Насколько могуч великий? Максим Кронгауз о том, опасен ли русский язык для Латвии

Язык — настолько важная вещь, что говорить о нем совсем без эмоций невозможно. Тем не менее, заведующий кафедрой русского языка Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета Максим Кронгауз максимально рационально рассуждает о том, насколько опасно было бы придавать официальный статус русскому языку в Латвии.

Сегодня профессор Кронгауз с интересом наблюдает за тем, как русский язык живет на территориях, для которых еще недавно был главным языком межнационального общения, а сегодня вынужден смириться со второстепенной ролью. "К примеру, если в Латвии русский язык раньше был субъектом влияния, а латышский — объектом, то теперь мы встречаем заимствования в обе стороны. Скажем, в местные русские используют глагол "максать", а латыши — популярное не только в Латвии русское слово "давай!" — в качестве побуждения к действию или прощания. Также местные русские нередко берут на вооружение построение фраз, свойственное латышскому языку".

Максим Крогауз считает "чрезвычайно интересным явлением" взаимодействие двух языков, живущих бок о бок: "Это однозначно не порча русского языка, а взаимодействие и обогащение. Причем, традиционно, такое обогащение на уровне разговорной речи происходит гораздо продуктивнее, нежели на уровне высокой литературы. И этого не надо бояться — это не плохо, а интересно".

Он с интересом наблюдает, как русский язык живет на территориях, для которых еще недавно был главным языком межнационального общения. "Влияние этих языков друг на друга происходит в обе стороны. Скажем в латвийском русском, я услышал глагол "максать", а в разговоре эстонских девушек несколько раз уловил слово "такая". И это нормальный процесс взаимного обогащения", — уверен Максим Кронгауз.

Портал Delfi попросил авторитетного русиста без эмоций и исключительно на профессиональном уровне оценить болезненный для Латвии вопрос, который в 2012 году обсуждался на языковом референдуме: что случилось бы, если бы русский язык получил официальный статус.

В Латвии многие считают, что русский язык — настолько витален за счет стоящей за ним метрополии, что его надо все время сдерживать, чтобы он не убил такой небольшой язык, как латышский… Только дай "великому и могучему" официальный статус — все неминуемо скатятся в русский. На ваш взгляд, действительно есть такая угроза?

Безусловно, есть. Уж не знаю, как это лучше назвать — витальностью или мощью. Понятно, что количество говорящих на русском языке — значительно больше.

Разумеется, тут присутствует и политический аспект, хоть я всегда призываю не рассматривать языковые вопросы в политическом русле. Есть также экономический фактор — выгоды-невыгоды знания латышского языка и выгоды-невыгоды знания русского. Что выгоднее в современном мире? У какого из этих языков больше шансов найти применение? Тут большие языки имеют определенное преимущество. В этом смысле можно говорить, что язык А — сильнее языка Б. Ясно, что самый сильный язык на сегодня — английский. Есть следующие по силе, а есть те, что очевидно послабей…

Конечно, внутри страны должна существовать поддержка языка титульной нации. Но никто не отменял и понятия демократии. Есть ведь граждане страны, для которых родным является другой язык, в данном случае мы говорим о русском языке.

Мы знаем, что, к примеру, в Финляндии государственным назван также шведский, на котором говорит относительно небольшой процент населения. На такой шаг пошли для удобства этих людей, чтобы облегчить жизнь своим гражданам.

Шведский и финский, наверное, равной степени витальности?

Как раз шведский более укоренен в Европе. Финский менее похож на остальные. Есть еще пример, Швейцария. Там четыре госязыка. При том, что ретороманский значительно менее популярен, чем немецкий (0,5% против 63,7%). И тем не менее, государство пошло на шаг, который облегчит жизнь гражданам, живущим в одном-двух кантонах.

Вообще говоря, это нормально, если приличный процент граждан говорит на том или ином языке, он может претендовать на какой-то статус — государственного или официального языка.

