Барби Пильвре: русская кровь в венах Эстонии

Эстонцы сходят с ума по "Patune Pool", группе из Кейла, репертуар которой преимущественно состоит из русского диско на эстонском языке. С похмельем мы боремся солянкой, грибами, сметаной и кисломолочными продуктами… Однако мы считаем себя далекими от русского культурного наследия и именуем здешних русских неэстонцами.

В культурном плане эстонцы унаследовали гораздо больше от русских, чем принято считать. Местные русские похожи на эстонцев, однако мы с удовольствием продолжаем внедрять разделение по национальному признаку. ”Неэстонцами” называют даже полностью интегрированных русскоязычных людей, прекрасно владеющих эстонским языком.

Дискуссии о том, кто является ”настоящим эстонцем”, исключают подлинную интеграцию в эстонское общество людей иностранного происхождения. Подчеркивание национальных отличительных признаков являлось краеугольным камнем в построении независимого эстонского государства с 1980х годов, однако, на сегодняшний день, эта тенденция стала деструктивной по отношению к реальной интеграции. В преддверии выборов, дабы завоевать расположение определенного электората (особенно менее образованных мужчин средних лет), партии снова активно подливают масла в огонь и разжигают межнациональные распри.

Перевод на эстоноязычное обучение всей нашей системы образования недавно обсуждался как вопрос государственной важности в Рийгикогу. Также речь шла и ”традиционном пространстве” (komberuum), которое отличается у эстонцев и русских, и которое всем необходимо принять, чтобы жить в Эстонии. А такой жесткий лингвист, как Март Раннут, говорил в Рийгикогу даже о языковой программе, итогом которой должно стать однотипное чувство юмора среди эстонцев и русских.

Неужели в Эстонии нет места для культурного многообразия, где между национальными группами больше сходств, чем различий? По словам Раннута, целью для поддержания устойчивого государства должно стать создание единого социального и культурного пространства. Даже Партия реформ, которая считается флагманом либеральности, в национальных вопросах на удивление так же тверда, как и ярые консерваторы, и либеральные разговоры о эстоноязычных детских садах и школах являются ничем иным, как строгим ассимиляционным проектом. О политической атаке на тему ”детей мигрантов” даже и упоминать нечего.

Не является ли эта ситуация тем самым признаком национальной неполноценности, о которой говорил Март Раннут в Рийгикогу и которую он сам видел в том, что политические силы не считают единую эстоноязычную систему образования реальным проектом?

В чем же еще прослеживается русский след в эстонской культуре? Вся моднейшая городская культура Таллинна, родившаяся при перестройке советского промышленного наследия — результат умелой эстетизации и использования советских элементов. Именно благодаря местным русским торговцам рынки Балтийского вокзала и Ласнамяэ вызывают интерес. Туристы хотят посетить Собор Александра Невского на Тоомпеа, покупают матрешки, открывают для себя Ласнамяэ и Копли именно потому, что русский след в эстонской культуре для них экзотичен и интересен.

В нашей кухне также много заимствований. Да, у нас есть ржаной хлеб и салака, гороховый суп… Однако, на мой взгляд, повседневно у нас на столах всё-таки обычный борщ из Пылтсамаа, а эстонские дети любят пельмени.

Много русских имен и в первых рядах эстонского спорта: фехтовальщики, футболисты, есть даже лыжники и теннисисты — такие как Новосёлов, Беляева, Ермакова, Эмбрих, Васильев, Шмигун, Иванов и Павлов. Мой ребенок недавно искренне спросил: почему все эстонские спортсмены — русские? Носители русского языка выступают на эстонских соревнованиях без каких-либо интеграционных программ и школьных реформ. Я не знаю, что чувствуют эти люди, когда в ходе политических дебатов поднимаются вопросы о ”настоящих эстонцах” и о том, из кого можно легко сделать национального предателя.

На улицах Таллинна невозможно отличить молодых русских от эстонцев. В сфере обслуживания (например, в банках и магазинах передовой техники) в русских районах Таллинна работают русские молодые люди, владеющие двумя языками. В эстонской политике, особенно в городских властях Таллинна, также можно встретить молодежь русского происхождения. Интеграция в маленьких городах Эстонии проходит сама по себе — в русских школах больше нет необходимости, а в больших городах слияние проходит благодаря спорту и поп-культуре.

Ускорит ли этот процесс принудительный переход на эстоноязычное школьное образование или наоборот увеличит недовольство потому, что кого-то хотят ассимилировать против их воли? Если говорить о государственных интересах, что полезнее для Эстонии — молодой русский человек, который получил техническое образование на родном языке, или тот же человек, который кое-как закончил эстонскую школу, овладел базовыми знаниями эстонского языка для выполнения простой работы, однако не поступил в университет потому, что из-за языкового барьера ничего не понимал на уроках физики и химии?

Чем больше мы акцентируем внимание на различиях между эстонцами и русскими, тем прочнее они закрепляются в обществе. Вновь и вновь поднимая тему национальной принадлежности, политики сами пилят сук, на котором сидят, а тщеславные либералы им помогают, подливая масла в огонь популистских заявлений. Неужели нельзя заработать политические очки с помощью других насущных тем, кроме вопроса о русской интеграции?