На Ригу у писательницы были всего сутки. Утром базар с угрями и миногами (просила цены не поднимать). И все. Заметила, что так последние десять лет: зимой и галопом. Заметила, что все отреставрировано — красиво и по-туристически, молодцы. Но любила ту, старую и обшарпанную. Заметила, что зал "Спикери", в котором проходила встреча, "похож на икону: посредине — центральные образы, по бокам в маленьких окошках — житие Богородицы: родилась, ходила, Успение…"

Читала свой сборник "Войлочный век", про общую ностальгию 70-х — "мирный застой с доставанием вещей и "два кило в одни руки". Когда воровали, чтоб выживать: трудовой народ — еду, интеллигенция — что поинтересней. Про то, что время на Руси стоит, застыв, века остановились, цель непонятна, смысл потерян… Призналась, что давно хотела второй роман написать, и даже части есть — пока не клеится.

Отвечая на вопросы, жалила, но не больно — в профилактических целях. Сказала, что не злая — злой быть глупо. В конфликт вступила лишь раз — на тему Бога. Сказала, что у нее есть право говорить о том, что ТАМ, потому как была ТАМ лично — видела. Больше никто не спорил. Подписывали книги.

Про глобальную политику. Она немного иначе происходит, чем вы думаете. Там не одни помои. На самом деле, все они — страшные дружбаны! (Смеется.)

Про то, какой президент нужен России. Гадать на эту тему бессмысленно. В России создалась вполне себе устойчивая система, в которой много ячеек. Замена одного человека на другого не приведет к большой разнице. Президент должен быть таким, чтобы он управлялся с неуправляемыми колесами этой системы — силовиками, судами…

Про публичную ссору своего сына Артемия Лебедева с оппозиционным кандидатом в президенты России Алексеем Навальным. Да, я поддерживаю (сына), потому что считаю совершенно бессмысленным занятие "быть Навальным". Бессмысленно хотеть в президенты. Да никаким президентом он и не будет — там все не так просто. Думаю, там есть какой-то план. Его так называемая борьба с коррупцией по принципу "накинулся — разоблачил, накинулся — разоблачил…" — это очень популистический метод.

Про коррупцию. Коррупция у нас довольно чудовищная, но так всегда было и опасности не напрямую в ней лежат. Да ее и нельзя искоренить — ее можно лишь уменьшить и поставить на какие-то другие рельсы. Проводилось историческое исследование политики того Новгорода, который мы потеряли — отдельного вольного города, бывшего демократическим, пока его не завоевали. Один из правителей решил полностью искоренить коррупцию — искоренил. Все встало. Коррупция — это параллельный экономический механизм. В определенных дозах он необходим… В советское время мы выжили, благодаря коррупции: воровали, выносили, улучшали то, что было — в общем, живые люди. Потому и доползли до 90-х.

Про русский мир. Русский мир — это примерно то, что я описала в романе "Кысь". Определенный набор черт и реакций человека на что-то. Проще всего описать его в сравнении: что русскому свойственно — немцу нет. Они не зря противопоставляются друг другу. Немец аккуратный, ему претит расхлябанность, на пол прольет — подотрет, а русский — даже не заметит. С точки зрения немца, русский ленив, необязателен, ему нельзя верить на слово — он такой, неверный. А немец — он четкий, как орех. Немец отработает до положенных пяти — поднимется и уйдет. А русский будет работать, пока работается — может уйти в три, а может — ночью… Возможно, это неудобно для жизни, но это интересно, завораживает. Немцев мне было бы изучать неинтересно.

Про американцев. Они не немцы. И ближе к русским во многом. Размер страны как-то влияет на щедрость. За 10 лет не было ни разу, чтобы, если при каких-то обстоятельствах ты попадаешь в американский дом, тебя не угостили и не накормили. У немцев — совсем не так: зачем кормить, если можно не кормить.

