”Пишите по-русски!” Почему нас так раздражают заимствованные слова и что с этим делать
Бытует мнение о том, что не стоит использовать иностранные слова, а лучше их как-то адаптировать или заменять на родные аналоги, ведь русский — такой богатый и экспрессивный язык. Но наносит ли ему реальный ущерб использование заимствований? Российский филолог Ксения Туркова с учетом российских реалий порассуждала на эту тему в интервью журналу Яндекс.Дзен.
Почему нас так раздражают заимствования
Недавно литератор Денис Драгунский написал на своей странице в Фейсбуке: ”Если в СМИ говорят: „Надо скреативить драйвовый контент, чтоб нашу ЦА триггернуло”, — это верный признак, что вас облапошат по деньгам. А может быть, и харассментом накормят. Вместо зарплаты или в счет будущих выдуманных бонусов. Имейте это в виду”.
Аудиторию действительно триггернуло, но по-разному.
Триггернуть — вызвать неприятные эмоции или воспоминания у человека. Попробуйте придумать русский аналог из одного слова!
Часть комментаторов с предложенной закономерностью согласились: они вспомнили свои истории, когда за модными словами и обилием профессионального жаргона скрывался обман или в лучшем случае пустота.
Однако другая, не менее значительная, часть возмутилась: в нападках на слова креатив и контент они увидели снобизм или просто косность и неприятие изменений. Ведь во многих редакциях так действительно говорят, но не для того, чтобы пустить пыль в глаза, а чтобы не страдала коммуникация и все друг друга понимали.
О том, что с иностранными словами пытались бороться во все времена, казалось бы, знают все. Так и не прижившаяся себяшка (селфи) — прямая наследница шаротыка (биллиарда). Но почему же заимствованные слова, даже те, которые уже обжились в языке, как существительное ”контент” например, часто вызывают у носителей русского языка такое неприятие и даже приступы агрессии?
Во-первых, всегда раздражает чужое, чуждое, то, как мы не привыкли говорить, и тут пост Драгунского стал отличным индикатором. Для кого-то ”контент” и ”триггер” — повседневные слова, а для кого-то — чужаки, непонятно зачем проникшие в язык.
Во-вторых, заимствований в последние годы стало действительно много, и часто раздражение вызывает не столько их наличие, сколько количество.
В-третьих, не все заимствованные слова благозвучны: ”коворкинг” и ”инфлюенсер” даже произнести непросто.
Наконец, в-четвертых, охранительство в языке в каком-то смысле вторит официальной политической линии, с ее скрепами, противопоставлением ”духовной” России ”бездуховному” Западу и закрытостью: не нужны нам хамон с пармезаном, нас и тут неплохо кормят!
Стул с газлайтингом, или Какие слова вызывают у нас приступы гнева
Главный редактор портала ”Правмир” Анна Данилова однажды решила продать коленный стул. Потенциальный покупатель осведомился: ”А ваш стул с газлайтингом?”
”Газлайтинг” он перепутал с ”газлифтом”, термином, не имеющим отношения к психологии. И неудивительно: психологические термины в последнее время так массово и интенсивно проникают в нашу речь, что от них, кажется, никуда не деться.
Опасный стул вызвал взрыв шуток в комментариях о предметах мебели со встроенным виктимблеймингом, абьюзом и харассментом.
Термины, связанные с психологией отношений, — одна из тех групп слов, без которых не обойтись, но которые, с другой стороны, вызывают у многих раздражение. Слишком уж часто они используются и порой даже обесцениваются (”обесценивание” — еще один термин, но на этот раз наш, отечественный!), а еще их все время хочется как-то перевести. Но, как ни переводи, заимствованные варианты все равно получаются точнее и короче.
Виктимблейминг — обвинение жертвы, газлайтинг — психологическая манипуляция, заставляющая человека сомневаться в адекватности своего восприятия окружающей действительности, менсплейнинг — снисходительная манера разговора мужчин с женщинами и так далее.
Краткой русской замены не получается, да и надо ли ее изобретать, если все эти термины фактически стали международными? Кроме того, они обозначили явления, о существовании которых раньше никто и не задумывался, вот и понадобились новые слова.
Даже абьюз и харассмент, которые вроде бы можно заменить насилием и домогательствами, — термины гораздо более широкие. Именно поэтому язык на самом деле обогащается, сохраняя оба варианта, и свой и заимствованный. Придумали, кстати, даже русское слово домогант, которое, впрочем, звучит слишком элегантно для того, что оно обозначает.
Таких образовавшихся пар довольно много и в других сферах. К примеру, знакомый всем журналистам фактчекинг вряд ли можно заменить проверкой фактов: во-первых, длинно, во-вторых, ”проверка фактов” — более размытое понятие и может относиться не только к журналистике, а ”фактчекинг” — профессионализм, который понятен специалистам — носителям разных языков.
