Вова или не Вова? Леонид Парфенов: у России не очень получается быть манящим центром "русского мира"
Почему с Запада в Россию соотечественники редко возвращаются? Может ли ассимиляция по доброй воле довести до добра? Тележурналист Леонид Парфенов ответил на вопросы портала Delfi.lv накануне рижской премьеры своего документального фильма "Русские евреи. Фильм первый. До революции".
Пятикратный лауреат российской национальной премии за высшие достижения в области телевизионных искусств ТЭФИ, российский журналист и телеведущий, автор и создатель проектов "Намедни" и "История Российской империи", а также множества телефильмов , в числе которых "Живой Пушкин", "Птица Гоголь", "Хребет России" и "Глаз Божий" приедет в Ригу 15 февраля, чтобы в рамках проекта Катерины Гордеевой "Открытая лекция" представить в кинотеатре Splendid Palace свой новый телефильм.
Леонид Парфенов расскажет об идее проекта, о том, какой ему видится роль евреев в истории Российской империи, что ждать от следующих серий и какими он видит вклады разных народов в историю своей большой страны. После лекции и показа Парфенов ответит на вопросы зрителей.
Фильм "Русские евреи. До революции" создан студией "Намедни" в партнерстве с Genesis Philanthropy Group / фондом "Генезис" и демонстрируется в Риге на русском языке с английскими субтитрами.
- Традиционный вопрос: что вас связывает с Латвией?
- В советское время я, как питерский студент, ездил в Таллинн, Ригу и Вильнюс: ночь в поезде, с утра до вечера помотаться по "как бы загранице" и снова ночь в поезде. Работал я всегда, так что лишние 15 рублей заводились часто. Но в Таллинн было ближе и там вроде "заграничнее", так что обычный маршрут туда пролегал.
В Риге и Вильнюсе я при СССР был раза два, максимум — три. В "переходное" время приезжал в январе 1991-го и в тогдашней первой программе "Намедни" у меня про рижские события был спецвыпуск, а в 1992-м я в своем цикле "Портрет на фоне" делал проект с Анатолием Горбуновым — как раз про переходные проблемы.
Сейчас тоже чаще всего из трех балтийских стран бываю в Эстонии — может, потому что родом из Вологодской области, той части русского Севера, жителей которого называют "чухонью". Как-то я был в жюри КВН в Юрмале, также приезжал в Ригу с одним из томов книжного проекта "Намедни" и, помню, подписывал книгу господину Ушакову — вот и все приезды за последние лет 15.
- Не возникало мысли перебраться в одну из балтийских стран, подобно многим вашему давнему соратнику Артемию Троицкому, который живет в Эстонии, утверждая, что в России ему "тревожно и зыбко"?
- Нет, не возникало. У меня в последнее время в среднем выходит в России в год по одному фильму и по одной книге и, хотя я много колешу по свету, все дела мои в Москве. Конечно, что-то можно делать и "в удаленном доступе" и так получается уже сейчас, но переехать — это другое.
- Трудно советовать, особенно в том, что другие люди должны решать сами. Но я всегда исхожу из того, что любой запрет может быть только судебным и его можно оспорить. А рассуждения про политику, нравственное здоровье, информационную войну — от лукавого. Покажите статью закона и подайте по ней в суд — там поговорим.
Если есть тяга к иностранным телеканалам — какой бы страны ни было — их ведь и в интернете будут смотреть. Или и его отрубать? Вопрос ведь в этой самой тяге. С чего она берется? Беспокоит, как я понимаю, не столько то, что передают, а то, что это смотрят-слушают. Значит, не в вещателе дело, а в аудитории, так? Что, мол, ее, глупенькую, одурачат-оболванят? Но это уже точно ваша внутренняя общественная дискуссия должна быть.
- Могут (должны) ли быть у журналиста "двойные сплошные"?
- Я никаких "двойных сплошных" в журналистике не признаю. Ремесло должно быть самоценно и не зависеть от превходящих обстоятельств.
- Но возможна ли полная независимость в тележурналистике? Могут ли на вас влиять те, кто оплачивает вашу деятельность?
