Потому что не отчаялись: вспоминаем пять стран, в которых люди годами отстаивали свою свободу — и в конце концов победили
В августе 2020 года многие белорусы поверили в то, что могут изменить свою страну демократическим путем. Сотни тысяч граждан встали на защиту своего выбора, небезосновательно посчитав, что их голоса украли. С того времени прошло долгих четыре года. У сторонников перемен воодушевление и энтузиазм не раз сменялись разочарованием и даже отчаянием. Отсутствие изменений к лучшему порождает ряд вопросов: вдруг наше общество в принципе не может освободиться от диктатуры, как бы ни пыталось? В очередную годовщину выборов-2020 „Зеркало“ решило напомнить, что отчаяние людей и их отказ от стремления к справедливости — это лучший союзник для диктаторов и тиранов. Для этого мы расскажем о пяти случаях, когда люди доброй воли годами не отчаивались — и в конце концов добились свободы для своей страны.
В середине XX века Уругвай был известен как „латиноамериканская Швейцария“ благодаря давней, по меркам своего региона, стабильности, сформировавшимся демократическим традициям и высокому уровню экономического развития. К 1973 году в стране, по площади немного уступавшей Беларуси (181 тысяча квадратных километров), жило 2,8 миллиона человек. Примерно половина из них, 1,4 млн, населяли столицу, Монтевидео.
Главными элементами политического ландшафта Уругвая более века были партия Колорадо (красные) и Национальная партия (белые). Внутри обеих было много разнообразных фракций, что обеспечивало терпимость общества к различным мнениям. Однако политическая жизнь страны не была идиллической. С конца 1950-х годов радикальные левые политические силы Уругвая сплотились вокруг Движения за национальное освобождение — Тупамарос (Movimiento de Liberacion Nacional — Tupamaros, MLN-T). Под влиянием недавних на тот момент событий на Кубе MLN-T хотело заполучить власть над Уругваем с помощью социалистической революции.
Как власти боролись с левыми экстремистами и как это привело к диктатуре
Поначалу акции тупамарос были бескровными. Но постепенно они перешли к нападениям на полицейских и оружейные арсеналы, устраивали взрывы в местах массового скопления людей, а для пополнения своей казны регулярно грабили банки и казино. Среди громких их акций были похищения высокопоставленных чиновников и иностранных граждан, в том числе бразильского консула и посла Великобритании. Часть похищенных тупамарос освобождали после получения выкупа, некоторых — убивали.
В ответ власти Уругвая поначалу активно сажали активистов MLN-T за решетку — что, впрочем, не давало какого-то заметного результата. Условия в тюрьмах „латиноамериканской Швейцарии“, которые до 1971 года управлялись Министерством культуры (!), были не особо жесткими. Да и охранялись они спустя рукава. Так, в июле 1971 года из женской тюрьмы Кабильдо в Монтевидео сбежали 38 из 42 женщин-заключенных, большинство которых были членами MLN-T. А 6 сентября из тюрьмы особого режима Пунто Карретас сбежали уже 111 человек, в том числе 106 тупамарос и несколько уголовников.
Еще с конца 1960 года крайне правые политические силы Уругвая, а также некоторые сотрудники полиции и военные организовали первые отряды так называемой Команды охоты на тупамарос. Эта группировка занималась нападениями, запугиванием и убийствами левых активистов. В первые годы существования „эскадронов смерти“ такая деятельность велась подпольно, без ведома властей.
1971 год в Уругвае был годом всеобщих выборов. Уходящий президент Хорхе Пачеко от партии „Колорадо“ под конец своего срока попытался обуздать MLN-T и передал ответственность за борьбу с движением от полиции военным. Кроме того, тюрьмы, наконец, были переданы от Министерства культуры Министерству иностранных дел. Впрочем, сами тупамарос в то время вели себя непривычно миролюбиво, объявив о перемирии с властями за полгода до голосования. Они поддержали коалицию левых политических сил Уругвая „Широкий фронт“, которая шла на выборы в парламент. Она планировала повторить недавний успех единомышленников в Чили, где в 1970 году победу одержал левый кандидат Сальвадор Альенде.
