Былинка на ветру: слово в защиту Криштафовича
Между тем Криштафович как тонкая былинка на ветру гнется до земли, и голосок у него тонкий, к лаю не приспособленный. А тут всякая тварь живая норовит если не ободрать его до исподнего, то лапку задрав, пометить. Почему-то считается, что то и другое и даже третье с этой былинкой делать позволительно. Можно безнаказанно хамить и "подлецов отпускать", можно фамильярничать, можно плеваться, можно выворачивать наизнанку, и т.д.
Вот два свежих примера амикошонства. Понимаю, можно к кому-то из публичных лиц относиться без должного пиетета, но унижать себя фамильярностью и хамством значит опускаться гораздо ниже объекта критики, пусть даже и справедливой:
"Александр Чаплыгин. Твоими бы устами, Женечка, да мед пить(…) Женечка, но ведь это уже не демократия, а какой-то Гитлерюгенд".
"Сергей Коновалов. Для подтверждения своей политической позиции господин Криштафович не гнушается использовать настолько неакадемические источники, что у любого мало-мальски компетентного ученого должны зашевелиться волосы в самых неприличных местах".
Причем тут "демократия" и "Гитлерюгенд"? Что в понимании Коновалова есть "место неприличное" на человеческом теле? От цитирования комментариев к обоим критикам, пожалуй, воздержусь, чтобы гусей не дразнить по пустякам. Подавляющее большинство комментаторов соревнуются в том, как бы "поизячнее" вытереть о Криштафовича грязные ноги. Поднаторевших в "изячестве", да и новичков в упражнении набирается каждый раз изрядно.
Я давно наблюдаю за трансформацией Евгения Криштафовича из enfant terrible в нечто более существенное — в публичного политика, благо он как юный публицист начинал здесь, на Delfi. В статье "Зеркало по имени Криштафович" я писал в 2008 году:
"Криштафович — романтик, возможно, последний романтик в среде современной русскоязычной молодежи. Только настоящий романтик может писать письма к В.В. Путину, зная, что этот "роман по переписке" останется без взаимности. Может даже показаться, что скорее рано, чем поздно он не выдержит соприкосновения с грубой реальностью и вся его система даст сбой. Но нет ничего более прочного, чем этот гибкий, легко гнущийся на легком ветру юноша. Он искренне верит в "Братство кольца". Для него это солнечное кольцо партийной эмблемы — великий Атон, ласкающий партийцев своими руками-протуберанцами.(…)
Многие видят в Криштафовиче великого приспособленца, но это не совсем так. Он, наверняка, погибнет, если не осуществятся его мечты, если те, кому он посвятил свою жизнь, предадут его. Он погибнет, если перестанет греться в лучах Атона. Это слабое место Криштафовича, это его Ахиллесова пята, здесь он чрезвычайно уязвим. Он льстит себе надеждой, что будет жить вечно. Бессмертие — это привилегия молодости, резонно предполагающей, что все, кто старше, и умрут прежде. Умрут, не увидев того, что увидит только Криштафович — золотого века эстонской демократии".
Под Атоном — подателем жизни здесь понимается эстонское государство в целом, не важно, членом какой партии будет или не будет Криштафович. То наш последний романтик грозится снести эсэсовский памятник в Лихула, то держит мазу сразу за все министерство образования и науки. Многие из тех, кто глумится сегодня над Криштафовичем, действительно, умрут раньше него. Что если он окажется прав и увидит-таки "золотой век" Эстонской республики? Будет забавно, но многие из нас об этом уже никогда не узнают. "Золотой век" Эстонской республики - сегодня это не вопрос знания, но веры.
В белый свет как в копеечку пальнул недавно известный социолог профессор Таллиннского университета Райво Ветик. Пытаясь поддержать и защитить Криштафовича он сплел какую-то невероятную теорию об инакомыслящих-модераторах, которые только и способны наладить диалог между двумя монолитными общинами:
"…по моему мнению, Криштафович находится в русской общине посередине и представляет направление инакомыслящих. Мы необязательно должны соглашаться со всеми его точками зрения, но это чрезвычайно важно, что такая позиция в русскоязычном обмене мнениями представлена".
Совершенно очевидно, что Криштафович (изделие штучное!) никого, кроме себя не представляет, примером для подражания в русской общине служить не может и положение его по отношению к обеим общинам классически маргинальное: от русской общины сознательно отлепился, а вот ассимилироваться в эстонской общине, несмотря на все усилия, так и не смог. Эстонское государство, что очевидно, не заинтересовано в том, чтобы плодить совершенных интегрантов, подобных Криштафовичу, в массовом порядке. Криштафович изделие штучное, посему дорогое. Дорогое еще и потому, что само познало цену ассимиляционной техники.
В отличие от своих критиков Криштафович понимает, если в первом поколении слыть ассимилянтом еще возможно, то быть им невозможно в принципе. Ведь не даром же он обещал, что обязательно научит своих детей любить Эстонию. Научение любви означает, что тонкий налет приобретенного с таким трудом eestlus′а даже от совершенного интегранта родным детям по наследству не передается. Это, кстати, объясняет, почему он сам позиционирует себя как русского, а не как эстонца. Вот и для профессора Ветика он не ассимилянт, а всего лишь инакомыслящий русский.
Смотрите на Криштафовича и не бойтесь ассимиляции — если она не грозит ему, то уж вам и подавно! Если пример Криштафовича для вас ничего не значит, рассмотрите опыт русских в Причудье. Может быть, у них найдете чему научиться полезному, и чего действительно следует бояться.
Повторюсь, быть может, но ничего нового тут не придумаешь: ассимиляция не любит публичности, она совершается в тиши семейного ложа и наследуется по крупинкам от поколения к поколению.
