Попаданцы. Как и куда выходят на свободу после многолетнего заключения „политические“ узники „ДНР“

На оккупированных территориях неожиданно стали освобождать узников режима „ДНР“ — конечно, не всех и не везде, но не заметить этот процесс невозможно. В частности, многие герои наших материалов 2018−2020 годов вышли из камер предварительного заключения на свободу. Дав под пытками признательные показания о „разжигании межнациональной розни“ в своем твиттере или на странице фейсбука“, или о „содействии терроризму“, эти люди по 5−6 лет ожидали в СИЗО суда и последующего обмена. Но именно судебное заседание (вернее, его отсутствие) стало решающим фактором в судьбе большинства заключенных: те „политические“, кто дождался суда, так и продолжают сидеть, а вот те, до кого „руки не дошли“, понемногу с конца 2022 года стали выходить на свободу. „Спектр“ при поддержке Медиасети поговорил с бывшими „политическими“ узниками о том, как устроена система пыток и наказаний и как им удалось освободиться.

Справка „Спектра“

До войны в Донецкой области Украины находились 20 колоний и 3 СИЗО. К ноябрю 2014 года на оккупированной трети области оказались 13 колоний и одно СИЗО №5 города Донецка — вместе с большей частью рядового персонала и 10 000 осужденных именем Украины заключенных и следственно-арестованных.

С марта 2015 года в „ДНР“ заработали собственные суды, которые руководствовались старым УПК УССР. Колонии стали пополняться „политическими“ узниками — то есть лояльными к своей стране гражданами Украины. „Политических“ судили за „шпионаж“ и подготовку к нему, „терроризм“ и содействие ему, „измену родине“. Самой распространенной статьей было „разжигание межнациональной розни“ — по ней шли всевозможные „твиттеряне“, то есть осужденные за посты в социальных сетях и неосторожные высказывания.

В первое время „политических“ пропускали через пыточные „подвалы“, затем возникла обширная система мест заключения „МГБ ДНР“: концлагерь под названием „Изоляция“, подвалы самого здания МГБ на бульваре Шевченко, откуда, после получения необходимых показаний, узников переводили в барак камерного типа колонии № 97 и СИЗО №5. После судов „политические“ мужчины попадали в отдельный барак 32-й колонии города Макеевка, а женщины — в колонию города Снежное.

Следствие по „политическим“ могло идти как месяцами, так и годами, но на обмен их отправляли только после решений местных „судов“, поэтому следователи старались использовать помимо пыток гораздо более мощный фактор давления — надежду на освобождение. Однако к началу 2020 года обмены прекратились, а люди в колониях и СИЗО остались. После полномасштабного вторжения России в Украину на смену режиму „ДНР“ пришло российское законодательство, которое радикально изменило картину мира на оккупированных территориях — в том числе и в системе исполнения наказаний.

Пытки на улице Светлого пути

К ноябрю 2014 года „ДНР“ и ее российские кураторы взяли под полный контроль учреждения исполнения наказаний. На оккупированной территории Донецкой области действовали 13 исправительных колоний и СИЗО №5 города Донецка. Эти колонии и по сей день в основном сохранили весь свой низовой персонал — охранников и инспекторов, людей своеобразной тюремной закалки и философии. Эти люди проводят свою жизнь практически в тех же помещениях, что и заключенные, где общее пространство диктует общие для всех правила сосуществования (в том числе и низовой коррупции), где никто не перегибает палку и старается не портить друг другу жизнь.

В противовес этой „старой“ системе в Донецке появилась и „новая“: подвалы здания МГБ на проспекте Тараса Шевченко и концлагерь „Изоляция“ на улице Светлого Пути (в помещении бывшего арт-кластера, созданного, в свою очередь, на территории старого советского завода). Там новонабранные следователи и охранники ломали людей, подвергали пыткам, изощренному насилию, следователи выбивали и диктовали показания. Впрочем, как отмечают сами „политические“, ситуация с пытками в „ДНР“ все время меняется: „Изоляцию“ новые поколения гражданских заложников даже стали называть „Изольдой“ — после того, как лагерь на улице Светлого пути превратился в новое СИЗО ФСБ, там теперь нет неконтролируемого насилия и карателей типа печально знаменитого экс-коменданта по кличке „Палыч“.

