Русский диссидент Евгения Чирикова о русскоязычных детях в эстонской школе: это для очень сильных людей

Летом прошлого года я написала письмо президенту Эстонии Керсти Кальюлайд о проблеме интеграции в Эстонии. Письмо это неожиданно для меня вызвало невероятный резонанс, я получила массу откликов на него.

В связи со своей общественной деятельностью мне часто приходилось обращаться и к российским президентам, и к французским, причём несла я эти петиции с помпой, иной раз мы устраивали для привлечения внимания целое шествие, чтобы торжественно передать президенту письмо, подкреплённое тысячами подписей. Но никогда такого резонанса как мое скромное письмо на эстонском Керсти Кальюлайд не вызывало такой бурной реакции.

Вероятно, тема интеграции, тема двух миров — русскоязычного и эстоноязычного так сильно задевает общество, что даже по прошествии года мое письмо об этих проблемах вызывает живые споры.

Итак, с уверенностью могу сказать, что за год проблема интеграции никуда не делась, но изменилось мое отношение к этому вопросу. Я перестала так болезненно-остро реагировать на неё, поскольку поняла для себя одну важную вещь — интеграция зависит вовсе не от знания языка, язык — это средство и инструмент, интеграция зависит совсем от другого.

Я проанализировала судьбы моих знакомых, переехавших в Эстонию из России и Украины. И вот какие выводы я сделала. Подавляющее большинство успешно встроилось в эстонское общество. Причём, интересно, что лучше и проще интегрировались не подростки , а взрослые. У них больше друзей-эстонцев, они контактируют с эстонцами по работе, они с успехом взаимодействуют со всеми государственными органами, с удовольствием посещают певческие праздники, путешествуют и вовсю наслаждаются жизнью.

Вот на этом месте я хочу сделать особый акцент. Жить в Эстонии, на мой взгляд, хорошо и приятно, тут все для людей . Главный приятный шок жизни в Эстонии — эмпатия чиновников, они всегда на вашей стороне и реально стараются помочь. Можно не переживать при посещении любого государственного учреждения, даже если вы вообще не знаете эстонского языка, вам обязательно помогут. Я не понимаю, как это удалось Эстонии за такой короткий с исторической точки зрения срок как 27 лет перепрошить глубинные культурные коды и перейти от стандартов совкового хамства к европейским стандартам сочувственного и трепетного отношения к любой человеческой личности.

Эстонцы могли бы на постсоветском пространстве читать лекции на тему как очеловечить государственных служащих. В прекрасной России будущего мы обязательно попросим у эстонского правительства поделиться этим уникальным опытом.

Если с чиновниками на всех уровнях проблема волшебным образом решена, то, к сожалению, со школьными учителями, особенно с теми, кто владеет искусством интеграции, все на так безоблачно. Таких учителей решительно не хватает.

Преподавание иностранных языков в школах ведётся по принципу — ”упал — отжался”. Бесконечные тесты, словарные диктанты оцениваются по-армейски строго: двойки, единицы и даже нули сыпятся как из рога изобилия. На уроке иностранного языка вовсе не важно, что хочет выразить ребёнок, важно отчеканить ответ без ошибок в языке. Ошибка воспринимается не как нормальный этап обучения, а как порок, стыдный изъян, на который надо громко и публично указать.

При таком подходе очень быстро изучение эстонского или любого другого языка превращается для школьника в тяжкий неприятный труд. Удивительно, но по моим наблюдениям взрослому в Эстонии проще выучить эстонский, чем подростку .

Обычно взрослые учат язык на курсах, где подбирается интересная группа. Со мной, к примеру, учился парень из Боливии, и послушать его рассказы о себе и о своей стране было очень интересно не только мне, но и учителю. Никто не затыкал его на полуслове, чтобы громко на весь класс исправить ошибку, как это часто происходит в школе. Его слушали затаив дыхание и спешили задать свои вопросы. Учитель потом исправлял ошибки не перебивая, а ненавязчиво и вежливо, дав человеку высказаться. Это разительная разница, ведь язык сразу превращается из скучного тяжелого школьного предмета в средство коммуникации, ещё один канал связи, с помощью которого можно получить потрясающе интересную информацию и поделиться своими мыслями.

В отличие от школьника, взрослый может выбрать удобное для себя время занятий. Время , кстати, здорово влияет на успеваемость. Тяжелое наследие советского прошлого — начало школьных занятий в несусветную рань, в 8 утра. Детям приходится вставать в 6 или в 6.30 и в темноте и холоде добраться до школы. К чему эта дополнительная пытка, непонятно. Многие бездетные взрослые спокойно поднимаются часа на три позже в отличном настроении и все прекрасно успевают, поскольку могут по максимуму застать световой день и полноценно выспаться. От такого пыточного утра никто не выигрывает, ни учителя, ни ученики. Понятно, что в Советском Союзе подъем в 6 утра было необходим, поскольку родители спешили на завод, а детей надо было сдать в школу пораньше. Сейчас, когда многие взрослые начинают свой рабочий день в 10 утра, непонятно, зачем выпихивать детей в темноту и холод в 7.30. Думаю, сдвиг на пару часов школьного дня убрал бы из утра многих школьников лишние никому не нужные неврозы. А там, где уходят неврозы, высвобождается масса жизненной энергии, так необходимой для качественной учебы.