Государство должно определиться, если оно поддерживает титульный язык — как долго оно намерено это делать: вечно или на определенный период, на время становления и укрепления государственности. Если выбирается второе, то надо четко сказать: мы поддерживаем латышский язык 30 или 50 лет. А дальше посмотрим, как все будет. Если он укрепит свои позиции — можно объявить государственными еще какие-то языки, на которых говорит большой процент населения.

Либо мы честно провозглашаем, что поддержка будет осуществляться вечно и в нашей стране ни один другой язык никогда не будет признан государственным. Я не могу советовать ни одному правительству и народу, как себя вести, но лично мне кажется, что это не очень правильное мышление. Ведь во втором варианте надо понимать, что если мы говорим "вечно", то мы объявляем навечно неудобства СВОИМ гражданам — не чужим, в чужой стране, а именно своим, для которых этот другой язык родной и которые сохранили его в течение долгого времени.

Если отойти от политических страстей, конечно связанных с русским языком и Россией, то это именно вопрос удобства своих граждан. Мне кажется, что разумно — назвать конкретный период (пусть большой) поддержки защищаемому государством языку, а дальше оценивать ситуацию, как неполитическую — не вечной борьбы. И после переходного периода дать шанс на статус всем языкам, которые сохранят вес в обществе. Это более естественная ситуация. А ситуация, когда мы говорим, что ни один другой язык, кроме титульного, не имеет шансов, всегда вызывает недоумение: что же это за язык, который надо постоянно поддерживать в ущерб другим? Это вопрос не противостояния русского и латышского. Это вопрос демократии.

Поддержка бывает разной. Скажем, Латвийский центр госязыка не рекомендовал русскоязычным общаться между собой на работе по-русски… Можно давать одному языку привилегии, не трогая другой, а можно совершать некоторые сдерживающие акции в отношении нетитульного языка, компенсируя его витальность.

Давайте тогда запретим говорить по-английски! Этот язык самый витальный. Но будет ли от этого хорошо? Это сегодня международный язык — он необходим для взаимопонимания людей из разных стран. У нас в России есть депутат (Ирина Яровая — прим. Ред.), которая предложила законодательным актом сократить количество часов иностранного языка в школе, потому что это мешает развитию русского языка. Мне кажется, это не очень правильный путь. Одно дело — поддерживать титульный язык, а другое дело — сокращать более мощные языки. Хотя, какое-то равновесие, какая-то языковая политика должны быть. Но всегда остается открытым вопрос: насколько при этом страдают свои же граждане?!

Мне не хотелось бы начинать давать советы — это прямой путь к созданию конфликтной ситуации. Это вопрос договоренностей внутри страны. Я всегда выступаю за русский язык не по политическим причинам, а потому что я его изучаю и люблю. Мне он дорог больше других языков. Если в случае Латвии говорить о сокращении зоны использования русского языка, то, на мой взгляд, тут получается не очень справедливая конкуренция.

Русский язык за время своего существования сумел вытеснить или убить какие-то другие языки?

Да. И это касается не только русского языка. В истории были, пусть редкие, случаи полного перехода на другой язык. Скажем, малые языки Севера умирают давно — там все больше переходят на русский. Советская политика была в этом смысле довольно жесткой и централизованной. Детей малых народов Севера забирали у родителей, отправляли в интернаты — там они учили только русский язык, а родного уже не знали.

Вообще советская языковая политика была очень централизованной. Во главе должен был стоять один язык, и, к тому же, литературный — диалекты всячески подавлялись. Это привело к вымиранию некоторого количества языков и породило обратную реакцию. Не секрет, что отношение стран Балтии к Советскому союзу — особое. И языковые вопросы тут гораздо сильнее замешаны на политическом и эмоциональном осмыслении, нежели рациональном. Единственное, к чему я могу призвать — к большему участию "рацио".

Хотя язык — настолько важная вещь, что говорить о нем совсем без эмоций, наверное, невозможно.