Иногда, после месяцев содержания в „Изоляции“, выживших переводили в „обычные“ места лишения свободы. Они тоже отличались: до суда „следственно-арестованные“, „политические“ содержались в СИЗО, затем женщины ехали в колонию в Шахтерск, мужчины переводились в отдельный барак 32-й колонии в Макеевке, где все ждали вожделенного обмена и освобождения. Обмен в те годы был главной движущей силой следствия „ДНР“ — практически все выжившие рассказывали „Спектру“, что следователи говорили им: „чем быстрее ты все подпишешь и дело передадут в суд, тем быстрее случится обмен и выйдешь ты в свою Украину“.

Сроки в 10 или 15 лет, которые давал суд „ДНР“, выглядели смешными — никто не верил в столь долгую жизнь самопровозглашенной республики, а вот обмены тогда случались довольно часто. Тем не менее, в 32-й колонии, в „обменном“ бараке, до сих пор находятся больше 50 узников: последний большой обмен гражданских между Украиной и Россией произошел в декабре 2019 года. С тех пор все безнадежно затихло…

Полномасштабное вторжение России в Украину резко изменило судьбу подследственных, да и самих „правоохранителей“. После 5 октября 2022 года, когда на „новых территориях“ ввели российское законодательство, в местные прокуратуры, МГБ, суды, тюрьмы и колонии пришли другие практики, руководство и порядки.

Во-первых, люди, арестованные пять-шесть лет назад за проукраинские настроения, новому руководству стали просто неинтересны — в их слепленных под пытками признаниях было не разобраться, а ведь вновь созданным органам требовалось готовить их уже к российскому судопроизводству.

Во-вторых, после короткого аудита многие заслуженные в „ДНР“ „следователи“, „судьи“ или „оперативники МГБ“, набранные из ранее судимых за криминальные преступления, просто потеряли свою работу.

- Настроения в этой системе очень мрачные, — рассказывает „Спектру“ источник в правоохранительной системе „ДНР“, из соображений безопасности пожелавший остаться анонимным. — Дело в том, что с приходом сюда России никакого перевода [служащих в новые структуры] не случилось: суды, Генеральную прокуратуру ДНР, МГБ ДНР просто закрыли. Местные кадры устраивались в новые органы как в первый раз, а сейчас, еще и после всех отсевов, на руководящие посты постоянно заходят молодые специалисты из „большой России“.

Источник „Спектра“ утверждает, что в судах, МГБ, Генеральной прокуратуре „ДНР“ при смене вывесок отсеялось от 30 до 40% старых кадров. Тот же источник утверждает, что единственная не пострадавшая от этой „реформы“ служба, — колонии и СИЗО. В этих структурах традиционно небольшая зарплата и хронический недобор кадров. „На „зонах“ людям просто поменяли форму и шевроны!“ — поясняли „Спектру“ практически все бывшие узники, с которыми нам удалось поговорить.

Что еще нового? В колониях стали держать украинских военнопленных — кроме печально известной зоны в Еленовке, сотни пленных поступили в 32-ю колонию в Макеевке. Также сотнями считают и новых арестованных гражданских.

- Сейчас „свежих“ гражданских пленных примерно 600 человек — триста в колонии №8 в городе Кировское и еще триста в Горловке, на Калининской зоне. Это все люди, которые где-то работали при Украине, служили когда-то, и на них показали тут пальцем, — рассказал „Спектру“ источник в правоохранительной системе „ДНР“.