- Конечно, есть редакционная политика, формат издания, одни не сказали — так другие скажут, но мы-то говорим про диктат власти: чтоб никто про запретное не смел показывать-писать-говорить. По счастью, я в своих проектах совершенно свободен. Книги просто технически контролировать невозможно, а те, кто дают средства на фильмы, имеют единственную привилегию — посмотреть их первыми.
- Год назад перед "Открытой лекцией" в Риге Кирилл Серебренников заявил в интервью Delfi, что вы создали "матрицу, которая нас программирует жить вчерашним днем". ("Считаю, что "виноват" мой товарищ Леонид Парфенов, который в 90-е годы придумал этот адский кошмар — невинное развлечение под названием "А не спеть ли нам старые песни о главном?!", — сказал Кирилл. — И эти песенки свернули мозг целой стране. Люди заболели ретрофилией. По-моему, именно тогда началась вся эта патологическая тяга к совку и возвращению в СССР".) Согласны ли вы с этим? Когда вы придумали "старые песни", ожидали ли, что они "перевернут мозг стране"?
- Мой товарищ Кирилл Серебренников чересчур идейно рассуждал у вас, я думаю. Просто застольные песни во всех странах старые. Сколько раз я слышал как на разных юбилеях американцы поют хором My Way — это они что, ностальгируют по временам Фрэнка Синатры, который дружил с мафиози? Здание академии наук Латвийской ССР отравляет жизнь вашего города тем, что это — сталинская архитектура?
- Последнее дело — рассказывать о фильме до его показа. Но в названии "Русские евреи" первым стоит слово "русские". У нас в истории было три нации, которые так массово и ярко приходили в русскую жизнь, карьеру, культуру. Русские немцы, русские евреи и русские грузины. Про всех трех и собираюсь сделать проекты.
Евреи — первые, да и в этом проекте фильм, показываемый в Риге 15 февраля — первый из трех, время до революции. А потом будет второй — про период советской юдофилии, его премьера состоится в Москве 21 марта, а потом третий — про период советского антисемитизма, о котором вы спрашиваете. И который был избирательным — национальность тогда не мешала рижанину Михаилу Талю быть гордостью СССР. Но, повторю — прежде всего это фильм русского про одну из сторон русской жизни.
- Национальный вопрос в Латвии стоит остро. Особенно тема смешения и самобытности. Одни ратуют за полную ассимиляцию местных русских (разве что кокошники можно оставить) — они должны стать латышами русского происхождения (иначе латышам, как нации, и латышскому, как языку, трудно выжить), другие — за интеграцию на равных… На ваш взгляд, что оптимальнее? Может ли ассимиляция не по доброй воле довести до добра?
- Как показывает опыт евреев в Российской империи, обрусевали прежде всего те, кто жаждал русской реализации себя в жизни. Ойстрах хотел быть русским и мировым скрипачом, а не играть на одесских свадьбах, как это делали несколько предыдущих поколений скрипачей в его городе. Если такая дорога притягательна — человек сам на нее ступает, порой и проклинаемый родней как "нацпредатель". Если не хочет ассимилироваться — то вопрос в силе и самоорганизованности диаспоры. И в силе связи с родиной предков.
У России не очень-то получается быть манящим центром "русского мира" на всем земном шаре. С Запада к нам соотечественники обычно не возвращаются. Значит, несмотря на все проблемы, там им как-то получше.
- В видеоролике "Превед, Медвед!" вы задаете вопрос "Нужен ли нам Вова или не Вова?" Что сегодня ответили бы на него сами?
- Вы про этот наш с Васей Обломовым и Ксюшей Собчак рэп спрашиваете с серьезностью прибалта из советского анекдота. А по-русски — если ничего поделать нельзя, то лучше просто рассмеяться.
Что до вопроса "Вова или не Вова?", то когда возникнет в России политическая конкуренция, тогда на него и будет ответ. И Навального я поддерживаю как расширение предложения на политическом рынке — а то ведь монополия иначе. Но прежде всего я своим ремеслом занят, все остальное — побочные проявления журналистского темперамента.
