Андрей Бабин: после бури
Начиная с 8:45, когда позвонил первый корреспондент, который и сообщил эту новость. Между тем, продолжительное пребывание в центре внимания вызывает у меня ощущение психологического дискомфорта. Просто натура такая.
Впрочем, никто не ноет: назвался груздем — полезай в лукошко. Это понятно.
Увы, понятно теперь и другое: не то и не так наговорил в этих многочисленных интервью, что и как надо было наговорить. Собственно, вариантов было два. Первый, казалось бы, напрашивался сам собой: мол, знал, на что шел, естественно, за статью ”Держу за тебя кулаки, Новороссия!” не ждал благодарственной посылки с вышиванкой, салом и горилкой. Поэтому в принципе не удивительно, что угодил в список. При этом врагом Украины себя не считаю, не является таковым и не один другой фигурант списка. Если бы руководители Украины хотели составить список подлинных врагов своей страны, то под первыми номерами они должны были включить в него самих себя.
Примерно так. Кто-нибудь, наверное, похвалил бы: нормально сказал! Но зачем? Зачем нагнетать и усугублять то, что и так довольно резко было написано в той статье? Поэтому предпочел другой вариант. А именно: воспользоваться неожиданно представившейся возможностью и показать, что автор той статьи — не какое-то чудовище, мечтающее разорвать на части тело бедной Украины, а самый спокойный и миролюбивый человек на свете. Простой обыватель, живущий своими обывательскими заботами, далекий от большой политики и политической журналистики.
Та статья о трагических событиях в близкой нам стране, написанная летом прошлого года, была единственной за моей подписью. Хотелось подчеркнуть и так вроде бы очевидное: пафос той статьи был направлен только против киевского режима, ведущего войну с собственным и нам не чужим народом. А не против Украины, самой по себе очень милой страны, какой она запомнилась мне с первого приезда в гости к тете Соне в Черновцы еще в раннем детстве.
Замысел, конечно, оказался наивным и избыточно тонким. Да и изложено все это было, наверное, не очень внятно (все-таки письменно изъясняться куда проще, чем устно). По крайней мере, судя по большинству комментариев (редкий случай — перечитал все, на всех порталах, учитывая неординарность события) мои потуги были интерпретированы как жалкий лепет в свое оправдание.
Участь коллеги Марианны Тарасенко немногим лучше. ”Поражает и позиция Тарасенко. Вместо того, чтобы стыдливо оправдываться, лучше бы…” — поучает ее комментатор Димитрий Кленский. Союз ”и” в тексте его комментария означает, что другого опального журналиста, то есть меня, он уже заклеймил позором.
Поражает позиция? Свои позиции мы выразили в своих статьях, уже в их заголовках. А что мы там наговорили через год с лишним по поводу включения себя в санкционный список налетевшим роем интервьюерам — наверное, уже не так важно.
Тем не менее, как признал выше, все-таки хотелось бы быть понятым правильно. Но поняли далеко не все. Для одних как был ”кремлевским пропагандистом”, так и остался. В глазах других обрел имидж нытика. Вот так всегда: хочешь, как лучше, а получается… Правда, это если судить только по комментариям, а какова репрезентативность этой небольшой совокупности по отношению ко всей читательской аудитории, неизвестно.
Вот и моя давняя знакомая Вира Конык, председатель Конгресса украинцев Эстонии, как поставила на мне крест, так, похоже, уже и навсегда. Ее тоже активно интервьюировали по поводу данного события. Она недоумевает — мол, что случилось с Андреем? Хорошие статьи писал про местных украинцев — и вдруг такая трансформация.
Нет, со мной ничего не случилось. А вот с Вирой как раз явно что-то произошло. Какой-то сдвиг в сознании. Ее соотечественников уничтожает (возвращаясь к событиям лета 2014 года) своя же армия по приказу своего же правительства, а она свой гнев обращает на того, кто написал об этом в газете.
Вира Конык признается, что ее потрясла моя статья. ”Это посягательство на территориальную целостность Украины!” — негодует она.
Что же это за государство такое, если его целостности угрожает какая-то статья в зарубежном издании? В таком случае карточный домик — и тот прочнее. Вира, скажите, честно, положа руку на сердце, неужели вам ни разу не приходила в голову мысль, что руководители вашего государства сами все сделали для того, чтобы целостность Украины была нарушена? А статья, которая вас так потрясла, всего лишь отражает эту реальность. Нет, не приходила в голову такая мысль? Вира, но это же очевидно!
Ах, да, российская агрессия… И еще — российская пропаганда.
То и другое — ужасно и чудовищно. И в то же время — так удобно, не правда ли? Надо только чаще твердить — ”агрессия и пропаганда”, ”пропаганда и агрессия”. И в результате образуется надежная защитная оболочка, за которой не видно ни разрушенных украинской армией украинских городов и сел, ни убитых и искалеченных людей. Не слышно ни разрывов снарядов, ни рыдающих над телами убитых детей матерей… Нет ничего этого, есть только российская агрессия и российская пропаганда.
