Марианна Тарасенко, Этери Кекелидзе и, как говорят, примкнувшая к ним Мария Юферева продемонстрировали нам достойную уважения гражданскую позицию, чего как будто нельзя сказать о Евгении Хапонен и Владимире Барсегяне. Теперь потенциальным конкурсантам предложено разделиться: либо остаться с первыми, либо примкнуть ко вторым. В еще более сложное положение попадут победители конкурса. Им предложено либо принять награду из рук такого жюри, либо отказаться. То и другое — поступок: первый в глазах общества, второй в глазах государства, точнее, в глазах тех, кто присвоил себе право смотреть на нас глазами государства.
Выбор потенциальных конкурсантов труден. Я помогу им принять правильное решение. Правильное не с моей точки зрения, а с точки зрения их собственных убеждений. Пусть они сами решат, с кем объединяться и от кого отрекаться.
У каждого человека есть свое предназначение. Если предназначения нет или оно не найдено — тогда тоска, тогда человека бросает из крайности в крайность, можно сказать, колбасит. Нам кажется, что колбасит молодого эстонского (русскоязычного) политика Евгения Криштафовича, но в действительности колбасит нас, его современников и строгих критиков. И вот вам апология сотканного из противоречий Криштафовича, слово в защиту и прославление — назовите это так. Апология тем более уместная, что юноша давно перерос уровень автора и комментатора на портале и является теперь общественно значимой фигурой — публичным политиком.
Криштафович — это порождение портала DELFI в том числе. В действительности он таков, каким многие из его злобных критиков хотели бы быть сами, но не могут себе это позволить по разным причинам. Один боится казаться глупым, другой — презренным совком, третий — просто подонком, четвертый — национал-предателем. Пятый боится потерять невинность. Шестой и сам не знает, чего он там боится, но береженого, как говорится, Бог бережет. Поэтому местные критики отыгрываются на том, кто не может постоять за себя, или они так думают, что не может. Критики думают, что унижают Криштафовича, а он кормится их эмоциями. Он всегда был нашим зеркалом: с добрыми — добрый, со злыми — злой, с глупыми — глупый, и так далее. Зеркало по имени Криштафович по младости лет боялось отражать только умных.
Кое-кто не без оснований предполагает, что все это просто грамотная разводка. Криштафович как плод дуриана — пахнет скверно и на вкус селедка с клубникой. Но не надо забегать вперед. Просто плод еще не созрел и потому легко может набить оскомину. Если не мешать процессу созревания, то что-то — клубника или селедка — должно победить. Обратите внимание на то, что стиль посланий Криштафовича претерпел значительные изменения. Он начинал с юношеского максимализма, невежества и эпатажа, но теперь это опытный (не скажу зрелый) публицист и полемист. Не зря суровые критики подозревают, что его последние статьи написаны под чужую диктовку. Если кто не понял — под нашу диктовку, но писал, конечно же, он сам. Это реакция на нашу критику, на оскорбления, на откровенные помои, это угол падения, равный углу отражения. Чем мы в него плюем, то к нам обратно и прилетает.
Криштафович — романтик, возможно, последний романтик в среде современной русскоязычной молодежи. Только настоящий романтик может писать письма к В.В. Путину, зная, что этот "роман по переписке" останется без взаимности. Может даже показаться, что скорее рано, чем поздно он не выдержит соприкосновения с грубой реальностью и вся его система даст сбой. Но нет ничего более прочного, чем этот гибкий, легко гнущийся на легком ветру юноша. Он искренне верит в "Братство кольца". Для него это солнечное кольцо партийной эмблемы — великий Атон, ласкающий партийцев своими руками-протуберанцами.
Может показаться, что блог Евгения Криштафовича — это новый дневник Анны Франк, дневник последнего из погибшего поколения. Летопись убийства, или самоубийства, кому как больше нравится. Для многих из нас позор оказаться за или под стеклом, но для Криштафовича это один из возможных и эффективных (эффектных) способов существования. Если девятнадцатый век прятал свои интимные дневники от посторонних, то двадцатый век сделал из дневника литературный жанр. Век двадцать первый превратил интимный дневник в публичную хронику. Блог Криштафовича это и есть дневник-хроника, доступный любому, кто проявит к нему интерес. Единственный недостаток этого дневника — чрезмерная политизированность, маскирующая интимное и сверхинтимное. Открываясь равно для обожания и для критики, он еще не успел сообразить, что ценность имеет сверхинтимное и сверхчувственное, а не политическое и сиюминутное. Если не заласкают, то сообразит.