Но повторить чилийский успех им не удалось. „Широкая коалиция“ получила лишь 18% голосов избирателей. Выборы выиграли традиционные партии красных и белых. А новым президентом стал представитель консервативной фракции партии Колорадо Хуан Мария Бордаберри. Этому политику предстояло сыграть ключевую роль в стремительном скатывании Уругвая в одну из самых кровавых диктатур Латинской Америки.
Со вступлением Бордаберри в должность президента предвыборное перемирие, объявленное MLN-T, закончилось. 12 апреля 1972 года 25 человек — в том числе 15 тупамарос — бежали из уже знакомой нам тюрьмы Пунто Карретас. А через два дня члены организации убили двух офицеров полиции и офицера военно-морских сил, которых обвинили в причастности к деятельности „эскадронов смерти“.
15 апреля 1972 года парламент Уругвая по просьбе Бордаберри объявил в стране „состояние внутригосударственной войны“. Армия получила право арестовывать подозреваемых в террористической деятельности, проводить обыски без ордера, руководить полицейскими операциями, контролировать содержание газет и радиопередач.
Результат передачи таких огромных полномочий военным не заставил себя долго ждать. В конце апреля уругвайские силовики впервые смогли освободить заложников из организованной тупамарос „народной тюрьмы“: главу государственной телефонной компании и бывшего министра животноводства и сельского хозяйства. К середине июня в столкновениях левых активистов с полицией погибло более 30 человек, более 500 членов MLN-T и им сочувствующих было арестовано. К концу 1972 года движение тупамарос разгромили.
Одолев противников с помощью военных, Бордаберри не остановился на этом и устроил в 1973 году государственный переворот, в ходе которого распустил парламент и отстранил от власти законно избранного… себя. Оставшись формально главой государства, он под давлением силовиков передал власть непредусмотренному конституцией органу — Совету национальной безопасности, подконтрольному генералам.
Это решение уже касалось не только разгромленных левых радикалов, но и всех граждан страны. Трудящиеся Уругвая объявили всеобщую забастовку. Власти поначалу заявили о готовности к переговорам. Но затем распустили профсоюзы и арестовали многих их лидеров. Части удалось бежать в Аргентину и Бразилию, а 18 человек „исчезли“, открыв счет жертвам „гражданско-военной хунты“ Уругвая.
После подавления этой попытки акции гражданского неповиновения власти распустили местные выборные органы власти, студенческие организации и часть политических партий. А рассмотрение дел о „преступлениях против безопасности государства“ передали из гражданских судов в военные.
В итоге левый экстремизм потерпел поражение, но в 1973 году к власти в Уругвае пришла крайне правая гражданско-военная диктатура. Новый президент Хуан Бордаберри в ней формально сохранил свою власть, но фактически передал ее военным, с помощью которых ранее смог разгромить левых радикалов из MLN-T.
После этой победы военные власти не ограничились арестами экстремистов-тупамарос и им сочувствующих. Под удар репрессий попали члены и сторонники коммунистической и социалистической партий, профсоюзные деятели, журналисты — и все остальные, кого можно было хоть в чем-то заподозрить. В тюрьмы попала и часть военных, в том числе 20 офицеров, которые в 1971 году поклялись защищать конституцию в случае военного переворота.
Хунта не заморачивалась соблюдением формальностей вроде предъявления ордеров на арест. Вооруженные силовики просто врывались в дома и уводили человека, надев ему на голову мешок. Обязательной процедурой после ареста были пытки. Задержанных мучили, пока они не давали нужных показаний. Были случаи, когда особенно упорных запытывали до смерти. Некоторые заключенные совершали суицид. Под арестом до суда людей могли содержать сколь угодно долго, а адвокатов к ним допускали только после того, как они во всем „сознавались“. При этом самих юристов, занимавшихся делами политзаключенных, хунта тоже преследовала. Часть из них оказалась за решеткой, часть — эмигрировала.
Заключенных было так много, что из-за нехватки тюрем их держали в военных казармах. На пике число политзаключенных в небольшом Уругвае достигло 5 тысяч человек. Из расчета на душу населения это стало печальным мировым рекордом. Всего же за неполные 12 лет диктатуры (с июня 1973 года по февраль 1985-го) через тюрьмы прошло около 60 тысяч инакомыслящих — более 2% населения страны. Рекордных значений достигла и эмиграция: за время правления хунты из Уругвая по политическим и экономическим причинам бежало примерно 10% населения, то есть около 300 тысяч человек.