В условиях перегрузки колоний (и особенно следственных изоляторов) в Донецке начался парадоксальный для этих мест процесс освобождения „старых узников“ — преимущественно тех, кого раньше считали „невезучими“, до кого у судов „ДНР“ так и не дошли руки за все эти годы. Теперь те суды распущены вместе с Генеральной прокуратурой, а нормы УПК „ДНР“ со смертной казнью и почти что „сталинской“ безнаказанностью прокуратуры заменили УПК РФ, согласно которому, например, невозможно в рамках действующего законодательства держать человека под следствием шесть и более лет без дисциплинарных взысканий в отношении нерадивого следователя. Не говоря уж о том, что по законодательству РФ статья о „разжигании межнациональной розни“ в первый раз предполагает лишь административную ответственность, а при режиме „ДНР“ сотни людей получили по этой формулировке тюремные сроки в десять лет и больше.

„Чего-то не хватает“

До 2014 года в 97-й колонии города Макеевка был барак для пожизненно заключенных с размещением в камерах. При „ДНР“ этот барак превратили в очередное СИЗО „молодой республики“: здесь держали преимущественно „политических“, но доставались места и коррупционерам из числа „красных“ (то есть сотрудников правоохранительных органов „ДНР“) и некоторым сторонникам „Русской весны“ образца 2014 года — например, в СИЗО подолгу сидели член общественной палаты „ДНР“ и блогер Александр Болотин, и.о. министра промышленности и торговли „ДНР“ Алексей Грановский и многие другие чиновники.

После того, как „старых узников“ стали выпускать на свободу, 97-ю колонию здорово проредили. „Из сотни человек шестьдесят вышло, в камерах остались преимущественно „красные““, — пояснил один из собеседников „Спектра“.

Из шестидесяти освобожденных „политических“ мы нашли пятерых, с которыми смогли поговорить. Эти люди провели в СИЗО „ДНР“ от четырех до шести лет, годы в закрытом помещении, рассчитанном на 104 человека. Некоторые были арестованы еще в 2017 году, можно сказать в другой реальности — при кнопочных телефонах, украинских паспортах и четко работающей системе блокпостов на линии соприкосновения. Они напоминают классических „попаданцев“ из российской фантастики — людей, пропавших в страшной параллельной реальности и снова выброшенных в привычный мир, но уже не в свое время.

- Я вышел [из тюрьмы] 23 октября 2023 года, иду и не понимаю что происходит: весь город течет, отопление они включили и все трубы потекли, Донецк заросший весь какой-то, грязный, и чего-то не хватает — вот, забор вокруг завода „Точмаш“ пропал — украли? — рассказывает о первых днях на свободе Сергей Москаленко, ученый, просидевший в СИЗО „ДНР“ ровно 6 лет. — Разрушений много и, главное, в общественном транспорте, за рулем легковых автомобилей, микроавтобусов везде женщины — мужиков вообще нет, на остановках везде тоже одни женщины! Я, чтобы набраться впечатлений специально первые дни просто ходил по Донецку — во-первых, стало много кавказской речи, появились буряты, и много женщин вот в этих платках, хиджабах. Во-вторых, мне следователь говорил, что без паспорта РФ я не смогу жить, ничего не смогу сделать, но оказалось, это не совсем так. На Главпочтамте любые документы ходят: телефонную карточку кто-по украинскому паспорту покупал, кто по „военнику“ какому-то… Соседка моя говорит: „Серега, а у тебя права есть? Старенькие, украинские? Нормально! Будешь меня на рынок возить, работу тебе могу найти — сторожем будешь дежурить на 600 рублей в день на СТО…“ Ну, этого на еду бы мне хватило…

До войны Сергей Москаленко закончил аспирантуру Донецкого политехнического университета, писал диссертацию и возглавлял лабораторию в НИИ, а с 2016 года возил людей и продукты через линию соприкосновения Арестовали его за „содействие терроризму“ и продержали без суда в концлагере „Изоляция“ и 97-й колонии без малого шесть лет. Сейчас он в качестве беженца находится в Германии.

На момент наших бесед не все еще покинули территории, находящиеся под контролем РФ, и о них мы вынуждены говорить с известной осторожностью. Выпускали их с декабря 2022 года по февраль 2024 года. Кого-то выпустили „ввиду отсутствия состава преступления“, кому-то предложили сделку — признать вину и получить быстрый приговор, равный уже отбытому сроку. Кто-то был освобожден, поскольку уже отсидел в СИЗО срок, который ему грозил по инкриминируемой статье.