Взрослому проще учить язык ещё и потому, что никто не поставит ему единицу, не отчитает за невыполненное домашнее задание и не пожалуется маме. Взрослому не надо одновременно изучать и сдавать ещё массу сложных предметов вроде физики и математики.
Да, взрослый работает, но обычно до Эстонии доезжают не все подряд , а состоявшиеся в профессии люди, которым не надо осваивать ее с азов.

И самое главное, в отличие от подростка взрослый психологически устойчив. Это огромное преимущество. Подросток в силу особенностей возраста с трудом находит язык со сверстниками, особенно если он ещё не очень хорошо знает язык. У взрослого достаточно внутренних ресурсов и уверенности в себе, в отличие от подростка , что бы пережить неудачу в выстраивании коммуникации.

К примеру, моя первая учительница эстонского ещё ребёнком была свидетельницей репрессий и получила психологическую травму на всю оставшуюся жизнь. Для неё красные комиссары, проводившие аресты ни в чем не повинных людей, не отделялись от всех остальных русских. Однажды в начале урока она спросила у меня: ”а почему русские такие противные?” Этот вопрос не обидел меня, поскольку я — человек сложившийся и взрослый, скорее посочувствовала тому, какая глубокая травма у моей учительницы эстонского, ну и немного удивилась, зачем с такими психологическими проблемами становиться учительницей и брать русских учеников. Если бы такой вопрос был задан моей 13-летней дочери, она бы отреагировала на него крайне болезненно.

И, конечно, у меня как у взрослого было огромное преимущество: я легко поменяла учителя эстонского языка и нашла учителя без психологических проблем. Может ли себе такую роскошь позволить школьник? Конечно же, — нет. Ему придётся и дальше учить язык у того учителя, которого ему поставили .

На мой взгляд учитель — крайне сложная профессия, требующая огромной психологической устойчивости. Первое, что бы я сделала в школе — организовала специальные курсы по психологии для школьных учителей и для преподавателей языковых курсов, чтобы, во-первых, повысить их личную психологическую устойчивость, проработать их травмы, чтобы они не мешали преподавательской работе; во-вторых, дать в руки эффективные инструменты работы с людьми разных психотипов и, конечно же, с детьми в пубертате.

Следует отметить, что психологическая устойчивость — это вообще залог жизненного успеха, в том числе успешной интеграции. Психологически устойчивому зрелому взрослому легче выстраивать дружеские и рабочие коммуникации, чем подростку. У взрослого лучше с силой воли, ему проще наладить систематические занятия языком .Вот почему психологически здоровому взрослому интегрироваться легче, чем подростку.

После моего письма президенту Эстонии многие советовали мне просто отдать детей в эстонскую школу. Я внимательно прислушалась к этому совету и поговорила с русскоязычными родителями, которые так и поступили .

Главная проблема такого решения — отсутствие интеграции ребёнка в школе. Львиная доля процесса интеграции ложится на плечи семьи . Выполнение домашних заданий, объяснение непонятных тем на неродном языке — все это задача героических родителей.

В самых благополучных случаях русскоговорящего ребёнка эстонская школа не оценивает в течение нескольких месяцев, даёт один дополнительный бесплатный урок эстонского в неделю и сажает рядом с билингвальными детьми. Кто считает, что это и есть интеграция, тот ошибается. Это отличается от интеграции как ”завтрак туриста” от фуагра.

Хотите понять, через что проходят семьи, отдавшие ребёнка в эстонскую школу, посмотрите фильм ”14 падежей” Марианны Кат. Это прекрасный документальный фильм, где собраны истории реальных людей. Один из героев — школьник из русскоязычной семьи, перешедший в эстонскую школу. Там честно показан вечер в такой семье, где мама после работы и сын , уставший после школы, вместе продираются через дебри математики и истории на непонятном для обоих языке. Оба устали, вымотаны, но держатся. Спросить им не у кого, они как два героя на необитаемом острове, работают долго, лягут поздно, встанут рано, потому что, как пел Высоцкий, ”завтра снова под танки”, снова получать новые порции заданий и штурмовать химию и физику, которые и по-русски-то мало понятны. Мама делится своими педагогическими лайвхаками, рассказывает, что в русскоязычной школе все было легко и весело, парень балагурил и смеялся, а в эстонской школе возмужал и повзрослел — тут не до смеха . Лично я понимаю, что такой героизм — это для очень сильных людей, и я искренне восхищаюсь такими, но для меня и моих детей — этот путь слишком тяжёл. У меня нет возможности второй раз заканчивать школу с ребёнком на эстонском языке. Я не считаю, что такие сложности нас сплотят. Они просто превратят меня в истеричную мегеру, а моего ребёнка в неврастеника. Это путь для людей с суперустойчивой психикой, но далеко не для всех. Так же, как скалолазание без страховки — спорт для избранных.