Судьи назначали политзаключенным сроки в 5−30 лет, а в отдельных случаях до 45. Если осужденный осмеливался подать апелляцию, суд обычно увеличивал срок заключения. Оспорившего приговор человека могли вернуть в казармы для задержанных, где его ждали новые пытки.
Несмотря на репрессии и террор со стороны государства, военно-гражданская диктатура Уругвая так и не смогла полностью подавить сопротивление со стороны граждан. Чтобы обезопасить себя, власти в открытую взяли лидеров тупамарос в заложники и предупредили, что казнят их в случае любого выступления. Девятерых заложников, в том числе основателя движения Рауля Сендика, держали в секретной тюрьме в маленьких одиночных камерах без окон. Их плохо кормили, лишали сна, избивали и пытали. Изредка выводили на прогулку — с завязанными глазами и связанными руками. Эти девять человек оставались заложниками режима на всем протяжении диктатуры.
С 1973 по 1985 год в Уругвае хунтой или ее сторонниками с молчаливого согласия властей было убито 122 человека. Судьба еще 197 противников режима до сих пор неизвестна — их считают „десапаресидос“ („исчезнувшими“). Пытаясь подавить любой намек на сопротивление, власти активно преследовали инакомыслящих уругвайцев и за границей. За 12 лет в соседних с Уругваем странах спецслужбы похитили около 180 эмигрантов. Почти все они были убиты или „исчезли“.
И все же хунта не смогла тотально контролировать общество, даже установив печальные рекорды по числу политзаключенных и эмигрантов. Для сохранения видимой стабильности ей пришлось радикально увеличить численность силовиков: с 40 тысяч до 100 тысяч человек в период с 1970 по 1980 год.
За время правления хунты военные сменили трех гражданских президентов, последний из которых, Апарисио Мендес, решил придать диктатуре больше легитимности с помощью референдума.
В 1980 году запуганным гражданам Уругвая предложили для голосования поправки в конституцию, которые должны были узаконить сложившуюся систему. В соответствии с поправками, Уругваем должен был править президент с широкими полномочиями и Совет национальной безопасности, укомплектованный преимущественно силовиками (в разделе о предыстории уругвайской хунты мы упоминали, что этот орган власти был неконституционным). Контролируемые государством СМИ активно „подсказывали“ людям, чтобы те согласились на эти поправки, юридически еще более ограничивавшие их свободу. Судя по всему, Мендес и хунта были настолько уверены в своей победе, что допустили честный подсчет голосов. И 57,2% уругвайцев, пришедших на референдум, проголосовали против.
В 1984 году в Уругвае состоялись всеобщие выборы, к которым власти допустили не только традиционные партии красных и белых, но и легализованный левый „Широкий фронт“, небольшую католическую партию „Гражданский союз“ и три маленькие партии левого спектра. 1 марта представителя выигравшей демократические выборы Партии Колорадо Хулио Сангинетти привели к присяге как президента Уругвая. Еще до его инаугурации из тюрем стали выпускать первых политзаключенных — а после приведения Сангинетти к присяге освободили всех остальных.
Оставляя власть, военно-гражданская хунта Уругвая добилась принятия „Закона об истечении сроков“, который освобождал ее участников от ответственности за большинство преступлений против человечности, совершенных в период диктатуры. Поэтому в первые десятилетия после восстановления демократии в стране судить ее членов пытались только за границей. Например, в Италии, где удалось приговорить к пожизненному заключению министра иностранных дел Уругвая в 1972—1976 годах Хуана Бланко.
Но в 2005 году избранный президентом Уругвая лидер „Широкого фронта“ Табаре Васкес решил, что отдельные преступления, в том числе совершенные за пределами Уругвая, не подпадают под действие „Закона об истечении сроков“. А позднее этот документ, защищающий преступников периода диктатуры, и вовсе отменили. В 2006 году по обвинению в причастности к 12 убийствам арестовали экс-президента Хуана Бордаберри, который в 1973 году привел к власти хунту в качестве благодарности за расправу над своими политическими противниками. Спустя еще два года его лишили президентской пенсии, а в 2010-м приговорили к 30 годам тюрьмы за руководство государственным переворотом. Правда, отсидел он недолго, скончавшись в 2011 году.
