Трагедия в Воркуте — сюжет для Солженицына, но не для российского ТВ
Почему гибель шахтеров в Воркуте не стала общенациональным ЧП для России, размышляет Олег Кашин на портале DW.
Воркута — в отличие от многих других маленьких промышленных городов, этот топоним в России общеизвестен. Воркуту знают все, но это не столько география, сколько история. Воркута — один из самых узнаваемых гулаговских "брендов". Далекий север, вечная зима и экстремальная угледобыча, несущая, скорее всего, не столько хозяйственный, сколько пенитенциарный смысл. Собственно, так и должна выглядеть настоящая каторга — далеко на севере, под землей, в нечеловеческих условиях и неизвестно зачем.
Страшный сюжет не из нашего времени
Воркута — одно из многих мест действия "Архипелага Гулага", и легко можно представить себе главу книги Солженицына с вот таким сюжетом: взрыв метана на воркутинской шахте, четверо погибших и еще 26 человек пропали без вести, три дня спасательной операции, новый взрыв и совещание в угольном тресте, на котором лагерные начальники решают, что если шансов найти шахтеров живыми немного, то давайте считать их погибшими, давайте затопим шахту.
Для истории бесчеловечной системы, ни во что не ставящей человеческую жизнь, это очень подходящий сюжет, и Солженицыну бы он, конечно, пригодился. Солженицын бы вспомнил, как в аналогичной ситуации пятью годами ранее шахтеров спасали (и спасли!) в Чили, а спустя несколько лет министр Мединский, разбирая этот пример, сказал бы, что очень жаль, что свои знания о той эпохе мы черпаем из художественных книг.
Я сейчас, может быть, злоупотребляю сослагательным наклонением, но трагедия на шахте "Северная" действительно больше подходит 1946 году, чем 2016-му. Как выглядит Россия-2016, мы знаем неплохо, СМИ дают подробную картину нашей жизни, в которую укладываются и та женщина у метро с отрезанной детской головой, и торт в Михаила Касьянова, и российские самолеты над Сирией, и снесенные в Москве магазины — в общем, все, что средний россиянин видит на экране своего смартфона.
А Воркуты и погибших (или формально признанных погибшими) шахтеров на этом экране нет, они куда-то отступают — их нет на первых полосах газет, их нет в начале телевизионных новостных сводок, их нет в топе запросов в поисковиках по новостям.
Виновных нет и не будет
Не стоит искать здесь какой-то заговор молчания или вообще заговор. Перед нами тот случай, когда даже можно поверить, что из администрации президента никто в новостные агентства и на телевидение не звонил и не просил поменьше говорить о воркутинских горняках. Новости такого рода не попадают в топ просто потому, что они там никому не нужны — ни власти, ни обществу, ни посредникам между властью и обществом, то есть журналистам.
В трагедии на шахте не получится обвинить актуальных иностранных врагов ("недругов из-за бугра", как любит говорить Владимир Путин), ни внутреннюю "пятую колонну", ни экстремистов, ни террористов. Эта трагедия не годится для того, чтобы по ее итогам развязать большую пропагандистскую кампанию, принять новый закон или пакет законов, и даже возбудить уголовное дело, посадив в тюрьму какого-нибудь инженера по технике безопасности (в конце концов, это не аэропорт "Домодедово", это всего лишь воркутинская шахта).
Уже объявлено, что авария в Воркуте "носит природный характер и является горногеологическим событием", то есть в случившемся не виноват никто. А если никто не виноват, то не о чем и говорить — законы медийного горя, существующие сейчас в России, таковы, что просто жалеть погибших уже не получается, обязательно надо сжимать кулаки и кого-нибудь проклинать, без этого и горе не горе, а так — скучная новость, достойная только полуминутного сюжета в конце программы "Время".
Россия. Гулаг. Год 2016-й
Однако формулировка "горногеологическое событие" отвечает только на один вопрос: почему взорвался метан? Но это — далеко не самый важный вопрос из всех, касающихся воркутинской трагедии. То, что в 2016 году в России продолжается эксплуатация гулаговской инфраструктуры, созданной на крайнем Севере для каторжного труда, а не для рыночной экономики — это совсем не горногеологическое, а вполне социальное и даже политическое явление.
В двадцать первом веке в России в тех краях, где вообще, по-хорошему, никто не должен жить, каждый день под промерзшую землю спускаются за углем граждане России, той самой великой страны, которую показывают по телевизору. И это настолько невыносимое знание, что любой здоровый человек, наверное, действительно захочет его избежать и не станет следить за новостями из Воркуты — уж лучше Сирия, уж лучше Украина.