Раздражают заимствования и в тех сферах, с которыми мы имеем дело каждый день, прежде всего в названиях еды и предметов одежды. Чипсы уже давно выиграли у хрустящей картошки, но вот бейгл по-прежнему продолжает борьбу с бубликом (или наоборот?), а худи и свитшоты — с толстовками.
Однако и тут происходит скорее обогащение, чем истощение. Бейгл, попадая в словарь (а он действительно есть в современном толковом словаре под редакцией Ефремовой), не выталкивает оттуда несчастный бублик — он дополняет его. Бейгл, согласно определению, ”несладкий бублик с различными наполнителями”. А чем больше вкусных бубликов, тем лучше, ведь так?
Кстати, о еде и напитках: в список самых противных слов регулярно попадает действительно неблагозвучное смузи. Это слово стало своеобразным символом злоупотребления заимствованиями. Появился даже анекдот:
— Слушай, давай в коворкинге зависнем, у меня есть идея для стартапа, я уже и рисеч сделал. С меня смузи!
— Так, вот сразу на фиг пошел!
Никаких экскузаций!
”Знаете, я за модерантизм!”
”В нашем классе был такой шаютёр!”
”Пожалуйста, без всяких экскузаций”
”За вашу и нашу эллеферию!”
Такие фразы вполне можно было увидеть в текстах XIX века. Сейчас автокорректор даже не распознает эти слова: в словарях их просто нет, а читающим сразу и не догадаться, кто такой или что такое шаютёр (скандалист, крикун).
Экскузацией называли отговорку, эллеферией — свободу, модерантизмом — умеренность в политике, нотацией — официальное сообщение. Все эти слова можно найти в словаре-справочнике ”Редкие слова в произведениях авторов XIX века”.
Как отмечает лингвист Леонид Крысин в книге ”Слово в современных текстах и словарях”, эти примеры показывают нам, как ”язык умеет самоочищаться, избавляться от функционально излишнего, ненужного”.
Судьба, которая постигла ”экскузацию” с ”нотацией”, по мнению Крысина и других лингвистов, ждет и многие современные заимствования. Так что волноваться не стоит.
Кроме того, в желании обязательно избавиться от пришлого слова и подобрать ему наш, родной синоним всегда есть риск наткнуться на что-то такое же неродное, просто более привычное.
В русском языке есть множество слов, которые мы привыкли воспринимать как исконно русские, хотя на самом деле они были заимствованы, просто очень давно.
Гораздо и буква — древние заимствования из готского, свекла — из греческого, котел — из латинского и даже изба имеет древние германские корни.
В общем, история показывает, что действительно ненужные заимствования как-то незаметно пропадают сами, а те, что остаются, по всей видимости, пока для чего-то нужны.
Ковидла-спасительница
И все-таки как-то обидно. Ну неужели же никогда не бывает, чтобы в противостоянии русского слова и иностранного победило именно русское? Или чтобы иностранное пришло, а мы ему — р-р-раз! — и придумали такую замену, что оно само в страхе убежало.
На самом деле русский язык вовсе не так беспомощен, как может многим показаться, и обнаруживает настоящую силу и способность к творчеству в критических ситуациях.
Как ни парадоксально, но эти качества в нем в полной мере проявила коварная ковидла, как в шутку назвали заболевание, вызываемое новым коронавирусом. С невероятной скоростью русский язык начал облеплять новые слова своими суффиксами и приставками, так возникли глаголы зумить и зумиться, были переосмыслены слова беЗУМие и иЗУМительный.
Возникли погулянцы (те, кто немного нарушал карантин) и сидидомцы (те, кто строго его соблюдал), расхламинго (неистовая уборка в доме во время карантина) и наружа.
Но ярче всего творческая сила русского языка проявилась, пожалуй, в той самой ковидле, в которой слышится и обидная падла и вязкое повидло, в котором мы все надолго увязли, и ползучий липкий страх.
Словом, русский язык под влиянием этой самой ковидлы продемонстрировал иммунитет, показал, что его не так легко инфицировать иностранными словами: он не просто заимствует, а осваивает, перерабатывает, придумывает что-то свое.
Попытки затолкать иностранные слова обратно в язык-источник — убирайтесь, откуда пришли! — никогда не заканчивались успехом. Подтвердить свою силу и современность язык может только одним путем, созидательным, как с ковидлой.
Прочитать другие блоги можно ЗДЕСЬ.
Если вы ведете свой блог (или влог) на любую тему в одной из соцсетей и вы хотите больше просмотров и подписчиков — просто заполните ЭТУ ФОРМУ (в ней вы можете дать ссылку на имеющийся блог и кратко описать его). Если у вас еще нет блога, но есть желание его открыть, то тем более welcome.