В 2009 году к 25 годам тюрьмы приговорили последнего президента хунты, генерала Грегорио Альвареса. Его признали виновным по 35 эпизодам убийств и нарушений прав человека. Он провел в тюрьме девять последних лет жизни и умер в декабре 2016 года. В 2009—2023 годах в Уругвае регулярно судили бывших военнослужащих, полицейских и других участников „эскадронов смерти“, причастных к похищениям и пыткам людей. Как правило, они получали сроки от 12 до 30 лет тюрьмы.
После восстановления уругвайской демократии выжившие в застенках хунты члены MLN-T вышли на свободу. Получив возможность участвовать в демократических выборах, они отказались от экстремистских методов борьбы — и некоторые из них сделали блестящую политическую карьеру. Так, Хосе Мухика, участник налета тупамарос на городок Панда, получивший при аресте шесть ранений, дважды бежавший из тюрьмы и один из тех самых девяти заключенных, которых хунта 12 лет держала в заложниках, в 2010—2015 годах был президентом Уругвая. Он приобрел мировую известность как „самый скромный президент“, который отдавал на благотворительность бо́льшую часть зарплаты и жил не в роскошной резиденции, а в скромном сельском домике с колодцем вместо центрального водоснабжения.
Реставрация демократии в Уругвае и хотя бы частичное установление справедливости в отношении силовиков стало возможным только потому, что большинство уругвайцев не отчаялось даже после долгих 12 лет беззакония и диктатуры. Дождавшись удобного момента, они не побоялись заявить о своем мнении через референдум, лишили военную хунту даже призрачной легитимности и вернули в свою страну свободу.
Авторитарная диктатура Антониу ди Салазара в Португалии была относительно мягкой по сравнению с другими — тоталитарными — диктаторскими режимами середины XX века. В отличие от гитлеровской Германии или сталинского СССР, где многие люди едва ли не ежедневно рисковали жизнью, в Португалии 1933−1974 годов даже свободолюбивому человеку можно было жить без постоянного чувства довлеющей над тобой опасности.
Тем не менее даже в этой относительно мягкой диктатуре за 40 лет жертвами политических репрессий стали, по разным оценкам, от 1 до 20 тысяч человек. По данным независимых историков, за это же время в тюрьмах умерло около 60 политзаключенных. В стране существовал свой ГУБОПиК — политическая полиция ПИДЕ. Была в Португалии времен Салазара и цензура, которая старалась вымарывать из газет мнения, идущие вразрез с „единственно верным“.
Режим позиционировал диктатора как спасителя страны, который уберег Португалию от анархии межвоенного периода и не дал втянуть ее во Вторую мировую. Он представал олицетворением той самой стабильности, которую пытаются сделать своим брендом и нынешние беларусские власти. Но с ходом времени Салазар все сильнее усложнял работу собственных пропагандистов. Особенно сложно стало выставлять его хранителем мира после того, как Португалия втянулась в тяжелые войны против повстанцев сразу в трех своих колониях: Анголе, Мозамбике и Гвинее. На пике в них участвовали около 200 тысяч португальцев — а за все время правления Салазара в Африке служили более миллиона человек (примерно каждый четвертый взрослый мужчина страны).
Диктатура Салазара не хватала звезд с неба и в экономике. К концу эпохи „Нового государства“ (так называют время правления Салазара и его последователей) Португалия оставалась бедной, слаборазвитой, по европейским меркам, страной. Во многих ее районах еще не было электричества, младенческая смертность оставалась одной из самых высоких в Европе, в стране даже не существовало общенациональной системы здравоохранения. Но общее послевоенное восстановление Европы в конце концов начало сказываться и на ней.
Тем не менее послевоенный европейский экономический бум добрался и до Португалии, что помогло сформироваться португальскому среднему классу. Начиная с 1960-х годов около 800 тысяч граждан страны выезжали учиться и работать в другие европейские страны — во Францию, Германию, Швейцарию, Люксембург. Кто-то из них оставался в эмиграции, но возвращавшиеся в Португалию выглядели преобразившимися. Переняв европейский образ жизни и европейские ценности, они в полной мере почувствовали себя европейцами.
