ЭКСКЛЮЗИВ: Охотник за допингом: "Алавер был ключевым элементом допинг-системы"
Немецкий спортивный и допинг-журналист Хайо Зеппельт (57) рассказывает о распространении допинга в мире спорта и о своей работе по его разоблачению. А также о деле Кристины Шмигун, о подозрениях в отношении представителей Норвегии в зимних видах спорта и о прозвище Мати Алавера ”Генерал”.
Хотя Ханс-Йоахим, или Хайо Зеппельт удостоился почти полусотни наград и других видов признания за свои документальные фильмы о допинге, он говорит, что у него немало врагов.
Среди прочего, под его руководством выявлено систематическое использование допинга в кенийском беге на длинные дистанции и в бразильском футболе. В свете его расследования Международный союз велосипедистов (UCI) в 2012 году признал, что двумя годами ранее он замолчал положительный допинг-тест Альберто Контадора, на тот момент лучшего гонщика в мире.
Из-за разоблачения государственной допинг-системы в России ему уже много лет запрещен въезд в эту страну. Два года назад в результате дипломатических переговоров запрет был временно приостановлен с оговоркой, что в случае въезда Зеппельта в страну российская полиция имеет право его допрашивать. Журналист хотел осветить чемпионат мира по футболу в России, но тогда вмешался лично министр иностранных дел Германии Хайко Маас, заявив, что командировка Зеппельта будет сопряжена с ”непредсказуемыми рисками”.
Его интервью с австрийским лыжником Йоханнесом Дюрром положило начало расследованию, которое завершилось прошлой весной операцией ”Кровопускание” и поставило подножку эстонскому лыжному спорту. Несколько клиентов допинг-доктора Марка Шмидта, в том числе Карел Таммъярв и Андреас Веэрпалу, были арестованы на зимнем чемпионате мира в австрийском Зеефельде. Позже Алго Кярп также признался, что пользовался услугами Шмидта. На сегодняшний день тренер Мати Алавер также признал, что потворствовал приему допинга среди своих учеников.
Как ваша карьера журналиста сложилась так, что вы освещаете только проблемы допинга? Почему бы не работать классическим спортивным или криминальным репортером?
Фактически я начал свою карьеру в 1985 году как классический спортивный репортер. Освещал в основном плавание. Сразу выяснилось, что мой основной интерес — делать заметки об истории спорта, следить за спортивной политикой и изучать ее.
Со временем я заметил: если вы как спортивный журналист осмеливаетесь быть слишком критичным, многим это не нравится. И я говорю не только о спортивных учреждениях и федерациях, но и о коллегах по ARD, национальному телевидению Германии.
Спортивная тележурналистика фактически парализована необходимостью для телеканалов продавать свою продукцию, то есть спортивные программы и передачи. Каналы иногда платят огромные деньги как за права на съемки, так и за производство, поэтому зачастую в их интересах показывать спорт в позитивном свете и избегать критики, даже оправданной.
Лет 15 назад я стал все больше увлекаться скрытой стороной спорта. Однако то, что я увидел, также переносил в репортерскую работу и начал освещать спорт гораздо более критически, чем обычно, и даже рассорился с несколькими коллегами, которым этот подход не понравился.
Кульминацией этого 14 лет назад стал для меня запрет на освещение плавания в прямом эфире ARD. Тогда я считал этот момент катастрофическим для моей карьеры. Оглядываясь назад, я вижу, что это был наилучший из возможных вариантов развития событий. Все мое время, которое приходилось разделять между двумя разными задачами, теперь можно было посвятить только созданию серьезных исследовательских программ.
Насколько мало число спортсменов, попавшихся на допинге?
Я более чем уверен, что подавляющее большинство применяющих допинг не попадается никогда. Аргументы, подтверждающие это предположение, найти очень легко.
Например, тесты на допинг берутся только у 0,5–1 процента спортсменов. Однако в анонимных опросах лучших спортсменов около 30–45 процентов признаются, что в какой-то момент хотя бы соприкасались с допингом. Это означает, что огромное число остается непротестированным.
Каковы сейчас ваши отношения с Россией?
Я бы сказал, что я там популярен. (Смеется собственной шутке.) Но только в смысле известности, а не мнений обо мне, это точно.
Насколько опасно разоблачать гигантские допинговые схемы крупных стран — например, таких, как Россия?