Многие видят в Криштафовиче великого приспособленца, но это не совсем так. Он наверняка погибнет, если не осуществятся его мечты, если те, кому он посвятил свою жизнь, предадут его. Он погибнет, если перестанет греться в лучах Атона. Это слабое место Криштафовича, это его Ахиллесова пята, здесь он чрезвычайно уязвим. Он льстит себе надеждой, что будет жить вечно. Бессмертие — это привилегия молодости, резонно предполагающей, что все, кто старше, и умрут прежде. Умрут, не увидев того, что увидит только Криштафович — золотого века эстонской демократии.
Признайтесь, что все наши споры в конечном итоге только об этом: наступит золотой век или нет? Криштафович уверен, что наступит, критики — нет. Но из негатива, как говорится, не слепишь креатива, созидателен только позитив. Наша с вами критика — негатив, душевные порывы Криштафовича — позитив.
Но жизнь коротка и порой кончается она внезапно. И вообще мир вокруг нас может измениться в одночасье. Наше время приходит и уходит. Девяностые годы были временем Цукермана и Владиславлева. Саша и Миша были наглядным примером продвинутых интегрантов. Именно по ним эстонский обыватель судил о хороших и плохих русских, именно в них ценилось то, что называется лояльностью, русской одомашненностью, если хотите. Казалось, что время их никогда не пребудет, но оно прошло, и обоих — "Сахарова" и "Михайлова" — вывело за кадр, потому что наступило время Криштафовича.
Криштафович в чем-то очень похож на политика из старшего поколения Сергея Иванова. Хотя, конечно, прямые аналогии тут неуместны, но если внимательнее присмотреться к ним обоим, то Иванов сегодня выглядит как Криштафович завтра. С той только разницей, что Криштафович, впитавший опыт Иванова, будет креативнее предтечи. Можно только предположить, с каким умилением смотрит Сергей Иванов на того, кому он спрямил стези, на чьей обуви ремни развязать он как будто и недостоин. Это взгляд удовлетворенного учителя, выполнившего свой долг. Взгляд на ученика, который уже превзошел учителя во многом и скоро превзойдет во всем.
Мы часто жалуемся на отсутствие новых идей — креатива, если можно так выразиться. А ведь дело не в отсутствии новых идей, дело в отсутствии новых исполнителей. Частично это объясняется тем, что нет спонсоров. В нашей среде есть люди, которые знают "как надо", но на практике реализуются только те проекты, которые "как всегда". Тем, кто знает "как надо" денег и премий не дают. "Как всегда" — это катастрофа, это скверный позавчерашний день без будущего.
Между тем наш Криштафович — весьма успешный проект, ориентированный в будущее. С ним и сквозь него эффективно реализуется государственная идеология. Может даже показаться, что он берет реванш у одноклассников по гимназии за годы унижений, но это не совсем так. Он берет реванш за всех нас у нас всех. Берет реванш за то, что мы все вместе профукали еще на рубеже 1989-1991 годов. Криштафович — это новое поколение, новая усовершенствованная версия одновременно безжалостного и сентиментального исполнителя-янычара.
Вот с чем мы солидаризируемся, когда, подобно Владимиру Барсегяну, как будто объединяемся с конкурсом, а на деле совершаем выбор — поступаем по необходимости, а не по совести. Отсутствие личного отношения к эпатирующему публику молодому человеку как будто свидетельствует о толерантности Евгении Хапонен. На деле же такая сверхтолерантность есть свидетельство равнодушия, если не презрения ко всем и вся. То и другое легко объяснить рациональными побуждениями. Однако рациональность не покрывает мотивацию или ее отсутствие.
Выбирая сторону Тарасенко и Кекелидзе, мы отрекаемся от светлого будущего в пользу принципов, которые нами руководят. Мы, глупые, насмехались над Ниной Андреевой, которая не могла ими поступиться. Наконец, пришло время, когда нам надо решать, как поступить — по совести или по необходимости.
Если теперь вы сами не уверены в том, как именно следует поступить, чтобы не поступиться принципами, взгляните в зеркало. Оно не лжет, оно отражает реальность.
