”Вот если бы сюда зашла турецкая эскадра”. Крым и татары
18 мая 1944 года началась депортация крымскотатарского народа. Без малого 200 тысяч человек — более 47 тысяч семей — были отправлены в Узбекистан и сопредельные районы Казахстана и Таджикистана, небольшие группы в Марийскую АССР и Костромскую область. Крымскотатарский народ обвинили в работе на немцев — 20 тысяч носили форму Третьего Рейха, половина из них служила в вермахте. Интересно, что массовая депортация не коснулась непосредственно воющих за гитлеровцев. Большинство из них были заранее — до оставления полуострова — эвакуирована, чтобы позднее организовать Татарскую горно-егерскую бригаду СС. В состав бригады входили 11 офицеров, 191 унтер-офицер и 3316 рядовых, из них треть составляли немцы.
Абдурешит Джеппаров родился в Средней Азии, после переезда на Кубань он стал добиваться возвращения своего народа домой и возглавил правозащитную группу. Джеппаров, можно сказать, на ножах со всеми — он считает, что методы работы Меджлиса устарели, украинцев как нации нет на полуострове, раз они не смогли его отстоять, а Россия — это сплошная тюрьма народов. О том, как крымские татары возвращали себе право жить на исторической родине и чего они ожидают теперь, когда вместе с полуостровом вновь оказались в России, Абдурешит Джеппаров рассказал корреспонденту ”Спектра”.
Вернувшись из советской армии, я занялся возвращением крымских татар домой. Сначала, занавесив окна коврами, мы печатали воззвания, прокламации. Нас было десять человек, десять молодых ребят. В то время моя семья жила в Краснодарском крае. За пролив — в Крым — крымских татар не пускали, для нас он был недоступен. Это было как Москва до 101 километра для вернувшихся из ГУЛАГа. Крымским татарам разрешали селиться даже в Херсонской области, граничащей по перешейку, но на сам полуостров не пускали. После воззваний, текстов мы поняли, что нужно организовывать массовые шествия в сторону Крыма, собирались сотнями, тысячами и шли. Это был 85-й год, начало Перестройки.
Мою группу задержали на окраине Таманского полуострова. Произошла непростая стычка с милицией — в итоге было возбуждено дело на меня. Но спасли начавшиеся переговоры (советского и американского президентов Михаила Горбачева и Рональда Рейгана — прим. ”Спектра”) в Женеве. Они сыграли мне на руку. Рейган предложил всем недовольным советским гражданам высказать свои претензии — засуетились крымскотатарские общественники. В итоге мое дело было взято под особый контроль, ну а я получил серьезный мандат на еще более смелые акции.
Когда мы проникли наконец в Крым, домой, то стали скупать землю, она начала расти в цене. Тогда я подумал и предложил, как казалось тогда, совсем радикальный вариант — самозахват. Мы сговорились, долго совещались, а потом в один день по всему Крыму одновременно выступили. По всему полуострове крымские татары стали размечать ничейные, колхозные участки. Теперь там стоят дома, живут люди.
То был Советский союз, потом независимая Украина, теперь Россия. У крымских татар давно не было своего государства. И вот, что интересно: с момента того, как пришла Россия пропало 18 крымских татар — среди них мои сын и племянник. После каждого такого случая был народный сход — был он и после исчезновения моих родственников, все село вышло, с других городов приехали. Но каждый народный сход приходит к разумному решению — мы ждем. Ждем, что скажут власти. Сходы они ведь стихийные, а потом политики используют их — я отлично помню погром турок-месхетинцев в 1989 году.
Сегодня пропагандисты пугают, что будет дагестанский сценарий — возьмем, мол, автоматы, уйдем в горы. Но это не Кавказ, крымские татары так не делают. Например, мне легче пообщаться с десятком правозащитников. А силовики? Ну не будем сами себя пугать так сильно, все-так Россия — это государство, которое каким бы жестоким или беспредельным не было, но ходит по международными договорам.