Сейчас мне запрещен въезд в Россию, официальная причина — распространение лжи о России в мировой прессе. Это смешно, потому что практически все утверждения, которые я выдвигал в отношении российской допинг-системы, либо были фактами на момент их предоставления, либо остаются фактами. Поэтому, если бы мне пришлось предположить реальную причину запрета на мой въезд, я бы искал ответ где-нибудь в бюрократии и в лабиринте интересов Кремля.
Надо понимать, что журналистика, которой я имею дело, разрушает модели большого бизнеса. Мы раскрываем то, за чем стоят очень влиятельные люди, которые из-за нас теряют как большие деньги, так и репутацию. Поэтому в характере моей работы неизбежно прописано, что есть ряд людей, которым я, в лучшем случае, неприятен, а зачастую злейший враг.
Что касается России, я должен сказать, там в последние годы на передний край спорта выходит все больше и больше надежных и разумных людей. Российская
публика также начала признавать тот факт, что допинг часто играл большую роль в успехах их спортсменов.
Конечно, в спортивной системе еще есть люди, готовые на все что угодно, чтобы скрыть проблемы.
Должны ли мы также подозревать спортсменов конкретных стран, которые десятилетиями доминировали в определенных видах? Например, эфиопские стайеры, норвежские лыжники или ямайские спринтеры.
Да, да, да. Определенно! Но должны — как вы и сказали — подозревать, а не обвинять.
В 2012 году мы начали исследовать десятилетия невероятного успеха Кении в беге. И обнаружили, что там была ситуация, очень похожая на Россию, где допинг был… Если не сказать, системный, то, по крайней мере, очень широко распространенный. В последние годы именно кенийские бегуны один за другим попадались с ненормальными узорами в паспортах крови или бегали от допинг-контроля.
Можно еще заглянуть в историю. Когда я начал работать спортивным репортером в 1980-х годах, в Германии было поколение, исторически доминирующее в женском плавании. Теперь мы точно знаем, почему. (Отcылка к организованному государством применению допинга, одна из самых известных его форм — введение мужских гормонов спортсменке, у которой из-за этого начинала расти борода — ЭЭ.)
Хотя в отношении Норвегии и Ямайки у нас нет ни малейшего свидетельства систематического использования допинга. Но то, насколько лучше их спортсмены в этих областях, чем в других, кажется в любом случае странным.
В беседе накануне интервью вы сказали, что лыжные гонки в Эстонии были для вас лишь небольшой ремаркой в более крупной истории, хотя Мати Алавер также сыграл свою роль и в этой ”крупной истории”. Что это значит?
После ареста допинг-доктора Шмидта из своих источников я узнал, что Алавер для Шмидта и компании был одним из самых важных людей, который работал для них и вместе с ними. Ключевой элемент функционирования системы, в связи с ним я также услышал прозвище ”Генерал”. Если другая информация об Алавере поступала от людей, вовлеченных тогда в процесс по делу Шмидта, или, по крайней мере, из близкого круга, то имя ”Генерал” я впервые услышал от коллеги-журналиста, который освещал процесс.
Можно ли разбогатеть, работая допинг-врачом?
Да, я уверен. Пять-десять тысяч евро, которые спортсмены платили Шмидту за две или три сессии, — это более или менее неплохая сумма по любым стандартам. Нужно также учесть, сколько клиентов у него было. Однако, если на основе известной информации сравнить богатство Шмидта, например, с Эуфемиано Фуэнтесом (клиентами испанского допинг-доктора Фуэнтеса были, среди прочих, суперзвезды велоспорта Ян Ульрих, Иван Бассо, Микеле Скарпони и Тайлер Хэмилтон, а руководимая им допинговая сеть имела международный размах — ЭЭ), то с точки зрения состоятельности Шмидт не был чемпионом мира среди допинг-врачей.
Как работает мир допинга в целом? Предположим, я тренер из Эстонии, который заинтересован, чтобы мои подопечные получали определенные вещества и процедуры. Как мне найти контакт практикующего допинг-врача в Германии?
Это дело очень рискованное и опасное. Люди не общаются друг с другом обычным способом или по распространенным каналам. Например, Марк Шмидт для общения со всеми своими клиентами использовал кодовые имена. Число людей, которым что-то известно, также сведено к минимуму.
Но в мире допинга неизбежно должны появляться сети, которые могут использоваться для обмена и распространения как информации, так и ресурсов. Обычно они состоят из людей, которые уже контактировали друг с другом в прошлом или связаны через надежных общих знакомых. Например, в прошлом вы, возможно, имели контакт с доктором, которому, в свою очередь, доверяет немецкий врач, и первый может направить вас к второму.