Зато в Америке ты можешь с человеком быть много лет знаком, общаться, но он не интересуется тобой дальше какого-то уровня — не принято. Вы не сцепляетесь поверхностями. С одной стороны, это деликатность, никто не зайдет ночью на огонек и не станет лезть с личными вопросами. С другой стороны, не знаю, что надо сделать, чтобы по-настоящему подружиться. Зато русские люди обладают невероятной липучестью. На пляже русский человек всегда рядом с тобой полотенце расстелет, пусть там куча свободного места.

Про новую волну эмиграции из России. Это не новая волна, а постоянная. Одни уезжают, некоторые возвращаются. Мне жалко, что сбегают, но помилуйте, если тяжело, зачем им в России мучиться. Это недальновидно со стороны властного устройства в России — терять такое количество народа, которые сохраняли русскую культуру и науку. Давили бы по-умному, получали бы с них налоги. Но хотят делать неумно.

Про "кровавый Кремль". Ну какой этот Кремль кровавый — он скорее глупый и душит. Но тоже, смотря кто — там есть разные команды. Есть люди глупые, есть умные, есть равнодушные, есть вообще роботы, чиновник робот — это самая страшная вещь. Впрочем, самые страшные роботы сидят в Брюсселе и руководят экономикой Евросоюза. И доведут они это дело до квадратных пластмассовых помидоров. Я езжу каждый год в Грецию, у меня — диафильм перед глазами, как портится моя любимая еда… Какой-то хмырь из Бельгии диктует, какую им есть баранину и помидоры!

Про возможность жить не в России. Не могу. Пробовала. Мне наиболее симпатично, как сейчас: границы открыты, рейсы есть, лишь бы деньги были. Мне нравится и в Европе, и в Америку езжу — у меня там сын с семьей. Если Трамп не отнимет "гринкарту", как он сделал с жителями семи стран, в которых у него нет бизнеса (ха-ха-ха)… В общем, пока могу ездить, меня не тяготит ни русская культура, ни ее отсутствие. Я бы не хотела, чтобы меня заперли — ни в Америке, ни дома.

Где мне надо, там русская культура всегда есть. Она сейчас есть не только в России, а всюду, где более-менее скопился русский человек и завел русскую бодягу — ничего не прибирает, на место не ставит, все время расслаблен… Причем все эти качества присущи и тем русским, которые в России не были никогда, но русский мир — он в них, в генах.

Помню, в 91-м мой брат устраивал в России первый конгресс соотечественников. Хотели всех русских глобально объединить. Русские люди боялись приезжать из своих Венесуэл и Америк, но наши им говорили: у нас новые времена, перестройка… Приехали — в день первого заседания случился путч. Эти несчастные люди испугались на всю жизнь. Хоть все и обошлось.

Про идентичность и патриотизм. Мы свою идентичность выстраиваем не на пустом месте — она обо что-то должна опираться. Ты гордишься тем, что принадлежишь некоему сообществу. Можно ли гордиться, что принадлежишь какому-нибудь племени с набеговой экономикой, вся история которого — кровавые головы на пиках? Так или иначе, ты к нему относишься, но ты можешь от него в ужасе откреститься. (Тут Татьяна Никитична привела в пример историю об инициации афганских мальчиков, которые перед женитьбой должны были принести три головы случайных прохожих с горной тропы — такая там была религия до мусульманства.) У разных народов — разная история и разное отношение к ней.

Патриотизм — это глубокое биологическое чувство, которое связано с миграционными процессами и существует на генетическом уровне. Скажем, белую ворону в стае черных ворон неизменно преследуют и заклевывают — это для них отклонение от стандарта, генетическое нарушение, которое надо искоренять. Это неприятно, это животно, но в патриотизме есть животное начало. Мы же из одной матери-природы произошли. И надо как-то управляться с этими качествами, которые мы делим с животными, а не лаять друг на друга, как собаки: ты патриот — сам патриот! Все эти бесконечные споры русских с украинцами в фейсбуке — это недостойно с обеих сторон. Задача человека — не стать животным, будучи патриотом.