Кроме того, режим Салазара и сам способствовал некоторому социальному прогрессу. Стремясь получить поддержку от граждан, он, например, заметно уменьшил привычное для традиционной патриархальной Португалии гендерное неравенство. В период „Нового государства“ португальские женщины получили возможность открывать банковские счета на свое имя, путешествовать без разрешения мужей. Для девушек стали доступными школьное образование и университеты.
Португальский историк Жозе Мигель Сардика называет эту ситуацию „драмой для каждого диктатора“: желая стать популярным, он вынужден развивать страну и создавать средний класс. Но, способствуя созданию среднего класса, диктатор тем самым создает тех, кто в конце концов потребует от него большего.
Накопившись, эти незначительные на первый взгляд изменения привели к тому, что в 1960-х годах португальцы осознали себя как новое общество. И начали бороться с режимом. Молодое поколение и зародившийся средний класс требовали либерализации и окончания колониальной войны. И постепенно на их сторону перешли даже традиционные столпы режима Салазара — например, католическая церковь и университеты.
В 1968 году Антониу ди Салазар тяжело заболел и впал в кому. Однако надежды общества на скорые перемены не оправдались — власть удержали его сторонники. Диктатор даже успел на время выйти из комы, и, чтобы потешить самолюбие впавшего в деменцию правителя, для него создавали видимость, будто бы страной по-прежнему управляет он. Салазар подписывал документы, раздавал поручения подчиненным, для него даже печатали специальную газету в единственном экземпляре — только с хорошими (с точки зрения диктатора) новостями. И даже после смерти автократа в 1970 году долгожданные перемены так и не наступили.
Режим оказался устойчивым настолько, чтобы пережить смерть своего основателя. Власть осталась в руках Марселу Каэтану — верного соратника Салазара, бывшего в разное время министром иностранных дел, министром колоний и министром связи в его правительстве. Он затеял обновление режима „Нового государства“, добавив в него небольшие либеральные элементы. Правитель допустил к участию в парламентских выборах 1969 года оппозицию — правда, не позволив ей организоваться в партии. Из-за этого ему пришлось вести настоящую электоральную кампанию. Также Каэтану напрямую обращался к нации с экранов телевизоров — ноу-хау, немыслимое для Салазара.
Сторонники многолетнего диктатора удерживали власть шесть лет после его фактического ухода с поста. Все это время Португалия продолжала вести колониальные войны, которые в обществе к тому времени прочно ассоциировались с правящим режимом. Устав от бесконечных конфликтов, 25 апреля 1974 году младшие офицеры португальской армии организовали один из самых необычных вооруженных переворотов. Восставшие военные пользовались поддержкой значительной части общества и, свергнув Каэтану, не захватили власть в виде военной хунты, а передали ее народу. Португальская „революция гвоздик“ получилась почти бескровной — среди сторонников режима оказалось совсем немного тех, кто готов был встать на его защиту. Лишь сотрудники ПИДЕ открыли огонь по демонстрантам, пытавшимся прорваться в здание политической полиции — и убили четырех человек.
Одним из первых указов новая власть освободила всех политзаключенных и расформировала ПИДЕ. А Марселу Каэтану месяц продержали под арестом на Мадейре, после чего выслали в Бразилию. До конца своих дней он жил в Рио-де-Жанейро.
Отметим, что „революция гвоздик“ удалась лишь со второй попытки. Более чем за месяц до нее, в марте 1974 года, отряд из 200 солдат и офицеров тоже выдвинулся к Лиссабону, чтобы сместить Каэтану. Но верные режиму силовики остановили автомобильную колонну на подступах к столице — и арестовали участников неудачного переворота. Этот успех властей сыграл с ними злую шутку. Восприняв его как свидетельство своей устойчивости, Каэтану и его сторонники совсем упустили из виду подготовку нового, успешного переворота.
Большинство людей успело привыкнуть к тому, что на Корейском полуострове существуют два государства-антипода: тоталитарная КНДР на севере и демократическая Республика Корея на юге. Но такими две части страны стали далеко не сразу. Значительную часть своей истории Южная Корея находилась под властью достаточно жестких авторитарных режимов и окончательно встала на демократические рельсы только в 1987 году. Причем произошло это благодаря усилиям местного общества, которое десятилетиями не опускало руки и боролось за свои права и свободы.