В связи с приходом россиян мне вспоминается, что когда Советская Россия вошла в Туркменистан, то назвала местных патриотов ”басмачами”, то есть ”захватчиками”. Когда зашла в Афганистан, то людей, защищавших родину, назвала ”душманами” — ”врагами”. Это все пропагандистские выверты, поиск названий, чтобы ущемить. Сейчас пытаются найти в Крыму салафитов. Где хоть одна жертва этих радикальных мусульман? Недавно встречались с православными священниками Белогорского района, где я живу, спрашиваю: ”У вас книги изымают? А у нас постоянно — даже в единичном экземпляре в домашних библиотеках”.
Сейчас мы организовали Контактную группу по правам человека — это шесть человек, юристы и родственники пропавших. По итогам встречаемся с главой Крыма Сергеем Аксеновым. Меджлис же известный ни при делах — молчит. Мое мнение, что его время ушло — в кризисное время он не смог работать. В рамках этой правозащитной группы мы ездим по районам республики и документируем в каждом все, что с момента присоединения произошло — обыск, преследование, проверки. Недавний случай, когда к одному человеку вломились и обвинили, что он ранил ”беркутовца” на Майдане. И вот во время допроса его спрашивают, как он относится к России. К России, которая вошла к нему во двор без приглашения, в маске. России, которая унизила жену. Они ведь ворвались, когда люди спали, они увидели мусульманскую женщину раздетой, а человека побили, наручники нацепили.
Я вырос в России, и знаю, что она не может быть свободной по определению. Не то, чтобы я ее не любил, но менталитет такой, извините меня. Если раньше Россия — это Лермонтов, Некрасов, Пришвин, то теперь все окончательно поменялось, сейчас Россия — это Путин, Путин и еще раз Путин. Русские в Крыму, севастопольцы — мы разные, и когда они ликуют и счастливы, что оказались при метрополии, то я их понимаю, но не разделяю — то, что родное им, не родное мне. Но в отличие от русских мы коренные здесь, и у нас есть право на землю. Вот если бы сюда зашла турецкая эскадра, то пусть не будет той пенсии, пусть многого не будет хватать, а дальше еще будет сложнее, но я буду готов на все лишения — оно мое родное, все мы тюрки!
Мне хотелось бы мира, безусловно безоговорочного мира. Вот если вернемся в Украину, то это нахрен надо, если будет, как прежде. Вот Украина — там непонятно что-то, тут Россия — совсем нам понятная. Хорошо, когда рядом пяток государств — можно выбирать. Но у нас такой возможности нет. Я буду не понят своими — но я не за то, чтобы вернуться обратно. Добровольно воевать бы не пошел ради такого продажного государства, где можно купить всех от мясника до генерала. Я сейчас про Украину, если вдруг непонятно. Не думаю, что оно сейчас поменялось.
Сказать, что Украина обласкала нас тогда — нельзя сказать. С 1991 года — это ведь 23 года — в регионе было открыто лишь 15 крымскотатарских школ, это даже не по одной в год. И как они открывались: сколько собирали мы подписи, а сколько было противодействия. Очень неохотно делали свою работу украинские чиновники. Отношение с их стороны было, скажем так, вражеское — сейчас так неприлично говорить, но сейчас я не пропагандирую Россию — я просто рассказываю, как мы жили при киевской власти. Скажем телевизор говорит: на Ангарском ущелье прошли учения, легенда такова — вооруженные силы Украины уничтожили исламских террористов. Мы сразу понимали, на кого они намекают.
Вот сейчас в Крыму признали официальными три языка — русский, украинский и крымскотатарский, но украинцы — это ведь надуманный бренд. Этот бренд я вижу, а людей нет — кто из них сопротивлялся приходу России в Крым? Ну хоть один? Скажите мне! Впрочем пока проект о языках остается декларацией, а в начале года в Бахсчисарайском и Белогорском районе, населенные преимущественно крымскими татарами, рекомендовали ресторанам сменить вывески — с восточных мотивов на нейтральные. Вот это то, что я считываю. И считывают все представители нашего народа, зачем так делают, они специально что ли злят нас?
