дебаты. Конечно, горючие сланцы очень разные, их нельзя рассматривать однозначно. В основном в сланце видят ресурс, из которого можно сделать масло, если с нефтью что-то случится или она закончится.

Крупные мировые нефтяные компании в качестве резерва скупили потенциальные крупные месторождения сланца на Ближнем Востоке, например в Марокко. В любом случае нам необходимо иметь органическое сырье или топливо. Искусственными волокнами полностью не заменишь овечью шерсть, лен или хлопок.

Может ли случиться, что остальной мир только сейчас начнет шире использовать сланец?
Не исключено. Вопрос всегда заключается в экономической целесообразности. У нас могут быть прекрасные идеи, с помощью которых мы хотим изменить мир, но если они не приносят военной или экономической выгоды, никто не будет их реализовывать. Чтобы создать марсианский проект, нужен Илон Маск. Да и у него, определенно, есть корыстный интерес в этой игре. Некоторые люди мечтают войти в историю как великие.

Какие возможности и угрозы вы видите в зеленом повороте?

Наша собственная лаборатория доказала, что вместе со сланцем можно обрабатывать пластик. Мы начали с базовых исследований и уже двигаемся к практическому применению. Проблема пластиковых отходов стоит очень остро. В конце концов, большинство пластмасс производится из нефти, а, поскольку сланец появился раньше нефти, во время переработки мы, по сути, получаем обратно нефтепродукты. Это и есть настоящая экономика замкнутого цикла. Мы вводим в нее продукты, которые в противном случае пошли бы в котел и стали теплом и электричеством.

Мы совершим зеленый поворот, но мы также должны позаботиться о том, чтобы были учтены законы природы, чтобы не принимать решения, основанные лишь на эйфории. К сожалению, не все из этих так называемых зеленых технологий настолько экологичны, как кажутся на первый взгляд. Например, срок службы солнечной панели составляет 20–25 лет, то же самое и с ветрогенераторами. И для их изготовления используется много очень сложных и редких материалов. Тогда возникает вопрос, что делать с этим бывшим в употреблении оборудованием. Я уже видела фотографию длинного ряда старых ветрогенераторов. В настоящее время исследуется, как получать из них необходимые материалы. Мы говорим о сохранении электричества в аккумуляторах, но весьма серьезной проблемой является получение из старых аккумуляторов используемых в них материалов.

Если кто-то хочет разбогатеть за счет зеленого поворота, он может придумать, как перерабатывать отходы зеленого поворота и получать обратно материалы, такие как металлы и пластик. Большая часть этих материалов поступает из стран, находящихся за пределами Европы, их производство оставляет серьезный экологический след в третьих странах. Поэтому мы делаем зеленый поворот за счет стран третьего мира.

Чем сейчас занимается наука о сланце в Эстонии?

Ведется работа по поиску способов использования побочных продуктов сланца и улучшению технологий, чтобы вместе со сланцем можно было перерабатывать что-то еще. Идет поиск решения, как модернизировать сланцевую промышленность таким образом, чтобы она не рухнула. На самом деле эти установки, особенно в отрасли производства масла, универсальны. Установке все равно, что в нее загружают. Немного иначе ее настроив, можно получить масло из чего угодно. Если для такого масла будет рынок и если мы сможем прорваться через безумную бюрократию, которая возникает при выводе на рынок любого нового продукта. Часто сопутствующая бюрократия обходится дороже, чем сама разработка.

Есть ли научное решение проблемы выбросов?

Это зависит от того, о каких выбросах идет речь. Мы уже улавливаем серу и азот. В настоящее время очень интенсивно решается проблема улавливания СО₂. Углекислый газ является проблемой не одной лишь сланцевой промышленности, решения ищут во всем мире.

Что станет с наукой о сланце?

Наукой о сланце в Эстонии постоянно занимаются. В настоящее время я работаю в Центре компетенции по изучению сланца, мы считаем себя правопреемником Научно-исследовательского института сланца, действовавшего в Кохтла-Ярве. Находясь во всесоюзном подчинении, он занимался исследованиями сланца в Кохтла-Ярве с 1958 года. Позже институт сосредоточился на различных аспектах добычи сланцевого масла, от процессов до технологий автоматизации и безопасности. Было и два других филиала всесоюзных институтов, которые занимались вопросами добычи сланца и энергетики.

Конечно, исследования сланца велись и в Таллинне, но здесь занимались более фундаментальными исследованиями. В первую очередь на ум приходит Институт химии Академии наук. Сейчас исследования сосредоточены в Таллиннском техническом университете, в состав которого входит Центр компетенции по изучению сланца Вирумааского колледжа. Тартуский университет и Эстонский университет естественных наук также разрабатывает собственные исследовательские темы, касающиеся сланца. Мы рады тому, что и в непростые времена в Кохтла-Ярве продолжаются исследования сланца. Сегодня в нашем центре работают местные молодые люди, которые вполне способны заменить кадры пенсионного возраста и продолжать научные исследования.

Наука о сланце — не такая уж популярная тема, которая может ежедневно рождать сенсации в прессе. Нобелевскую премию в ней тоже не присуждают. Но эта наука имеет весьма практическую ценность, потому что все эти заводы не появились бы в Эстонии, если бы в свое время ученые не провели бы соответствующие исследования. Я верю, что наука будет развиваться в любом случае.

В какой-то момент возникли серьезные опасения, скажем, пару десятилетий назад, когда поколение ученых практически исчезло, но теперь эстафету перенимают молодые профессора, а в Центре компетенции два докторанта вышли со своими работами на финишную прямую. Эти люди не стали бы заниматься исследованиями, если бы не считали их жизнеспособными. Еще раз хочу подчеркнуть, что это — местные жители. Это доказывает, что у молодежи есть возможность найти хорошую работу в Ида-Вирумаа. И при этом создать в исследовательской лаборатории или колледже нечто, имеющее практическую ценность.