Про предпочтения в литературе. У меня большие проблемы с глазами — не могу читать книги. Это для меня мучение. Могу только крупный шрифт при яркой освещенности. Притом что на расстоянии могу застрелить белку в глаз. Аудиокниги ненавижу — это, как если бы мне жевали мясо и давали глотать. Иностранцев вообще не читаю — их надо в оригинале, а мой английский, хоть и беглый, но недостаточно хорош для получения литературного удовольствия. Сейчас читаю про Чехова, потому что хочу про него написать… Из новых авторов мне нравится роман "Немцы" Александра Терехова, хоть там ни одного немца нет. Там есть такая странность, которая веет гением.

Про деда Алексея Толстого. Переиздание его произведений идет постоянно. Значит, спрос есть. Сейчас будет третий сериал по "Хождению по мукам". Что всегда будет востребовано — "Буратино". Исключительно удачная сказка — смешная, с детской подпрыгивающей интонацией и антинравоучительная, чем отличается от оригинала "Пиноккио" — унылого и нравоучительного. С литературной точки зрения, есть две замечательных вещи — "Детство Никиты" и "Ибикус", хоть его и не переиздают отдельно. И энное количество рассказов, среди которых самый сильный — "Гадюка"…

Про свои глубокие корни. Если человек говорит, что он русский, то даже, если он мордва, он все равно русский. В Америке я сдавала слюну на анализ — массу интересного про себя узнала: сколько у меня русской, еврейской и китайской крови. Теперь все знаю. Китайской — 0,03%. Но есть!

Про свою клиническую смерть. Произошло понимание. За несколько секунд открылось знание, что смерти нет — тело умирает, а дух не умирает. Он — точка без размерности. И пройдет через туннель. Но много рассказывать не буду — это личное.

Про умных и добрых. Глупые мне точно не близки, даже если они добрые. Умные редко бывают злыми постоянно. Я знаю пару таких персонажей в общественном пространстве — это следствие проблем со здоровьем и неудач в личной жизни, это неприятно. Обычно умный человек не становится злым — его ума хватает, чтобы не быть носителем злобы, потому что это глупо. Зло растворяет ум. Человек глупый и добрый может быть мил, но бывает и невыносимо мил. Все же глупость несет вред… Я человек не злой.

Про веру и церковь (РПЦ). Я человек верующий, но абсолютно вне церкви. Как организацию, я ее недолюбливаю. Она должна знать свое место, а она не знает. В России то место, которое раньше занимала партия со своими парткомами, занимает РПЦ — абсолютно идеологическая организация. Это очень заметно.

Если бы это была истинная православная церковь, то она бы прибрала не Исаакиевский собор, а прежде всего взяла бы на баланс разрушающиеся церкви вокруг Москвы — совершенно уникальные, которые стоят посреди поля, как обгрызенные сухари, и рушатся. Но нет же. А стоит красивый такой посреди Питера, на чернильницу похож, деньги собирает — давайте-ка мы его "ам!" Но это не церковь, а музей — почитайте историю. А наша церковь не будет водить экскурсии — это вам не Ватикан.

Это подбирание под себя, а не забота о душах паствы. Я вижу. Когда директор Эрмитажа Пиотровский аккуратно и дипломатично дает понять, что он против, епископ Варсонофий открывает свой рот и говорит самому ученейшему человеку России: пусть Пиотровский сидит и картинками своими занимается. Да кто такой этот Варсонофий? Он Бога видел? Он общался? Он помирал? Так я дальше прошла на этом пути. У меня есть право говорить о том, что там и как — оттуда идут добро, любовь и бессмертие, а не стяжательство здесь и сейчас.

Встреча с писательницей была организована журналом "Лилит".

Какое впечатление оставил у вас этот материал?

Позитивно
Удивительно
Информативно
Безразлично
Печально
Возмутительно
Поделиться
Комментарии