- В „ДНР“ же было смешанное законодательство — вроде украинское, но смешанное с советским УПК от 1961 года, а там говорится, что следственно-арестованный может находиться в заключении столько, сколько предполагает санкция статьи УК, по которой его обвиняют, — поясняет один из донецких адвокатов, работавших в „ДНР“. — Почему в свое время Европа и потребовала от нас ввести разумные сроки во всем. А так да — пытали людей! Говорили: или ты признаешься и пойдешь после суда в колонию или сдохнешь в СИЗО…

„Мешка с головы не снимали“

Сергей Протасов останется в моей памяти как очень худой, словно свитый из крепких тонких веревок мужчина, поминутно затягивающийся сигаретой. Мы встретились возле Киевского института сердца: в медицинском центре Протасов проходил реабилитацию после возвращения на свободную украинскую землю.

В Сергее чувствовалась чисто тюремная привычка всегда соизмерять свои слова с окружающей обстановкой: сперва мы молча пьем кофе в небольшой шумной кофейне рядом с госпитальным зданием, а потом, по просьбе Сергея, идем говорить в мою машину, без чужих ушей.

Образования у него нет, только 11 классов школы, но до войны в своем регионе Донецкой области Протасов смог стать успешным фотографом — снимал школы и детские сады, делал родителям фотосессии любимых чад. Так он зарабатывал вплоть до конца 2014 года, пока война окончательно не сломала его бизнес.

После Сергей стал заниматься перевозками — возил людей через КПВВ „Майорск“: из родного Шахтерска Донецкой области в Харьков и обратно. Стартовал в пять утра, ехал в одну сторону целый день, набирал клиентов через интернет и жил на два города, на две территории: на оккупированной и на свободной, подконтрольной Украине.

- Себя старался не перенапрягать, ехал одним днем в один конец, в Харькове мог несколько дней потом пожить, места в очереди на КПВВ сначала покупал, потом договаривался с таксистами — приезжал к 6 утра, по дыркам шнырял и протискивался в первую десятку, — описывает свою работу Протасов. — Сажать в машину старался 4 пассажиров, по 700 гривен с человека.

Арестовали его тоже как „перевоза“, в ходе игры спецслужб. Вот как об этом рассказывает сам Протасов: в „МГБ ДНР“ поймали двух военнослужащих „народной милиции ЛНР“, которые якобы должны были совершить убийство местного „министра налогов и сборов“ Александра Тимофеева с позывным „Ташкент“ (покушение действительно состоялось, но Тимофеев выжил). С задержанными и украинскими спецслужбами повели игру: „киллеры“ стали просить у своих кураторов вывезти их на подконтрольную Украине территорию. Водителем оказался Сергей.

– Мне позвонили, как обычно, с Украины на телефон из рекламы: „Катаешься? Места на 21 сентября из Шахтерска есть? Сколько стоит?“. Ну, я и поехал. „Хлопнули“ там меня целой группой захвата — поломали сильно всего!..

В „Изоляции“ Сергей провел 10 месяцев.

- В МГБ хотели от меня, чтобы я бумажку подписал: что знал все про „заказ“, что задание получил от сотрудников СБУ, — рассказывает Сергей. — Все, что могли, со мной делали: и током били, и просто так… Кто бил — я не видел: мешка с головы во время пыток не снимали. Здоровья у меня хватило на три месяца — бумажку я подписал, и меня все, оставили в покое. В „Изоляции“ я просто сидел, как все, только попадал под общую раздачу, когда [бывший комендант Донецкого концлагеря по кличке] „Палыч“ чудил — бил всех… Лепили мне сначала „пособничество терроризму“, потом „участие в группировке“, потом опять „пособничество“, а потом, в самом конце, сменили на статью их 133-ю — это о том, что я не сообщил о преступлении органам, по ней год сидеть надо или административка. Вот в связи с тем, что срок давности по 133-й истек, они прекратили уголовное преследование, и вышел я в тот же день — 30 декабря 2022 года. Я просил какую-то справку, бумагу об освобождении для пересечения границы, но следователь мой, Анатолий Лозинский, сказал: „Ничего мы тебе не дадим, никто за все это отвечать не хочет!“

С 21 сентября 2017 года по 30 декабря 2022 года Сергей Протасов в ожидании суда провел в заключении 5 лет 3 месяца и 9 дней…

Кстати, следователь у Сергея Протасова не был уволен в ходе российской чистки: вел он его дело с небольшим перерывом в 2019 году до самого конца, до освобождения.

