В условиях идущих в регионе боевых действий любой снаряд может спровоцировать сейсмическую активность, и многотонные старые хранилища ядовитых веществ провалятся в пустоты, оставшиеся от старых выработок. Фенол, формальдегид, цезий, стронций и прочие чрезвычайные токсичные вещества в течение нескольких суток достигнут ближайших водохранилищ. И если это случится, без питьевой воды останутся и украинские, и российские города. Главной проблемой эксперты называют тотальный недостаток информации с неподконтрольных Украине территорий и отсутствие общей системы мониторинга.
Мы встретились с двумя специалистами, россиянином и украинцем, и поговорили с ними о нынешней экологической ситуации в регионе.
Николай Денисов — один из основателей экологической неправительственной некоммерческой организации ”Zoi Environment Network” со штаб квартирой в Женеве. Эколог работал на местах практически всех военных конфликтов постсоветской зоны. В Донбасс впервые попал еще в нулевых, изучал регион с 2007 по 2010 годы, с 2014 года работает здесь в сотрудничестве с офисом Координатора ОБСЕ в Киеве.
Дмитрий Аверин — эксперт ОБСЕ, работавший до войны в украинских экологических службах. Именно он создавал еще до начала войны в Донецкой области систему экологического мониторинга ”Омос”.Не раз пересекался с организацией Николая Денисова ”Zoi”, с 2014 года они начали общий проект.
— ”Спектр” говорил за последние месяцы со многими экспертами. И главное, в чем сходились почти все — в Донбассе необходима совместная система экологического мониторинга, потому что толком никто не знает, что происходит в зоне боевых действий.
Николай Денисов: Насчет системы мониторинга — не совсем согласен. Если есть какая-то экологическая проблема, часто говорят об отсутствии мониторинга. Ничего подобного, часто мониторинга как раз хватает, не хватает возможности и желания делать из его результатов какие-то четкие выводы.
Система экологического наблюдения до войны была не такая уж и плохая, было достаточно много постов и на Северском Донце, и на его притоках, если говорить о воде. И воздух мерили — даже ”автоматические посты есть, мы один в районе Счастья (поселок Счастье ближайший пригород Луганска, в котором находится крупная ТЭС, сейчас находится прямо на линии фронта с подконтрольной Украине стороны — прим. ”Спектра”) анализировали. То есть, в принципе данные были. Может быть не так много, как хочется, но всегда хочется томограф там, где вполне можно определиться с помощью стетоскопа, и часто этого достаточно. В экологии та же самая ситуация.
Кстати говоря, часть этих (автоматических) постов и сейчас работает, и они, в общем-то, позволяют пусть не окончательные выводы делать, но тенденции благодаря им — видны. Другое дело, что хотелось бы больше параметров, большую частоту отбора проб. И хотелось бы понимать, что-то, что меряется действительно меряется, а не просто пишется.
Дмитрий Аверин: Во всех крупных промышленных городах Донецкой и Луганской области до войны были посты гидрометеоцентра. В Донецкой области это были Донецк, Макеевка, Мариуполь, Славянск, Краматорск, Енакиево и тогда еще Дзержинск (ныне Торецк — прим. ”Спектра”). У нас в ежедневном режиме была информация обо всех основных атмосферных загрязнителях. Кроме того, было много постов Северо-Донецкого бассейнового управления водных ресурсов (БУВР), которое отслеживало состояние реки сразу в трех областях — Харьковской, Донецкой и Луганской. Работала автоматизированная система ”Омос”, в Луганске она только начинала развиваться, но уже было два автоматизированных поста в городке Счастье.
Сейчас часть постов — в Донецке, Макеевке, Горловке, Енакиево, Луганске — прекратили работать. По неофициальным данным, совсем прекратили. Во всяком случае, у нас никаких данных оттуда нет.
Прекратили работу все посты на Миусе, Кальмиусе, по всему протяжению Северского Донца, где он служит линией фронта. У нас нет никакой информации с поста на точке выхода Северского Донца в Российскую Федерацию — с него можно было бы снимать данные, говорящие о финальном загрязнении реки в зоне боевых действий.