Есть и ещё одна серьёзная проблема.

Родители, отдавшие русскоязычных детей в эстонские школы, признавались мне, что не все дети в классе были готовы принять их русскоязычного ребёнка . Некоторые дети были из семей с психологической травмой, как и моя первая учительница эстонского, и никто не помогал им с этой травмой справиться. У таких детей есть страх перед русскоговорящими, нежелание общаться. Конечно, это далеко не все. Но по рассказам родителей, в школах нет методик работы с конфликтами, бывали случаи, когда учителя даже не реагировали на взаимные оскорбления подростков. Надо понимать, что это не проблема детей. За дружескую, бесконфликтную атмосферу в классе отвечают не дети, а педагоги. Именно у учителей должна быть соответствующая квалификация и знания психологии, чтобы создать такую атмосферу в классе, при которой конфликты будут гаситься превентивно, в зародыше, а в случае возникновения разбираться, но не с целью наказать, а с целью помочь детям разобраться в себе, в своих травмах и стереотипах, научить детей правильно решать конфликтные ситуации, учить их сопереживать и сочувствовать друг другу. Это крайне сложное умение, и учителя, способные создавать дружескую атмосферу в классе и интегрировать новых детей с неродным эстонским, пока что редкость.

Многие родители со своим травматичным школьным опытом по простоте душевной принимают за интеграцию отсутствие физического насилия в классе. Нет, интеграция — это не когда вашего ребёнка не бьют (это, кстати говоря, совершенно адская и неприемлемая ситуация), интеграция — это про другое. Приведу конкретный пример .

Моя подруга переехала во Францию с тремя подросткам. Первый год в школе дети просто учились говорить на французском языке и иногда их приводили в их будущий класс на самые простые уроки, например, физкультуру, где преподаватель уделял им повышенное внимание, чтобы понять, понимает ли ребёнок, что от него требуется, понимает ли речь своих одноклассников. Так постепенно в течение года подросток привыкал к языку и к новому коллективу, а коллектив привыкал к нему. В школе была очень жёсткая политика, которая пересекала любую дискриминацию. Конфликты на межнациональной почве жёстко пресекались, основной посыл в школе — мы все равны. Неважно, какой у нас язык, цвет кожи, разрез глаз, нам всем жить и работать в одной стране. Такой подход дал потрясающий результат: за три года дети в совершенстве выучили язык и обзавелись французскими друзьями.

Понятно , что интеграция — это вопрос государственный. На это надо выделять средства, проводить работу с учителями, давать им соответствующие знания, чтобы они в свою очередь научились интегрировать детей. Без политической воли вопрос интеграции решён не будет, а без государственной поддержки мы не можем требовать от школ настоящей интеграции .

Ребёнку, безусловно, проще, если он пошёл в эстонский детский сад, а затем в эстонскую школу. Тогда, конечно, он интегрируется органично. Но русскоязычные родители сильно переживают о том, в какую школу отдавать ребёнка. Казалось бы ответ очевиден — в эстонскую. Но, к сожалению, все не так просто. Как показывает практика, в эстонских школах с преподаванием русского языка и литературы ровно такие же проблемы, как с преподаванием эстонского в русских школах. Многие русскоязычные дети после эстонских школ не умеют грамотно писать по-русски, им тяжело читать и они оказываются отрезаны от того, что называется великой русской культурой. Сразу оговорюсь, что из-за специфического поведения российских властей понятие русской культуры у многих вызывает аллергию. К сожалению, российские власти стремятся приватизировать это понятие и поставить его на службу своим политическим интересам. Так же в своё время фашисты приватизировали Ницше. Это явление сиюминутное, фашисты ушли, а Ницше остался. Кремлевские манипуляторы тоже мастера приватизации, но умные люди умеют отличить великое от сиюминутного . Русская культура — явление планетарного масштаба и, конечно, русскоязычным семьям хочется, чтобы их ребёнок получил возможность черпать из этого источника.

В Эстонии же пока что получается чёткая развилка — или эстонская школа или русская. А собственно почему такой маленький выбор? Почему бы не сделать школу из которой будет выходить многокультурный человек, который сможет читать и Толстого, и Таммсааре, и Шекспира в оригинале и легко выстраивать отношения с людьми любых национальностей, человек, свободный от национального невроза?