Сериал ”Оптимисты”: между диссидентом и приспособленцем
Когда 13-серийная картина Алексея Попогребского выходила в эфир канала ”Россия-1”, ее сравнивали с ”Оттепелью” Валерия Тодоровского: и действие происходит в ту же эпоху, и в кастинге есть пара-тройка пересечений, и Тодоровский — продюсер. Сейчас есть соблазн сравнить ”Оптимистов” с ”Летом” Кирилла Серебренникова — просто потому, что ключевые авторы сценария те же, супруги Идовы. Но, само собой, телесериал — это другая история, и очень-очень своевременная: отдушина в мире, тщательно конопатящем любые щели, чтобы никто ненароком не ощутил свежего ветерка.
Белый советский пиар
”Оптимисты” рассказывают об информационно-аналитическом отделе (ИАГ) советского МИДа в 1960 году, когда ход истории, казалось, ускорился и события стали будто сгущаться: тут и пленение пилота-разведчика Фрэнсиса Гэри Пауэрса, и полет Белки и Стрелки в космос, и надвигающийся берлинский кризис…
ИАГом до поры руководит Рута Блаумане (Северия Янушаускайте), этническая, как сказали бы сейчас, латышка, сбежавшая из Америки в СССР и вышедшая замуж за летчика Быкова (Андрей Егоров). Однако накануне 1 мая, когда был сбит самолет Пауэрса, благодаря интригам руководителя Международного отдела ЦК КПСС Варейникова (Юрий Кузнецов) ИАГ обретает нового босса — сурового вдовца Бирюкова (Владимир Вдовиченков), который усмирял антисоветские выступления в Венгрии, а в совсем недавнем прошлом ткнул лицом в Священный огонь на Марсовом поле немца — дипломата из ФРГ, который воевал в вермахте, — и теперь сослан в Москву.
Бирюков — патриот (бить бывшего фашиста в 1960 году нехорошо, но…) и человек старой формации, он готов служить Советскому Союзу и давать Западу решительный отпор. Между тем либеральная Блаумане в надежде на разрядку набрала в ИАГ юных энтузиастов: Муратов (Егор Корешков) вырос во Франции и ведет себя как заправский пижон; Голуб (Риналь Мухаметов) — китаист и еврей, что немаловажно — гонения на ”космополитов” утихли, но антисемитизм, официальный и не очень, нарастает; и Корнеев (Артем Быстров) — моряк и бабник, крайне полезный ИАГу прекрасным испанским языком, надо ведь налаживать отношения с Кубой, пока Фидель не определился, на чьей он стороне.
ИАГ занимается тем, что потом назовут пиаром: пытается формировать на Западе очень положительное впечатление о советских людях: ”Наш отдел был создан, чтобы убеждать противника, что мы такие же, как и он”. Если с черным пиаром в СССР было неплохо и при Сталине, то пиар белый — это нечто новое: сотрудники отдела с трудом доносят до окружающих, что, скажем, внешность собак-космонавтов важна не менее, чем выносливость, ведь фото этих жучек разойдутся по всему миру. Время для белого пиара, впрочем, самое подходящее: оправляющаяся после отца народов страна вроде бы становится нормальной, в ней звучит новая музыка, печатаются новые книги, ею правят новые люди…
Ну то есть — не совсем. Хотя даже глава первого отдела МИДа Николай Черных (Анатолий Белых), друг Бирюкова и любовник Блаумане, показан как новый, хороший гэбэшник. Спецслужбы ведь нужны, они есть везде, не КГБ — так ФСБ, не ФБР — так КаПо. Плохо, когда спецслужбист действует, так сказать, на стороне зла, забыв, что для чекиста ой как важна холодная голова. В сериале это проговаривается очень четко.
Тут нужно сказать, что ”Оптимисты” в определенном смысле — сказка. И не только потому, что описывает работу мидовцев нереалистично, о чем обмолвился Сергей Лавров (чтобы министр иностранных дел РФ комментировал телесериал, — редкость, чтобы он делал это в положительной тональности — диковина). Сказочность заключена в изначальной расстановке фигур на доске: Муратов играет в теннис с сыном Хрущева, Блаумане замужем за героическим летчиком с большими связями, сам Бирюков ухаживает за Галиной Волиной (Евгения Брик), диктором Центрального телевидения, и всё это сыграет свою роль по ходу, так сказать, пьесы. А пьеса хоть и написана по мотивам реальных событий, но их приукрашивает и мифологизирует; реальность была, может, такой же драматической, но все-таки другой.
Однако и за этой сказкой есть по-настоящему историческая правда. Очень важная. И даже не одна, а три.
Равнодействующая миллионов воль
Первая правда связана с нашим восприятием истории. На данном этапе, который длится уже сотни две лет и продлится, к сожалению, еще сколько-то, ”история” вертится вокруг народа и страны — и опосредуется уже школьными учебниками. Подход интересный, что но из-за него мы утрачиваем восприятие истории как переплетения решений людей, как ”равнодействующей миллионов воль”. Более того, мы теряем еще и понимание того, что абсолютно любое восприятие истории субъективно. Нам сложно уложить в голове то, что ”Титаник” тонул, когда был жив Распутин и учился в Оксфорде Толкин; да даже и то, что Лондон Джека-Потрошителя и книги ”Трое в лодке, не считая собаки” — один и тот же: веселый роман сочинялся в 1888 году, когда маньяк охотился за своими жертвами.