Однако такие сети, конечно, невелики. Врачи, работающие в разных сетях, могут подозревать друг друга и иногда даже догадываться, с чем имеет дело другой. Но, конечно, не существует сетей из десятков допинг-врачей, которые свободно общались бы друг с другом. Как и допинг-спортсмены, подавляющее большинство допинг-врачей никогда не будет выявлено.
Я также представляю, что если бы вы начали карьеру тренера в 1980-х или 1990-х годах и возымели бы такие интересы еще тогда, ваша личная сеть была бы гораздо шире. Можно предположить, что врачи того времени, заинтересованные в повышении эффективности и создании ”сверхтел”, гораздо активнее и свободнее делились информацией и контактами. Допинг для общественности просто не считался настолько важным, чтобы решительно с ним бороться.
Как далеко заходит стремление скрыть допинг?
Я знаю молодых велосипедистов 1990-х годов, чья кровь стала настолько густой, что им пришлось среди ночи отправиться в поход, чтобы предотвратить смертельное состояние. У них также была другая техника, постоянное дрожание мышц ног.
Мне также известны некоторые ложные пенисы, которые использовались в процедуре отбора проб мочи. Для меня больше не новость, когда спортсмен в суде или на публике творит нечто несуразное, чтобы доказать свою невиновность.
Как-то раз спортсмен, в чьем организме был обнаружен допинг, заявил, что тот попал внутрь вместе с маминой стряпней. По его словам, мать держала таблетки с запрещенным веществом на кухонном столе, откуда они случайно упали в кастрюлю с едой. Но мать этого не заметила и замешала их в пищу, которой позже накормила сына.
Очень распространенным объяснением аномального уровня мужских гормонов в организме женщины является, например, то, что у спортсменки постоянно очень много секса.
Кристина Шмигун-Вяхи, чтобы доказать свою невиновность, пошла не только в спортивный суд, но и в Суд по правам человека. Что там произошло, доподлинно неизвестно. По какой причине спортсмен может обратиться в Суд по правам человека?
В целом, в обращении к неспортивным правовым органам для разрешения дел о допинге нет ничего особенного. По большей части это делается, когда содержание допинг-теста является четким и бесспорным, но есть желание оспорить общий спортивный закон или процедуры допинг-теста.
По моему личному мнению, в таких прецедентах немало хорошего. Если спортсмен не может изменить решение спортивного суда в нескольких других судах, это демонстрирует силу законов, регулирующих спорт, а также создает для спортивного законодательства прецеденты, на которые впоследствии сможет опираться спортивный суд. И даже если решение будет изменено, оно укажет на те места в спортивных законах, которые нуждаются в пояснительных или дополнительных правовых актах.
В зарубежной прессе сообщалось, что Шмигун была оправдана, поскольку ее представитель не присутствовал на вскрытии B-пробы.
Вскрытие пробы без присутствия представителя спортсмена действительно является нарушением правила. Хотя иногда у меня складывается впечатление, что сотрудники антидопинговых лабораторий делают это намеренно, чтобы помешать расследованию или позднее оспорить разбирательство в суде. Очень маловероятно, что работник антидопинговой лаборатории не знает основных требований своей должности. И это был далеко не первый раз, когда я слышал о таких ошибках. Но подчеркиваю, что я ничего не знаю о специфике этого случая, это лишь домыслы.
Сколько упоминаний о допинге, которые дойдут до вашей команды, останутся на уровне домыслов и никогда не дойдут до публикации?
Мы проверяем каждую крупицу поступающей информации по два или три раза через все возможные источники, которые нам доступны. В этой области существует большое число людей, не заинтересованных в честности и способных извлечь выгоду из фальсификации данных. Либо чтобы перевесить обвинение на чужую шею, либо просто чтобы подорвать наш авторитет.
Несколько лет назад, занимаясь Кенией, мы получили ряд очень интересных документов из неизвестного источника. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все они до последнего были фальшивками.
Также случалось, что мы публиковали ложную информацию. Однако следует заметить, что мы никогда не сможем раскрыть основную часть информации, которая до нас доходит. В большинстве случаев все стопорится, потому что нет никакой возможности проверить или доказать улики.
"Эстонский экспресс" - ежемесячная русскоязычная газета, которая знакомит читателей с самыми важными публикациями Eesti Päevaleht, Maaleht и других изданий холдинга Ekspress Meedia. Цена одного экземпляра - 1,49 евро.