С 1945 по 1960 год Южная Корея находилась под властью авторитарного президента Ли Сын Мана. Конец его правлению положила Апрельская революция 1960 года, движущей силой которой были студенты. Многие корейцы считают это восстание первым шагом на долгом пути к демократии.
Но уже в 1961 году к власти в результате военного переворота пришел генерал Пак Чон Хи. Наступила эпоха жесткого, все более усиливающегося авторитаризма, который сопровождался быстрым экономическим ростом. В 1972 году лидер хунты инициировал „Реформы возрождения“ для бессрочного продления своей власти, что привело к массовым протестам недовольных диктатурой граждан. Помимо студентов, важную роль в этих протестах играли южнокорейские христиане. Так, в 1974 году пять корейских епископов вывели 5000 католиков на крупную демонстрацию против режима военного положения, установленного президентом Паком.
Режим Пан Чон Хи устоял, но в 1979 году диктатора застрелил глава южнокорейской разведки генерал Ким Джэ Гю. О мотивах высокопоставленного разведчика, которого после этого повесили, до сих пор спорят. Но многие корейцы считают его героем, сознательно поставившим крест на 18-летней диктатуре Пак Чон Хи.
Несколько недель после смерти диктатора Южная Корея, казалось, готовилась вернуться к демократическому правлению. Но вскоре власть захватила очередная группа военных под руководством генерала Чон Ду Хвана. По стране прокатилась волна протестов против этой узурпации, но в мае 1980 года новый диктатор продемонстрировал решительность удерживать власть любой ценой. В крупном городе Кванджу на юго-западе страны солдаты национальной гвардии и десантники жестоко подавили массовые протесты против установления военного положения. По разным оценкам, военные убили от 200 до 2000 человек. Чтобы хоть как-то оправдать эту резню граждан своей страны, режим Чон Ду Хвана объявил восставших пособниками коммунистов, возможно, поддержанных Северной Кореей.
Жестокое подавление властями протестов в Кванджу лишь сплотило южнокорейских сторонников демократических перемен — и уменьшило и без того недостаточную легитимность режима. Непрекращающиеся протесты и недовольство среднего класса вынудили Чон Ду Хвана в 1987 году оставить президентский пост. Своим преемником на выборах он объявил отставного генерала Ро Дэ У. Для того рекомендация от непопулярного диктатора стала медвежьей услугой. Но в конце концов он сумел дистанцироваться от диктатуры, объявил приоритетом принятие новой демократической конституции и сумел обойти двух оппозиционных кандидатов, которые не смогли преодолеть разногласий между собой и раздробили протестный электорат.
Придя к власти, Ро Дэ У выполнил свои обещания о постепенной политической либерализации и демократизации. В Южной Корее появилась обновленная конституция, было восстановлено местное самоуправление и автономия университетов, а выборы президентов коллегией выборщиков заменили на прямые выборы гражданами.
В 1993 году южные корейцы избрали на должность главы своей страны Ким Ён Сама — первого президента, который не имел поддержки со стороны военных. В 1990-х годах Южная Корея восстанавливала и развивала демократические институты и превратилась к настоящему времени в одну из трех самых демократических стран Азии (в 2023 году она уступала здесь по индексу демократии только Тайваню и Японии).
Чили и Греция
Примеры Уругвая, Португалии и Южной Кореи очень показательные, но далеко не единственные. Мы уже рассказывали о том, что борьба против диктаторских режимов оказывается обреченной на неудачу в том случае, если граждане таких стран отчаиваются и перестают верить в возможность демократических перемен. В некоторых случаях победа достигается быстро. Но даже во время стремительной „революции гвоздик“ в Португалии за почти мгновенным отстранением от власти диктаторов стояла многолетняя борьба граждан против войны и за свои права. Она и привела к появлению прослойки решительных молодых офицеров, готовых к активным действиям против диктатуры.
В то же время часто общество годами активно восстает против диктатуры. Борьба чилийской оппозиции против режима Аугусто Пиночета в Чили продолжалась 17 лет. Внутри страны диктатору поначалу даже удалось подавить всякое сопротивление, построив сеть концлагерей для политзаключенных — через них прошли десятки тысяч человек, а тысячи погибли.