”Оптимисты” смешивают обособленные исторические потоки в один. Кубинская революция, тренировки Гагарина, предвыборная кампания Кеннеди, скандальная Парижская конференция 1960 года, на которой Никита Сергеевич орал на Эйзенхауэра, совместный советско-французский фильм ”Нормандия — Неман”, попытки Солженицына пробить свои тексты — всё происходило более-менее одновременно и на каком-то запредельном уровне увязывалось в одну Историю, кроме которой ничего и нет. В одной из лучших сцен сериала поэт-битник Аллен Гинзберг читает со сцены какого-то американского клуба стихи советского поэта Альберта Покровского (Максим Виторган), который тут — нечто среднее между Рождественским и Вознесенским; оба, как ни странно, были на самом деле знакомы с Гинзбергом.
Вторая правда продолжает первую: как бы дискретно мы ни воспринимали историю, события встроены в прошлое и будущее — и прошлое может оказаться проблемой. ”Оптимисты” в широком смысле — рассказ о шестидесятниках, о поколении, обнаружившем, что московские высотки вроде мидовской, нацеленные звездами в небо и светлое будущее, корнями уходят в недавнее прошедшее, в подвалы Лубянки, кошмары сталинизма, ужасы войны.
История, если вдуматься, вечная, и она о нас с вами тоже. Все мы, рождаясь, обнаруживаем себя в мире, переделать который сложно из-за прошлого, кое-как замаскировавшегося под настоящее. Наша страна — не исключение; хоть карьера коммуниста Ансипа тому порукой. Иногда мне кажется, что в Эстонии СССР все-таки победил — в том смысле, что мы на базовом уровне воспроизвели именно что позднесоветскую, послесталинскую систему с ее демагогией, чванством элиты и вечной войной с геополитическим врагом, ”агентами влияния” и ”чуждыми элементами”. ”Оптимисты” тут — как глоток свежего воздуха: это фильм о нормальных, живых, сложных людях, которые куда сложнее, чем черно-белые фантомы в наших СМИ. Все-таки все режимы, внушающие черно-белую систему координат, похожи друг на друга больше, чем им хочется думать.
”…И нас без конца сносит в прошлое”
Победить черно-белое мышление, видимо, невозможно, но не стараться сделать это — нельзя. Отсюда — простое следствие: превращение розовоочкового оптимиста в оптимиста хорошо информированного неизбежно. Будущее вырастает не из абсолютных побед — их не бывает; к финалу сериала ни один герой не может сказать, что его совесть чиста. Будущее растет из каждого отдельного, вроде бы малозначащего выбора: можно, как один персонаж, явиться к гэбэшнику и заявить, что стукачом он не будет, а можно, как другой, даже и предложить свои услуги — лишь бы не тронули.
Прошлое тяготеет над ИАГом, и чем дальше, тем чернее тучи. Первый отдел не дремлет, ”шаг влево, шаг вправо” карается, пусть и не расстрелом; французский летчик грозит устроить международный скандал, если ему не расскажут, что стало с его братом, бойцом Сопротивления, сгинувшим в лагере; разговоры с иностранцами исключены, даже если это твои родственники; возможны убийственные диалоги типа:
– У вас венгерское имя…
– Вы бывали в Венгрии?
– Да.
– В 1945-м?
– …В 1956-м.
Когда Варейников выговаривает Бирюкову: ”При Хозяине это терпеть бы не стали! При Хозяине вас бы всех…” — не нужно расшифровывать, кто такой Хозяин и как ”вас бы всех”. Прошлое — неотъемлемая часть настоящего, ничто на земле не проходит бесследно, и если этого не учитывать, ты пропал: в кафе уже играют джаз, но утеря партбилета — это всё еще начало фильма ужасов, причем далеко не самого страшного из тех, которые тебе предстоит пережить. Прошедший через шарашку Сергей Павлович Королев, став неприкасаемым генеральным конструктором, в ответ на похвалы махал рукой и говорил: ”Шлепнут без некролога…”
И вот зажатое между здоровым патриотизмом и здоровым гуманизмом новое поколение ИАГа пытается как-то противостоять встающим из поганых болот разума теням прежней, безжалостной империи. Герои — коммунисты: ”Быть коммунистом — значит быть оптимистом”. Увы, коммунизм шестидесятников имел к советской системе такое же отношение, как Нагорная проповедь — к администрации любой христианской церкви. Оттепель кончится, поражение неизбежно. Однако без любого твоего усилия будущее может стать еще хуже…
Чтобы изменить систему без революции, необходимо, как ни банально, быть ее частью. Вопрос, который ”Оптимисты” ставят в полный рост, звучит актуально в любое тысячелетье на дворе: можно ли, не став ни приспособленцем, ни диссидентом и до какого-то порога заключая сделки с совестью, все-таки выправить прошлое на будущее? Это и есть третья правда сериала.
Мы можем только надеяться на то, что однажды узнаем ответ. А пока остается делать то, что должно, — и будь что будет. Финал ”Великого Гэтсби”: ”Так мы бьемся, бросая лодки против течения, и нас без конца сносит в прошлое”.