Удобно, но при этом ту и другую все же полагается ругать и склонять на все лады. Вира Конык, и в этих своих интервью, конечно, не упустила такой возможности.
И при этом сама тут же, походя, занимается не пропагандой даже (в самой по себе пропаганде, добросовестно и корректно делаемой, ничего дурного нет), а хуже — подтасовкой фактов. ”В своей статье он украинцев называет карателями и фашистами”, — сообщает Вира Конык в одном из интервью.
Не называл я украинцев карателями и фашистами! И никогда себе этого не позволил бы. Во-первых, эти слова фигурировали только в цитатах из новостей местной телекомпании, во-вторых, и авторы этих сообщений карателями и фашистами называли не вообще украинцев, а конкретно тех, кто в те дни подвергал жестоким обстрелам города и села. В-третьих, как было написано в той статье, мы тут, в сонной Эстонии, не имеем морального права упрекать в недостаточно политкорректных выражениях тех, кто ежедневно подвергается обстрелам.
Мы — это те, про кого поэт так написал:
Следим из кресла за войной,
Из чашки кофе попиваем.
Он пулями непробиваем,
Иллюминатор наш цветной…
И для осколков снарядов он тоже, к счастью, непробиваем. Да, Вира?
Кстати, вы не знаете мальчика Ваню из села Кондрашовка Луганской области? Нет? А вы съездите туда. Правда, Ваню вы увидеть уже не сможете. Он убит 3 июля 2014 года. Сходите на сельское кладбище. Местные покажут его могилку. Конечно, и могилы других людей, погибших в те страшные дни под ударами украинской авиации, покажут тоже. Съездите! Вам же, в отличие от меня, не запрещен въезд в Украину.
А пока можете почитать мое письмо Ване из Кондрашовки, которое я написал в ночь на 4 июля 2014 года.
Дорогой Ваня, сейчас ночь, но не до сна. Я думаю о тебе. Этим вечером я узнал, что сегодня убили семерых жителей Кондрашовки, и тебя, малыш, тоже. Я сразу будто наяву увидел, как железные острые осколки вонзились в тебя, когда смертоносные бомбы обрушились на твое село.
Почти ничего о тебе я не знаю. Но знаю главное: жил в Кондрашовке мальчик Ваня, которого убили. Рыдающая женщина… Это твоя мама? Она сказала, что вчера тебе исполнилось пять лет. Моему внуку Егору столько же. Вы могли бы быть друзьями.
Правда, так уж сложилось, живем мы далеко от твоего села и от Луганской области. И не на Украине. Где? Да это неважно. А важно то, что мы с тобой оба русские люди, и значит, границы и расстояния не имеют никакого значения. Только вот от того, что оба мы русские, боль моя еще нестерпимее.
Извини, я не представился — меня зовут Андрей Иванович. Имя моего отца, значит, такое же, как у тебя. Мы русские.
Ты не понимаешь, за что тебя убили… Ведь ничего плохого ты не сделал тем дядям, которые бомбили твое село, и тем дядям, которые приказали им бомбить. Ваня, я хоть намного старше тебя, но тоже этого не понимаю.
Ты думаешь, смертоносные бомбы обрушили на Кондрашовку, на тебя и твоих односельчан лютые враги, прилетевшие из далеких краев? Нет, Ваня, эти люди живут совсем недалеко от твоего родного села, в твоей же стране.
Самого главного дядю, который приказал бомбить и, по сути, убить тебя, тоже зовут русским именем — Петр Алексеевич. Он самый главный сейчас на всей Украине. Возможно, кого-то из твоих друзей зовут так же, как и его, — Петей.
Так вот, этот Петр Алексеевич часто любит произносить, как заклинание, слово ”целостность”. В смысле — целостность Украины. Ты и слова-то такого не слышал, да?
Но для Петра Алексеевича и тех, кто за ним стоит, эта самая целостность важнее твоей жизни. Вот они и убили тебя.
Конечно же, все то, чего хочет Петр Алексеевич, не стоят твоей жизни. Она неизмеримо ценнее. Да что жизнь. Все то, чего добиваются эти дяди, не стоит и слезинки на твоей щеке, как сказал бы великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский, окажись он среди нас.
Нестерпимо больно, Ваня, еще и потому, что сохранить твою жизнь ведь было так легко. Достаточно было ужаснуться при первых же разрушениях, первых жертвах тем, кто их допустил: ”Господи, что же мы творим?! Это же наша земля! На ней живут наши дети!”
Почему же этого не случилось? Я нахожу только одно объяснение — людей охватило массовое безумие. Так же, я знаю, считают и другие люди — люди доброй воли, их намного больше.
Ты скажешь: ”Но если вас так много, почему же вы не остановили моих убийц? Ведь я, маленький мальчик, не сделал никому ничего плохого, и я так хотел жить!”
Не знаю, Ваня, у меня нет ответа на этот вопрос. Пока есть только горькое чувство бесконечной вины перед тобой…
