Желание уехать было всегда, но резко обострилось после того, как моя сестра рассказала мне случай произошедший с ней, когда она пришла забирать своего ребенка из эстонского детского садика, расположенного в Кохтла-Ярве.

Как только моя сестра вошла в группу, она заботливо была окружена родителями эстоноязычных детей, которые стали возмущаться, мол, в группе много русскоязычных детей, и их дети начинают говорить на русском. После этого, не менее заботливо, моей сестре было предложено собрать чемодан, забрать свою дочку и уехать на родину — в Россию. Моя сестра стала возражать, сказала, что у нее эстонский паспорт и что она родилась в Эстонии и прожила всю свою жизнь в Кохтла-Ярве, ей просто некуда ехать в Россию.

Постойте, заметили заботливые родители эстонских ребятишек, по какой причине моя сестра и ее ребенок имеют эстонский паспорт, но не говорят по-эстонски? А как насчет интеграции, учить эстонский язык и вливаться в эстонское общество?

Морально избитая и, отчаявшись найти общий язык с эстонцами, моя сестра стала серьезно прислушиваться к советам уехать из Эстонии. Буквально через пару месяцев я провожал ее в аэропорту Таллинна. Это было 15 лет назад.

Мысли о том, что она делает что-то неправильно, не было ни у нее, ни у меня и даже у наших родителей. В конце того года, когда моя сестра уехала из Эстонии, собравшись на новогодние каникулы к ней, уже я желал, чтобы билет и у меня был в одном направлении.

Пробыв две недели в Европе, я понял, что делать мне в Эстонии особо нечего. После возвращения в родные пенаты я увидел, как все серо, и у меня наступила ужасная апатия. Добавила негативного отношения и моя учительница по эстонскому языку, которая, после моего возвращения в школу после каникул, заявила при всем классе, что никогда не поставит мне больше тройки, потому что я из смешанной семьи.

После таких слов желание интегрироваться и пригодиться там, где родился, как рукой сняло. В то время как мои одноклассники штудировали книги и готовились к выпускным экзаменам, я учил английский. Желания поступать в эстонские университеты и учиться на эстонском не было.

Зато можно было поступить в Тарту на отделение “дизайнер кожных изделий”, потому что никто на данное отделение поступать не хотел! Конкурс был минимальным, да и брали почти всех. Однако не хотелось ломать жизнь смолоду и поступать на профессию, которая меня не интересовала.

Мне посчастливилось, что моя сестра и родители поддерживают меня во всем. Помню, как 11 лет назад моя мама мне сказала: “Это твоя жизнь, и ты должен ее устроить так, как ты хочешь, а не так, как мы этого хотим. Мы будем тебя поддерживать во всем”.

Перед тем, как уехать из Эстонии, я смог посетить Россию, Германию, Финляндию, Англию и Францию. Я был в восторге от того, что могу уехать из Эстонии хоть и на пару дней. Было приятно осознавать, что после закрытия двери самолета откроется дверь в другой стране, и меня ждет совершенно другой мир! Я специально выбирал рейсы с пересадкой, чтобы увидеть другие страны и людей, несмотря на то, что я не покидал транзитного аэропорта. Это было настолько интересно!

Мой “последний” полет был в августе 2011, когда я сел на самолет Таллинн — Амстердам с обязательной пересадкой в Копенгагене. Мне посчастливилось жить в Голландии и учить голландский язык в течение одного года. За это время я путешествовал в разные города Европы буквально каждый выходной, благо цены на поезд или на самолет были намного ниже тех, что были в Эстонии.

После года в Голландии я поступил в международный университет на юге Франции и получил высшее образование, степень бакалавра и магистра, на английском. Также за время обучения осилил немного французского. Встретил очень много интересных людей, в том числе, двух таллиннцев, и посетил 30 разных стран.

За прошедшие 11 лет никогда не скучал по родине. Никто и никогда не упрекнул меня в том, что я плохо говорю на голландском или французском, и никто не сказал мне, что я должен собрать свой чемодан и вернуться на “родину”. По началу, если я не мог объясниться на языке страны, где находился, то переходил на английский, и все все понимали, и не воротили нос, указывая на то, что если я живу в Голландии или Франции, то обязан говорить на их языке.

В данный момент я живу уже три года в Бельгии и работаю в финансовом секторе. Бельгия по своей государственной структуре очень напоминает Эстонию, в том смысле, что в Бельгии половина населения страны — это франкоговорящие, а другая половина это — фламандцы, говорящие на голландском. Так же присутствует население, говорящее на немецком.

Все государственные учреждения работают на трех языках без каких-либо ограничений. Никто не зациклен на прошлом, не выясняет отношения, не говорит об оккупации, не спирит, какой язык должен быть государственным, а какой нет.

Если высокопоставленный политик заявит о превосходстве одной части населения над другой или поставит вопрос об оккупации, то это будет равняться политическому суициду, несмотря на то, что в стране проживает больше национальностей, чем в Эстонии.

Когда читаю эстонские новости, то вижу, что эстонское правительство зациклено на национальном вопросе только потому, что все остальное буксует. Самое правильная тактика в момент, когда ничего не получается, — это начать поднимать “больной” вопрос, чтобы отвлечь население от более важных вопросов: медицины, образования и экономики.

Вернемся на 11 лет назад. Сделал ли я правильный выбор, последовав советам “заботливых” эстонцев? Безусловно, да! Того, чего я достиг за пределами Эстонии я бы никогда не смог достичь в Эстонии. Однако пугает то, что глядя на мою выпускную фотографию 12 класса, осознаю, что 80 процентов людей на ней, уже не живут в Эстонии.

Поделиться
Комментарии