ФОТО: Жители блокадного Ленинграда из Кохтла-Ярве отметили годовщину полного снятия блокады
На стенде — фотографии, рассказывающие о жизни Содружества. На одной из них — бывшие блокадники из Кохтла-Ярве запечатлены на Пискаревском кладбище Санкт-Петербурга. Перед входом на этот мемориал установлена памятная мраморная доска с надписью: ”С 8 сентября 1941 года по 22 января 1944 года на город было сброшено 107158 авиабомб, выпущено 148478 снарядов, убито 16744 человек, ранено 33782, умерло от голода 641803 человек”.
Им повезло остаться в живых. И сегодня за столом, уставленным тортиком, апельсинами, мандаринами, как бесценный редкостный деликатес, они передают из рук в руки 125-граммовый кусочек черного хлеба.
”Этот хлеб по размеру больше, пышнее. Блокадный хлеб был по весу таким же, но поменьше, сухой и твердый. И все равно он был слаще любых конфет. Этот хлеб был эквивалентом слову ”жизнь””, — говорит Энна Александровна Лук, жившая в блокадном Ленинграде 11-летней девочкой. 10 лет было Ираиде Васильевне Трошиной. После войны она стала врачом-педиатром. Через ее руки прошла не одна сотня ребятишек, когда она работала в городской поликлинике Кохтла-Ярве.
Столько же в блокадном Питере было Оксане Александровне Авдеевой. Много лет она затем проработала врачом в центре крови Кохтла-Ярвеской больницы.
”Кусочек хлеба весом 125 граммов всегда был желанным. Все мы были голодные, и хоть тот хлеб, в отличие от нынешнего, состоял бог знает из чего, но все-таки все ему были несказанно рады. Это было спасение. Некоторые вырывали его из рук и тут же в магазине съедали”, — говорит доктор Авдеева.
На Нюрнбергском процессе материалы по Ленинградской блокаде занимали обширное место, трибунал по расследованию деяний нацистских преступников неоднократно подвергал разбирательству обстоятельства, связанные с использованием властями нацистской Германии голода, как одного из средств своей политики. А что такое — голод? Кто из наших современников может себе это представить?
”Голод — это ужасно, всегда хотелось кушать. В Ленинграде были съедены все крысы, собаки, кошки. Люди ели ремни, оставшиеся кожаные подошвы варили, варили клей столярный. Я отработала больше пятидесяти лет и живу здесь уже долго, мне идет девятый десяток, но я без запасов жить не могу. Надо мной смеются дети, внуки: мол, все же в магазинах есть, но психологически я настроена так, чтобы у меня дома все было. Вот что такое — помнить голод. Потому что я помню, как бабушка случайно нашла в шкафчике чечевицу, как-то оставшуюся с мирных времен, и как мы ее сварили и съели эту кашу. И помня такое, я жить не могу без запасов”, — говорит Оксана Александровна Авдеева.
Однако, что думает человек, переживший ужасы блокады о нынешних временах? Может ли такое повторится?
”Трудно сказать, может или не может. Я — не политик. Я была врачом и осталась врачом. Но в мире такое творится, что бог его знает, что еще может произойти.”
Блокадники поднимаются из-за стола и минуту молчат. И, кажется, в этот момент они слышат ленинградский метроном, который не замолкал ни на минуту, чтобы люди знали: радио работает и они услышат сигнал воздушной тревоги.
Блокадники рассматривают фотокопию другого документа, который был представлен на Нюрнбергском процессе: девять страниц дневника маленькой девочки Тани Савичевой. Старые люди поднимают тост за тех, кто остался лежать на Пискаревском кладбище в городе, который выстоял и победил.
Руководитель Ветеранской организации Кохтла-Ярве Валерий Тумко поздравил своих блокадников со знаменательной скорбной, и в то же время, радостной датой.
”Эти люди все помнят так, как будто это было вчера. Но время берет свое: когда-то мы собирали блокадников 100 с лишним человек, потом 100, потом 70, затем — 50. Даже по сравнению с прошлым годом у нас есть потери: сейчас у нас числится 29 жителей блокадного Ленинграда. Эти люди очень сильные духом. Они ни на что не жалуются, несмотря на то, что мы и сейчас не очень хорошо живем. Но они не жалуются, не клянут судьбу. Они могут служить примером стойкости для многих молодых людей. Наши блокадники несколько раз были в Питере: на Пискаревском кладбище, на Невском пятачке, у начала Дороги жизни, где установлен мемориал. Они — далеко не слабые люди. Но у начала Дороги жизни у многих появлялись слезы. Плакали они и в музее блокадного Ленинграда, где показано то, что им довелось пережить”.
