Российские политбеженцы презентовали в Литве доклад о политзаключенных и дали странам Балтии рекомендации
Отсидел в российской тюрьме по сфабрикованному обвинению, возглавляет в Литве эмигрантское "Русское Европейское Движение", руководит правозащитным направлением Форума свободной России.
А вот человек с густой окладистой бородой, будто из 17 века — персонаж в Литве новый. Зато его хорошо знают в соседней Латвии: Дмитрий Саввин, публицист и политик, тоже из правых, тоже политэмигрант. И тоже возглавляет эмигрантскую организацию, в Латвии: "Ассоциацию развития русского гражданского общества и поддержки российских эмигрантов (АРЭМ)".
Сегодня Литва объединила активистов из обеих российских столиц: Константинов из Москвы, Саввин из Питера. А ведет дискуссию член Сейма Литвы Эгидиюс Варейкис. Настенные часы с европейскими звездочками вместо цифр — как манифест: русские и литовские правые — за евроценности.
В парламенте сегодня звучит то, о чем в России публично не скажешь: кого считать политзаключенным? По словам Даниила Константинова, число российских политзеков до конца неизвестно: по версии "Мемориала", их около 50-ти, а у "Союза солидарности с политзаключенными" — втрое больше. Есть и международная Amnesty International, для которой нет понятия политзека, зато есть "узник совести". Эти рамки еще более узкие, и множество явно политизированных случаев в них, по мнению Константинова, не попадает.
На эту тему Саввин и Константинов написали целый доклад — фактически научную работу, а на литовский его перевел Андрюс Алманис, член Движения либералов Литвы. Ведь в чем проблема? Допустим, при разгоне митинга его участник кинул в полицию апельсин. Формально, это уже насилие, а значит, в политзеки такой человек не попадает. Но за этот апельсин его пытают, а потом дают несколько лет тюрьмы. Явно же политика. Потому авторы предлагают определять политзаключенного по таким признакам:
1) преследование за убеждения,
2) преследование за пропаганду идей,
3) преследование за общественно-политическую деятельность и
4) чрезмерное наказание и/или применение пыток.
В четвертом случае насилие со стороны заключенного могло иметь место, но это, — объясняют авторы, — соответствует европейским законам.
"Согласно резолюции ПАСЕ номер 1900, даже если человек совершил правонарушение, его не могут пытать или вообще дискриминировать. То есть Европейская концепция по правам человека не может нарушаться даже в отношении совершивших правонарушение", — поясняет Дмитрий Саввин в ходе дискуссии.
Интересно было послушать и про российскую юридическую систему. Как считают авторы доклада, она полна европейской ретуши, но все равно это продолжение советской репрессивной машины. Начиналось еще в 1920-м, когда в Уголовный кодекс РСФСР включили статью № 58, наказание "за контрреволюционную деятельность". В 1960-м, уже после смерти Сталина, в УК появилась статья № 70, "антисоветская агитация и пропаганда". Эти статьи каждый следователь применял, как хотел, и при желании можно было посадить любого.
В современной России происходит то же самое, — считают Константинов и Саввин. В последние годы принята статья 148.1 про "чувства верующих", статья 280 за "экстремизм", статья 282 за "возбуждение ненависти или вражды". Причем в 282-ой статье есть понятие социальной группы, и тут вновь открывается простор для следовательской фантазии: к примеру, судят за возбуждение вражды против группы "атомщики", не говоря о всевозможных чиновниках.
Дмитрий Саввин особо подчеркнул, что недавно принята и статья № 354, включающая "распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны". По его мнению, отныне в России запрещено сомневаться в том, что советское руководство действовало правильно.
"Советскость" нынешней российской системы проявляется и в том, что созданы органы для политических репрессий, — говорят авторы доклада. При СССР это было Пятое управление КГБ, а сегодня работает Служба по защите Конституционного строя ФСБ России. Сюда же относится пресловутый центр "Э" российского МВД, который возбуждает дела даже за перепосты в соцсетях. Причем общее число заключенных в России сокращается, а число политзаключенных при этом растет.
Что касается стран Балтии и вообще Евросоюза, авторы доклада дают рекомендации для рассмотрения просьб о политубежище. Ведь российские реалии европейцу понятны далеко не всегда. Потому, — считают Саввин и Константинов, — еврочиновникам следовало бы
1) обращать внимание на наличие у человека "политических" статей,
2) учитывать российскую судебную практику, при которой обвинение фактически означает и осуждение,
3) наладить взаимодействие с эмигрантскими организациями, которые могут оказывать консультационную помощь,
4) придерживаться политической беспристрастности, не деля беженцев на левых и правых,
5) создать постоянную структуру по контакту власти с политбеженцами.
Важно, что "Русское Европейское Движение" и "Ассоциация развития русского гражданского общества и поддержки российских эмигрантов" намерены действовать согласованно: проводить акции одновременно в Литве и Латвии, устраивать совместные дискуссии или, как сегодня, писать доклады на невыгодные Кремлю темы.
