А что такое, собственно, государственный язык?

Палата представителей нацменьшинств Эстонии обратилась с открытым письмом к президенту республики, в котором указала на его ”непозволительное для главы государства выступление”. Письмо совершенно по делу, но я нашел в нем одну досадную неточность.

Авторы пишут, что ”Хотелось бы отметить, что ни в 1940 году, ни в последующие годы никто не отменял эстонский язык в Эстонии и не вводил в качестве единственного государственного русский язык. Согласно Конституции Эстонской ССР в Эстонии применялось два языка — эстонский и русский”. Данную фразу можно понять так, что в Эстонской ССР было два государственных языка.

Это, к сожалению, неправда. В Советском Союзе отношение к самому понятию ”государственный язык” было достаточно негативным и оно не применялось вообще. Так как в принципе противоречило духу пролетарского интернационализма, который был частью официальной идеологии государства. Тем более неправ Ильвес, когда говорит о том, что ”Советский Союз аннексировал Эстонию и установил русский язык как язык советского правительства”. Русский язык в качестве обязательного применялся только в армии по совершенно понятным причинам, и ни у кого это вопросов не вызывало, как не вызывает сейчас вопросов то, что единственным языком эстонской армии является эстонский. Приказы должны отдаваться и пониматься на одном языке — в бою не до мультикультурализма.

Русский язык существовал в СССР в полуофициальном статусе ”языка межнационального общения” — к сожалению, анализ показывает, что этот ”статус” лишен реального правового содержания. В телефонном разговоре мы с Рафиком Григоряном уточнили, что двух государственных языков в Эстонской ССР действительно не было, и единственной статьей, регулировавшей языковые отношения, была ст. 158, согласно которой ”Судопроизводство в Эстонской ССР ведется на эстонском языке или на языке большинства населения данной местности”.

Эстонский язык в качестве государственного был внесен в Конституцию Эстонской ССР в 1989 году, и пророчески занял свое место в главе ”Политическая система”. С русским языком подобного не случилось — балансиром для межнациональных отношений был предложен Закон о национальных правах граждан Эстонской ССР.

Однако пишу я это не для того, чтобы указать уважаемым коллегам из Палаты представителей нацменьшинств Эстонии на неточность, а для того, чтобы вновь поднять вопрос о совершенно непотребном употреблении в Эстонии термина ”государственный язык”.

Все редакции Закона о языке благополучно обходились без разъяснения термина ”государственный язык”. Нынешняя, самая ужасная, — не исключение; ст. 3 определяет не государственный язык, а статус эстонского языка. ”Государственным языком Эстонии является эстонский язык”. Все. А что такое, собственно, государственный язык?

Единого определения тут нет, и государственный язык отличается от официального языка только символической нагрузкой. Хороший пример такого различения — ст. 7 Конституции Республики Казахстан: ”1. В Республике Казахстан государственным является казахский язык. 2. В государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским официально употребляется русский язык”.

Официальный (государственный) язык — это в основном язык, используемый в законодательстве и официальном делопроизводстве, судопроизводстве, вооруженных силах. Иными словами, это язык государства и местного самоуправления, а не язык В государстве и местном самоуправлении. Подмена, которую постоянно пытаются протащить эстонцы.

Палата правильно обратила внимание на фразу Ильвеса ”есть люди, которые противятся изучению государственного языка”. Да, есть. И имеют на это полное право, так как государственный язык должен оставаться в своих пределах и не лезть на частную территорию. Но Ильвес настойчив: ”Я не могу себе представить, как кто-то может хорошо жить в стране, понимать ее людей, культуру, а также чувствовать себя частью общества, не владея при этом официально признанным государственным языком”. Значит, у президента республики проблемы с воображением.

Причем президент совсем не одинок в своих фантазиях. Туда же, например, смотрит и недавний кандидат в мэры Таллинна Валдо Рандпере: ”Как можно потерять контакт со своим ребенком, если он учится на государственном языке?”

У меня есть новость для господина Рандпере: в Эстонии на государственном языке не учится никто. Вообще никто. Заявляю это совершенно ответственно. Согласно всему законодательству об образовании, выбор идет между эстонским и ”другим” языком, а не между ”другим” и ”государственным”. Школа, хоть и является учреждением государства или местного самоуправления, не входит в сферу распространения государственного языка, как языка обучения (другое дело — язык делопроизводства в школе). В Эстонии эту границу распространения государственного языка пытаются всячески затереть, начиная с того, что самому ”государственному языку” не дают определения. Намеренно.

А письмо Палаты представителей нацменьшинств Эстонии — правильное.