Но чилийское сопротивление активизировало работу за границей, смогло найти там союзников — и вернулось в страну, вынудив Пиночета отказаться от власти. Подробнее об этом мы рассказывали в отдельном тексте.
Другой пример — Греция. В 1967 году в результате военного переворота власть там захватил режим „черных полковников“. Только в первую неделю после этого хунта арестовала более 8000 человек. Новые власти одну за другой отменяли политические свободы греков, ликвидировали политические партии, а гражданские суды заменили военными. За настроениями граждан следила тайная полиция, прессу контролировала цензура, а любые проявления инакомыслия пресекались. В тюрьмах многочисленные политзаключенные подвергались пыткам.
Греческое общество не смирилось с диктатурой. Сначала попытку контрпереворота предприняли элиты под руководством законного правителя страны, короля Константина II. Монарх попытался собрать верные войска на севере страны и, опираясь на них, по радио обратился к нации, призывая не подчиняться хунте. Однако его сторонники сделали ставку на бескровные акции протеста и возвращение власти мирным путем. „Черные полковники“ перехватили инициативу и вынудили Константина покинуть страну. Лидер хунты Георгиос Пападопулос сосредоточил в своих руках огромную власть, став одновременно премьер-министром, министром обороны, министром иностранных дел и королевским регентом.
Несмотря на репрессии со стороны властей и поражение первой попытки сбросить военный режим, греки продолжали сопротивляться диктатуре. Катализатором антидиктаторских протестов выступили студенты. Раз за разом они выступали против предоставления Министерству обороны права произвольно лишать неугодных представителей молодежи отсрочки от армии, против попыток Пападопулуса узаконить узурпацию власти с помощью референдума, против задержания участников митингов.
В ноябре 1973 года студенты начали настоящее восстание и заняли здание Афинского политехнического университета. Представители факультетов создали Координационный совет и потребовали суда над руководителями диктатуры, восстановления демократии и выхода Греции из НАТО. Афинян поддержали студенты в Салониках и Патрах, к столице выдвинулись протестующие крестьяне. Давить студенческий бунт „черные полковники“ бросили армию с танками. Задушить протест военным удалось ценой больших жертв — по разным оценкам, было убито от 24 до 83 человек.
Однако победа режима оказалась пирровой. Уже через несколько дней, воспользовавшись политической нестабильностью, Пападопулуса сместил другой военный, Димитрис Иоанидис. Новый диктатор попытался еще сильнее закрутить гайки, ужесточил цензуру и усилил репрессии против недовольных студентов. Чтобы снизить градус напряженности в обществе, он попытался сместить его внимание на внешнюю политику. Иоанидис втянул Грецию в поддержку военного переворота на Кипре, который в итоге спровоцировал турецкое вторжение на остров. Страна оказалась на грани войны с Турцией, „черные полковники“ объявили мобилизацию — но ее не поддержало ни население, ни армия.
Под влиянием протестов и внешнеполитических провалов в июле 1974 года назначенный ранее хунтой „черных полковников“ президент Федон Гизикиз договорился с частью военных о смещении Иоанидиса. В страну пригласили популярного бывшего премьер-министра Константиноса Караманлиса, который собрал правительство национального единства. В декабре 1974 года в Греции прошли демократические выборы. Поскольку греки на референдуме отказались от восстановления монархии, страна превратилась в парламентскую республику.
На судебном процессе над „черными полковниками“ Пападопулос вел себя вызывающе. Журналистов он заверил, что не пробудет в тюрьме долго. Но суд приговорил его, Иоанидиса и двух других лидеров диктатуры к смертной казни за государственную измену и мятеж. Позднее смертные приговоры заменили на пожизненное заключение.
На восстановление демократии в Греции после военного переворота ушло семь лет. Успех стал возможен благодаря тому, что греки не отчаялись после первых неудач. И, дождавшись „черного лебедя“ в виде провальной кипрской авантюры, восстановили законность в своей стране.
Читайте RusDelfi там, где вам удобно. Подписывайтесь на нас в Facebook, Telegram, Instagram и даже в TikTok.