- Он мне сразу сказал, в самом начале: мол, попал ты не в то время, не в то место, я знаю, что ты не при делах, — рассказывает про следователя Лозинского Сергей Протасов. — По сути на мое место, на этот заказ могли вызвать любого, хоть „радио такси“, и уже он бы „попал“. Меня ж не предупреждали, что возможна какая-то опасность, нужно вывезти людей, не говоря уже про „террористов“. Я ехал в открытую, напрямую, через все официальные блокпосты, проходил контроль паспортный и все остальные…

Сергей интересен еще и своим опытом жизни в „ДНР“ без российского паспорта — посмеиваясь, он говорит, что вообще не хотел его получать. Жизнь без российского паспорта в „ДНР“ крайне неспокойна — тебя проверяют на каждом блокпосту, к „иностранцу“ может прицепиться любой патруль. Отдельный страх — выезд за пределы „ДНР“, пересечение любой границы сопряжено с риском попасть под новый арест и посадку…

- Очень сильно мешают жить с украинским паспортом, везде давят, — поясняет Протасов. — Но если б я начал получать тот паспорт РФ, сразу бы мои документы стали проверять и я снова попал бы в поле зрения ФСБ. Они же мне что говорили, когда выпускали? „Вышел — уезжай в свою Украину!“.

После освобождения Сергей нашел себе квартиру в Енакиево, платил за аренду 5 000 рублей — немного по местным меркам. Еще помогал с ремонтом дома хозяйке квартиры, занимался всевозможными „шабашками“. Потом нашел через знакомых работу на пекарне — Сергей несколько раз повторил: „тяжелый труд, не по моему возрасту“. Смены по 14 часов, два дня через два, выпечку можно брать домой, но поесть на смене можно было только второпях — утолить голод бутербродом.

- Таскать мешки с сахаром, мукой целую смену, а платят за это 1 500 за день, в месяц набегало 20 000 рублей — вообще ни о чем! Чисто „на покушать“! Если б мама не помогала… — машет рукой Сергей.

- В Донецке об убитых не говорят много, — продолжает он. — Хозяйка моей квартиры, к примеру. У нее год назад муж погиб на войне — умер после тяжелого ранения в госпитале, забрали на мобилизацию с завода, всю смену его шух-шух — и забрали. А теперь сын пошел на контракт, воевать: обсуждается это так, будто он на заводе работает, на смену ходит. И таких [людей, легко обсуждающих войну и смерть,] много, может, в пищу им что подмешивают? — мрачно шутит Сергей. — Отношение простое — убьют так убьют. Их пачками там кладут: только и слышно вокруг: „брат погиб“, „кум погиб“, „сват погиб“, а дальше — точка, никакого обсуждения, молчок! Как будто [человек] в санаторий поехал или на заработки и не вернулся. Я там [в Донецке] год пробыл, и это все реально напрягает, как будто все вокруг немного „того“, — крутит пальцем у виска Протасов.

- Меня в итоге сосед по камере „Изоляции“ уговорил выезжать, Хальдун. Если б не он, я б до сих пор не решился! Он меня месяц уговаривал, пока сам под подпиской о невыезде был, говорил, что пять-шесть человек только по моему делу выпустили из „97-й“, и все они в Украину уехали относительно благополучно. Ну, и главное — чтобы вдвоем ехать, если вдруг что — останется свидетель. Я же исходил из того, что если в России меня где-то „прикроют“, то уже никто меня не найдет, никаких обменов ждать там не приходится. Там сразу — „финита ля комедия“ будет…

Хальдун Харахшех — гражданин Иордании. Закончил курс Донецкого медицинского университета в Краматорске и проходил специализацию как врач-уролог. Хальдун женился на украинке, осенью 2017 года ехал из Краматорска в Харцызск, к жене, через линию блокпостов и был арестован как „иностранный шпион“, которого довольно быстро в официальной „прессе „ДНР“ назвали „киллером“. Якобы этот киллер должен был убить главного на тот момент пропагандиста „народной милиции“ — полковника Эдуарда Басурина. Тогда и после Басурин, разумеется, выжил: его уволили со службы в 2022 году, сразу после полномасштабного вторжения России, одного из первых в ряду практически опереточных местных героев „Русской весны“.

Сегодня, в разговоре с корреспондентом „Спектра“, Хальдун называет свое обвинение „словами, которые ничего не значили“. Тем не менее, врач-иорданец просидел в концлагере „Изоляция“ и бараке камерного типа 97-й колонии чуть меньше шести лет. Он вышел на свободу в конце 2023 года с довольно-таки редкой формулировкой: „за отсутствием состава преступления“. „Вы слышали, чтобы террористы кому-то приносили извинения? Даже на словах?“ — реагирует на вопрос „Спектра“ об обстоятельствах освобождения Хальдун Харахшех. Его поначалу выпустили под подписку о невыезде — ни о каких извинениях, а тем более компенсациях бывшим узникам ни в одном известном „Спектру“ случае речи не было.

Именно Хальдун уговорил ехать в Украину своего сокамерника Протасова. Но Сергея через гуманитарный коридор в Сумскую область пропустили, а иорданца нет — российским пограничникам показалось мало его просроченного иорданского паспорта и свидетельства о браке с украинской гражданкой, чтобы признать его связь с Украиной. Хальдун поехал в Москву, обратился в родное посольство и уже там смог получить актуальные документы. После этого его не выпускали пограничники аэропорта „Шереметьево“: не понимали, каким таким образом этот странный гражданин Иордании попал в Россиию?

В конце концов, Хальдун Харахшех с помощью посольства получил транзитную визу в миграционной службе РФ и вырвался на родину в начале апреля 2024 года. Теперь его ждет новая эпопея: получение украинской визы. Он хочет закончить свое медицинское образование.

„Андерсен отдыхает!“

С бывшим шахтером Игорем Михеевым мы встречаемся в кофейне на киевской станции метро „Золотые ворота“: знаковое место — рядом комплекс зданий центрального офиса СБУ. Михеев не скрывает, что встречался с людьми из этой службы, помогал составить списки узников, которые все еще сидят в тюрьмах на оккупированных территориях, может, еще будут обмены, может, можно чем-то помочь?

Он знает, что я говорил с Сергеем Протасовым. Михеев отсидел с ним больше года в одной камере. Сидели не одни — например, вместе с известным пропагандистом „ДНР“ Романом Манекиным.

Политолог Манекин в оккупированном Донецке личность по-своему легендарная. Уроженец Макеевки, он закончил МГУ, делал карьеру в Москве, но в 2014 решил выполнить „миссию белого человека“ — научить местных „аборигенов“, как правильно разворачивать „Русскую весну“ на украинском Донбассе. Местные же коллаборанты, как оказалось, самочинных учителей из России любили не очень. И вообще не любили слишком умных конкурентов с претензиями на руководство — никакого места в администрации „ДНР“ Манекину не нашлось. Он воспринял это с понятной обидой, часто и густо критиковал местных выдвиженцев, давал множество комментариев о сотнях граждан России, томящихся в подвалах „ДНР“, пока у кого-то не кончилось терпение: в 2017 году Манекина задержали и сильно избили, домой он вернулся после публичного комментария в его защиту лично от Марии Захаровой — живой, но со сломанной ногой. Потом был еще один арест и короткое заключение, но социальные сети Манекина все равно продолжали работать. И наконец в декабре 2020 года Роман Манекин исчез окончательно — пока летом 2021 года закрытый суд „ДНР“ не дал ему срок меньше малого: 2,5 года лишения свободы за так и неназванные прегрешения.

— Он плохо сидел: плохо мылся, плохо стирался, плохо ходил в туалет! — кратко формулирует тюремную биографию Манекина Игорь Михеев. Гораздо больше воспоминаний у Михеева сохранилось о другом его соседе по камере, из „красных“ (так зовут в заключении бывших сотрудников всевозможных силовых органов „ДНР“).

- Ему много передавали — он меня и кормил, и поил, и одевал. Спасибо ему за это и особенно спасибо за то, что он меня просто заставлял жить и писать, — рассказывает Михеев. — Говорил: „Садись и пиши жалобы во все инстанции!“ — там же нет никаких правил и норм закона, с делом ты можешь ознакомляться годами, хотя в РФ на это законом отведено 30 суток. Нас же приглашали на знакомство с делом раз в год! Первый раз, помню, следователь приехал на „97-ю“ сам, дал мне ручку и говорит: „Расписывайся! Том такой-то, страницы такие-то — ознакомлен!“ — а потом другую ручку дает, чтобы разными цветами записи были. Это было в 2020 году, он надеялся на обмен скорый! Типа, подписал, и все: дальше суд и обмен!

Потом у Михеева сменился следователь, и в очередное свидание ему дали почитать его дело, первые страницы.

- Андерсен отдыхает! Такая чушь, такая ересь! — смеется Михеев. — Чуть позже уже следователи СК РФ читали дело и испытывали шок: как с этим, так плохо слепленным, можно было столько находиться в заключении? Согласно делу, у нас не было даже попытки „террористического акта“! У нас была „подготовка“, „мыслепреступление“…

Михеев — крепкий, немногословный мужчина пенсионного возраста, со своим мнением и твердым внутренним стержнем. Про обвинение свое отвечает кратко: „Там выбивают все!“ Он годами наблюдал последствия пыток коменданта Палыча в „Изоляции“.

- Палыч нас всех по 2017 году знал и поэтому мог в 2019 году бросить нам в камеру новеньких, после допроса. Помню парня, Сергеем его звали: кинули голого в камеру, так у меня хоть трусы были вторые, стиранные — отдал. Звали этого Сергея потом „Кукурузой“, на нем живого места не было, каждый день „Тапик“ (ТА-57, полевой телефонный аппарат с индукционной катушкой, который использовался для пыток — Ред.) и электрошокер, каждый день забирали и возвращали, забирали и возвращали… — буднично рассказывает Михеев.

- Когда МГБ там [в „ДНР“] закрыли, ФСБ ознакомились с моим делом и отказались его брать к себе. Меня в итоге с обвиняемых перевели в свидетели, пожали руку и выпустили. Я просил: „Дайте документ какой, что я тут сидел“, — а мне отвечают: „Это к МГБ, а его сейчас нет!“. И все! — поясняет „Спектру“ Михеев. — Мне выдали документы про 4 года, которые я провел в 97-й колонии, но 26 месяцев в „Изоляции“ просто пропали [из документов] бесследно.

Игорь Михеев провел в концлагере „Изоляция“ дольше всех известных нам на сегодня узников. Сам он считает, что перенести тюремный срок ему помогла его вера (с 1993 года Михеев ходит в церковь Свидетелей Иеговы, которую в России в 2017 году признали экстремистской организацией, вопреки решению Европейского Суда). Кстати, он — единственный из известных „Спектру“ узников, чья семья выдержала испытание разлукой и неволей. Большинство жен не дождались своих мужей, сидящих в тюрьмах — некоторые заочно с ними развелись или нашли себе новую пару, а некоторые даже успели подать на алименты. Михееву всего этого, по счастью, удалось избежать. Сразу после нашей встречи он отправился забирать внучек из школы…

Вернуться в жизнь из многолетней параллельной реальности, из неволи — это огромная работа. Но, как можно заметить, политические узники „ДНР“ с ней неплохо справляются.

Читайте RusDelfi там, где вам удобно. Подписывайтесь на нас в Facebook, Telegram, Instagram и даже в TikTok.